— Придёшь завтра, пораньше, — сурово велел он. — Не опаздывай. Алёна кивнула. Может быть, завтра ей удастся всё-таки поймать этого проклятого кота! В Отрадном действовала подземная железная дорога. Громкое слово «метрополитен» для неё не годилось, всего-то навсего одна ветка с семнадцатью станциями, поэтому местные её называли коротко — подземка. Подземка связывала дальние выселки с центром поселения, очень удобно. Зимой это был единственный вид транспорта, работавший бесперебойно. Пока ждали поезд, — табло показывало время прибытия, через двенадцать минут, — Алексей приобнял за плечи и потянулся поцеловать, у него это получилось до того естественного и как-то правильно, что не хватило духу отбрить привычной грубостью. Алёна мягко отстранилась, покачала головой. — Ты не свободна? — спросил он прямо. — Да, — честно ответила она. — Извини. — Понял, — кивнул он. И Алёна как-то сразу ощутила, что он действительно понял. Что никаких поползновений больше не будет. Никаких зацепок, шуточек с подтекстом, рук, случайно оказавшихся не там, где надо, — не будет. Было даже немного жаль, Алексей ей, в общем-то, понравился… — Как мне проехать к домовладению Флаконниковых? — спросила она. — Станция Лесная, — подсказал Алексей. — Что я скажу твоим? Ведь спросят. — Правду скажи, — посоветовала Алёна. — Это мои проблемы. — Понял, — кивнул он. Подошёл поезд. Непривычно короткий, из четырёх оранжевых вагончиков, почти пустой: время ещё было не позднее. До станции Матвеевка ехали вместе, молча. Алексей попрощался коротким кивком и вышел в двери, не оглядываясь. Хороший парень, правда, жаль. Что бы его полгода назад не встретить! Конечная станция Лесная оказалась наземной. Поезд весело вылетел навстречу солнцу, светившему сквозь прозрачную крышу и настенные витражи. По короткому переходу Алёна вышла на противоположную сторону, на узкую дорогу со старыми седыми елями по обеим обочинам. От вчерашнего бурана не осталось ничего: снег стаял за день, а небо радовало пронзительной синевой без единого облачка. Разве что северный ветер не баловал теплом, пришлось поднять капюшон. Дорога обогнула небольшой холм и упёрлась в арку с фигурной, потемневшей от времени деревянной вывеской: «Домовладение Флаконниковых». Алёна вздохнула, скрестила пальцы на удачу, и шагнула под арку. Ничего не изменилось: всё та же дорога через ухоженный хвойный лес, тишина и безлюдье. Откуда-то справа вылетела вдруг рыжеватая птица, просвистев пёстрым крылом у самого носа, и, с заполошным воплем «ррах-ррах», взмыла на макушку ближайшей ели. Алёна свирепо погрозила ей кулаком: напугала, тварь пернатая! К хвойному запаху леса добавились сладковатые фруктовые нотки — там, за поворотом, что-то цвело по-весеннему буйно. Шиповник, как выяснилось довольно скоро. Живая изгородь из низкорослого шиповника перед большим трёхэтажным домом, обильно усыпанная крупными белыми цветами. За изгородью, в цветнике, возилась с розами странно, не по погоде тепло, одетая женщина. — Простите, — обратилась к ней Алёна, — доброго дня… — И тебе добрый день, — доброжелательно отозвалась женщина, распрямляя спину. Её лицо показалось Алёне знакомым, но она не смогла опознать его сразу. — Вы не подскажете, как мне найти Тимофея Флаконникова? — волнуясь, спросила Алёна. — Тимофея! — отозвалась женщина, с любопытством рассматривая гостью. — Ты, должно быть, Алёна Свенсен, он о тебе рассказывал. На воротничке её толстой куртки обнаружился значок второго телепатического ранга. Сразу стала понятна причина зимней одежды: для носителей телепатической паранормы комфорт заканчивался на границах климат-зон больших городов…. — Тим сейчас на южном склоне работает, — объяснила женщина. — Можешь взять кар, умеешь водить? — Алёна кивнула, глупый же вопрос, кто не умеет водить тихоходные служебные электрокары? — На южный склон дорога поворачивает вон там, за прудом, и дальше идёт прямо, не заблудишься. — Спасибо! — торопливо поблагодарила Алёна. — Спасибо вам! — Не за что, — добродушно отозвалась женщина и добавила, уже ей в спину:- Засветло только вернитесь оба! Южный склон гигантским пандусом уходил вниз, к далёкой синей ленте полноводной реки. Леса на нём ещё не было. Но руки у людей до него уже дошли — рядами стояли поддоны с трогательно-пушистыми маленькими ёлочками, которые планировалось высадить здесь в течение короткого лета. — Привет, — сказал Тим как ни в чём не бывало, опираясь на лопату. Солнце поджигало его светлые волосы бронзовым золотом, а от внимательного взгляда серых глазах внезапно прилил жар к щекам, коснись ладонью, обожжёшь ладонь… — Ты обедал? — спросила Алёна первую глупость, пришедшую в голову. — Нет, — беспечно отозвался Тим и пояснил:- Ждал тебя. Кто-нибудь другой за такую шуточку огрёб бы в глаз. Но Тим не шутил, вот в чём беда. Он действительно ждал! Как будто точно знал, что Алёна непременно к нему приедет. А может быть, действительно знал? По спине потянуло зябким холодом. Потому что если знал… Алёна встряхнула головой, отбрасывая неприятные мысли. Знал, и знал, что уже теперь. Второй сюрприз — в полевом столовом наборе всё оказалось на двоих. — Бери, ешь, — пригласил Тим. — Спасибо, — поблагодарила Алёна. Значит, знал. Как он живёт с этим? Алёна судила по себе: она бы сошла с ума. Хотя знать, где подстелить соломки на всякий случай никогда не мешает… Ветер нёс горьковатые запахи полевых трав. Полынь, мята, чабрец, ещё что-то, что Алёна знала, но благополучно забыла название. — Тим, а тебе правда пятьдесят семь лет? — спросила она. Он внимательно посмотрел на неё. Спросил: — Кто это сказал? — Роза! — А… — Тим слегка пожал плечами. — Ну… Тогда правда. Роза, она должна знать точно. — Харам не знать собственного возраста, Тим! — возмутилась Алёна. Тим пожал плечами, и не ответил. Не выглядел он на пятьдесят семь нисколько. Мальчишка и мальчишка. Не ровесник, чуть старше. Что-то около семнадцати, из-за взгляда. Таких взглядов у четырнадцатилетних всё-таки не бывает. Алёна вспомнила Алексея Белоглазова. Ну, тот-то выглядел старше своего возраста! Тот на все двадцать выглядел или даже двадцать три. А Тим… — Роза была такой маленькой, — вдруг сказал Тим, не глядя на Алёну. — Я держал её на руках, вот так, — он показал, как. — А сейчас она сердитая и совсем взрослая, на руки уже не возьмёшь. Алёна попробовала вообразить, как можно взять на руки декана Факультета Паранормальной Медицины, и поёжилась. Возьмёшь её, как же. Сейчас прям. — А мать Розы ты хоть помнишь, Тим? — спросила Алёна. Он быстро взглянул на неё. Отвернулся. И она сразу пожалела о своём дурацком вопросе. Нашла о чём спрашивать! И как. — Зачем ты спрашиваешь такими злыми словами, Аля? — Не знаю, — честно призналась Алёна. — Извини. Он кивнул. Сказал, вставая: — Давай посадим эти ёлочки? Солнце ещё не село. — Давай, — вздохнула Алёна. Какое-то время они работали молча. Работа была однообразной и не сказать, чтобы лёгкой. Тим копал, Алёна ставила в ямку деревце, как оно было, прямо с кадочкой. Стенки кадки со временем растворятся в грунте, такими их сделали нарочно. От ёлок исходил ровный поток тепла. Генномодифицированные. Как те яблони у Карского моря, так называемые «горячие» деревья. Логично. Планету медленно и неотвратимо забирала себе Великая Зима. Выжить в предстоящем ледяном веке могли только носители пирокинетической паранормы. Значит, следовало заменить наиболее важные, наиболее ценные породы деревьев — «горячими». Теми, которые смогут приспособиться к новым условиям. Алёна почти видела лес, который возникнет здесь, на Южном склоне. Густой, обширный, «горячий» лес. В нём будет куда комфортнее жить, чем на промерзших насквозь равнинах, в том числе и за счёт выделяемого деревьями тепла. Да, это сокращает жизнь растения в два раза от обычного, если не больше. Но ели и сосны и так живут значительно дольше человека. Вполне приемлемая плата. — Слушай, у тебя же неограниченная паранорма, — сказала Алёна, замаявшись носить ёлку за ёлкой от поддона к посадочному ряду. — Возьми, да так и притащи! По воздуху. — Ничего, — отозвался Тим со смешком, — ручной труд облагораживает! — Ага, как же, — угрюмо отозвалась девочка. — Да только я уже произошла из обезьяны в человека, зачем меня облагораживать! — Я не в форме сейчас, — коротко объяснил он. — Не могу. — Извини, — сказала Алёна. Он кивнул. С силой воткнул лопату в дёрн, намечая место для следующей ямки. Алёна пошла к поддону за очередным саженцем. По сторонам не смотрела, задумалась. Очнулась от жуткого звериного рёва, увидела страшную медвежью морду буквально перед самым своим носом. С визгом отскочила, роняя кадку. Медведь косолапо шагнул следом. — Пошёл вон! — заорала Алёна, зачерпывая поток обеими ладонями, как учил Алексей. Но в ответ на её пламя от медвежьей туши рванулся встречный огонь. Он смял, разметал защиту, как ветер водяную пыль. Алёна судорожно пыталась выстроить новую, но поток не стабилизировался, хоть плачь. Вот как скверно жить с низким индексом Гаманина! Жёлтые звериные клыки с капавшей между ними слюной — это тебе не обидный кол в строке «Физическая подготовка» зачётной табели. Это кое- что похуже. Медведь косолапо шагнул вперёд, алчно рыча. Он был очень голоден, белая шерсть свалялась в грязные висячие сосульки, от зверя отчётливо воняло смертью. Сейчас тебя будут заживо жрать, визжи, сколько хочешь. Тонко хлопнуло. Медведь мотнул башкой, раскрыл пасть. И завалился на бок. Алёна шарахнулась в сторону от страшных когтей, вспахивающих дёрн в предсмертных конвульсиях. Споткнулась, упала. И увидела Тима — тот стоял с оружием в руках, в классической стойке. Вот опустил руку. Подошёл, протянул ладонь, помог подняться. Алёна ткнулась ему в плечо и разрыдалась от пережитого ужаса. В отчаянии подумала, что сейчас Тим что-нибудь скажет, едкое и насмешливое, а что ещё можно сказать такой дурной плаксе, не сумевшей справиться с каким-то там паршивым медеведем… и чему в школе на динамических тренировках учат… тоже, блин горелый, будущий спецназ… Но Тим промолчал. Обнимал, гладил по голове, по спине. И молчал. От него пахло полем, полынью, а ещё — озоном. — Институтские с дуба рухнули, — заикаясь, выговорила Алёна. — Медведь- пирокинетик! Идиоты! Уроды! — Всё они правильно делают, — не согласился Тим. — Пойдём, присядь… На-ка вот, выпей. Горячий чай. Алёна отпила немного, зубы стучали по краю кружки, — неприятно.