Алёна держала кулачки древним жестом заговора на удачу и яростно верила в то, что мама справится. Что справятся её сослуживцы. Что зло будет наказано. Во что ещё ей оставалось верить? Прошуршала входная дверь: вернулся Огнев. Прошёл на кухню, увидел, что Алёна спит, положив голову на руки. Покачала головой. Бережно взял девочку на руки и отнёс на кровать. Она почувствовала сквозь сон, будто плывёт в чьих-то руках сквозь дымное море, но не проснулась. Огнев осторожно укрыл её одеялом и вышел в коридор, тихонько прикрыв за собою дверь. Больше всего на свете Алёна ненавидела сигнал будильника. И очень быстро научилась просыпаться за пять-десять минут до выставленного времени, только лишь затем, чтобы не слышать это мерзкое кваканье, рвущее сон в лоскуты. Но в этот раз она проснулась на целый час раньше. И — убиться веником! — ни в одном глазу! Если бы заснуть сразу, то ещё целый час можно было бы блаженствовать. Но Алёна знала по опыту, что в сон потянет только к концу этого несчастного часа. За три минуты до звонка! Она села, спустила ноги с постели. По ступням тут же потянуло из коридора холодом утреннего сквозняка. За окном разгоралась синева летнего неба. Пахло недавним дождём, цветами, прелой землёй… На кухне разговаривали, негромко, но при желании различить слова было можно. Алёна склонила голову, вслушиваясь. — … окно, — говорил Огнев. — Надо ехать. Следующее будет не раньше, чем через четыре дня, а это уже поздно. Скрип стула по полу, усталый мамин голос: — Как же её одну здесь оставить, ума не приложу. Сердце не на месте, чувствую, что происходит что-то, а что именно происходит — понять не могу… А сама она молчит, вот же досада! Не пытать ведь. — Не надо пытать, — отвечал Огнев. — Это бесполезно, вспомни себя. — Да уж, — невесело отозвалась мама. Зашумел чайник, согревая воду. Чайник был старомодный, попросту говоря, вовсе древний, с прозрачными стенками и весёленькой разноцветной подсветкой. Сейчас таких не встретишь вовсе, а когда-то они были последним писком моды. Достался маме от её бабушку, бабушку Алёна помнила очень смутно, та умерла, когда девочке исполнилось четыре года. — Возьми её с собой, — предложил Огнев. — С ума сошёл, Вик? У неё аттестация на носу. — У нас есть Независимый Аттестационный Центр, — сообщил Огнев. — Пройдёт аттестацию там. Могу попросить ребят, прогонят пару раз через «Найди кота» и «Кто украл энергию», глядишь, итоговый индекс вытянет на троечку, если не выше. — «Найди кота!»- по-девчоночьи хихикнула мама. — Помнишь, как ты застрял там на восьмом уровне? Над болотом. — Я не застрял, — весомо возразил Огнев. — Я решал в уме сложнейшую задачу! Определял кратчайший путь на выход. — Решал он, — фыркнула мама, двигая по столу кружку. — Высоты испугался, скажешь, не так? — Ну, допустим, испугался, — пошёл Огнев на попятную. — Я же не был таким смелым, как ты. И штырь в моей башке торчал вполовину меньший… — Да, та ещё авантюра была, — признала мама. — Влезть на полигон для взрослых… Сколько нам было тогда, по шесть лет? — По шесть с половиною… Шесть лет! Маму в шесть лет представить ещё можно было, сохранились записи, но вот этого здоровенного шкафа Огнева — воображение пасовало. Хотя, если подумать, то всем ныне живущим взрослым людям было когда-то шесть лет. — Не могу, голова падает, — призналась мама беспомощно. — Устала… — В машине поспишь, — предложил Огнев. — Как-то надо решать уже. Прогноз по трассе на Отрадное паршивый, окно окончательно закроется после четырнадцати; успеть бы. Алёна резко выпрямилась. Отрадное! Он сказал — Отрадное?! Она дёрнула со спинки кровати домашнее платье, влезла в него, не снимая сорочки. Торопливо расчесала пятернёй лохмы. И вышла из спальни, вроде как — в санузел. Главное, не показать своего интереса, не насторожить… — Доброе утро… Огнев кивнул, а мама сказала «доброе утро» в ответ. Алёна умылась холодной водой, как обычно. Вышла в кухню. Огнев заботливо подвинул ей чашечку кофе. Успел сделать, пока она торчала у раковины. — Спасибо, — сказала она искренне, осторожно касаясь губами края горячей кружки. Пить кипяток она не умела, придётся ждать, пока немного остынет. Кофе не любит, когда его разбавляют холодной водой. Вкус не тот. — Элен, — сказала мама, — Вик… Виктор приглашает нас в домовладение Огневых на несколько дней. Поедешь? — Мам, у меня же аттестация через несколько дней, — напомнила девочка, а сама скрестила за спиной пальцы — на удачу. — Пройдёшь в нашем центре, — сказал Огнев. — Ну, если хочешь, разумеется. — Да, — подтвердила мама. — Если хочешь. Мы не заставляем тебя. — Хочу с вами, — объявила Алёна, и отметила, как разгладилось, просветлело лицо мамы. Мама не спала всю ночь, очень устала. По ней было видно, насколько. Отчего-то стало безумно жаль её, даже сырость под веками завелась. С чего бы это, интересно… — Тогда собирайся быстро, — предупредил Огнев. — Времени мало. Я пошёл за машиной, — и, уже от порога: — Тёплые вещи бери. — Так начало лета же! — воскликнула Алёна. — Так здесь же, — возразил Огнев. — А там, у нас, ещё лежит снег… Собралась Алёна не просто быстро, а очень быстро. Попутно послала запрос через терминал в школу и в Аттестационный центр Отрадного через портал госуслуг, подтверждение пришло быстро. Позже, когда машина отмотала приличное количество километров от Нижнего Города, Алёна спросила у Огнева о наболевшем: — Виктор, скажите, а вы видели раньше Тима Флаконникова? Мама спала на заднем сиденье, укрывшись тёплым пледом. Ровно гудел мотор, негромко играла музыка, фоном, какая-то радиостанция… — Видел, — ответил тот, — но издали. — Мама его Тридцать Три Несчастья назвала, — осторожно закинула пробный шар Алёна. — Ну, этот парень реально генератор неприятностей, — заметил Огнев, сворачивая с очередного виадука вправо. — Везде, где бы он ни появлялся, впоследствии что- нибудь случалось. — Нехорошее? — уточнила Алёна. — Нехорошее, — подтвердил Огнев. — Иногда — смертельно нехорошее. Алёна обдумала услышанное. Сказала: — Ну, со мной и мамой ничего же не стряслось… — Это пока, — мрачно отозвался Огнев. — Статистика — вещь неумолимая. Беда в том, что Тим, бедолага, совершенно не способен это проконтролировать. Вот и таскает за собой шлейф неудач и несчастливых совпадений. У нас говорят, видишь Тима — береги голову. Иногда помогает. — Мне кажется, здесь есть что-то ещё, — сказала Алёна через время. Они выбрались наконец-то на трассу, и машина набрала скорость: дорога была почти пустой. То есть, встречный поток шёл плотно, но по правой стороне дорога оставалась свободной. Алёна отметила эту странность как факт, но особо не встревожилась. Она мало что видела, кроме Нижнего Города и территорий Института. Путешествия в их с мамой генеральный план не входили… — Может быть, — отозвался Огнев, — может быть. Только вот что? — Не знаю, — Алёна зябко повела плечами. — Вы бы слышали, как он про этот второй стелларатор говорил… В прошлом ни с какими стеллараторами у него ничего не было, может, он будущее видит? Пытается предупредить? — У него бывают всплески ясновидения во время паранормальных срывов, — признал Огнев. — Жаль, он их контролировать не может. А то бы я ему задал парочку вопросов непременно. Мы над ними головы уже сломали, но ответа так и не нашли… Алёна подождала немного, думая, что Огнев расскажет, что там за вопросы. Но он не стал продолжать. Дорога стелилась под колёса, прямая, как туго натянутый трос. По обочинам давно уже не попадались никакие постройки, тянулась унылая степь, покрытая старым, подтаявшим, но ещё прочным снегом. Солнце заливало мир белым золотом, поджигая огнём дорожные знаки. — Хочешь вредный совет? — вдруг спросил Огнев. — Ну? — набычилась Алёна тут же. Знаем мы эти советы, как же. Сейчас начнёт воспитывать… — Не «ну», — усмехнулся он, бросив на неё короткий взгляд, — а «ну, пожалуйста». Алёна стиснула зубы. Но всё же любопытство побороло дух противоречия, и девочка сказала вынужденно: — Пожалуйста! — Ты в себе разберись хорошенько. Пойми, что у тебя за чувства к этому парню. Если всё так серьёзно, что небо без него рухнет, то хватай и не оглядывайся. Вот выдал! Алёна смотрела на Огнева широко распахнутыми глазами. Вот уж от кого не ожидала! Он, отметив её реакцию, усмехнулся уголком рта. Продолжил: — Но если ты встречаешься с Тимом Флаконниковым в пику матери или из жалости к жертве эксперимента, то лучше брось. Добра не будет. Никогда ещё не видел, чтобы добро получалось назло кому-либо. Ну, а жалость, она вообще способна убить всё живое в зоне поражения с гарантией. Не надо ничего говорить, — Алёна захлопнула открывшийся было рот. — Мне это не нужно. Ответь себе. И, исходя из своего ответа, действуй. — Я не понимаю, — честно призналась Алёна через пару километров. — Рита просила поговорить с тобой, — признался Огнев. — Вот. Я поговорил. — Ага, — кивнула Алёна обескураженно. Поговорил. Если бы мама услышала, что он говорил! Она бы ему голову оторвала. Алёна примерно представляла себе, что сказала бы мама по поводу Тима, если бы не бессонная ночь, после которой её срубило сном подчистую. — А, зараза, — выговорил вдруг Огнев, щедро добавляя непечатные слова.