— Потому я позвала сюда Мисси Роджерс, нашего психолога. Миссис Роджерс поздоровалась с моими родителями. Это всё звучало очень странно для них. Они попытались расспросить меня, что я задумал, но лишь перебивали друг друга. Наконец-то миссис Бэккли остановила их. — Дайте мне закончить. Моя первая реакция была такой же, как и у вас. Безумная идея, но я поговорила с Питером и он был настроен серьезно. Мы заключили сделку. Я дам ему тест, который у всех остальных будет только осенью. Один шанс. Либо он сдает и я смотрю, что могу сделать, либо не сдает и забывает об этой идее. Она глубоко вдохнула, родители все смотрели на нас. — Он получил 97 баллов из 100. Половину материала мы даже не проходили. Думаю, что могла бы дать ему финальный тест года и он всё равно бы справился. Похоже… он одаренный в плане математики. Ага, а еще физики, химии, истории, географии… Бог ты мой, до чего же дебильная школа в Америке… Я тяжело вздохнул. Зато наконец-то мать посмотрела на меня взглядом, в котором было нечто напоминающее гордость. У меня это вызвало отвращение. Она будет довольна мной, только если я гений? Хороший человек, но похоже так себе родитель. Самый правильный вопрос задал Боб: — Так в чем твой интерес? Хочешь побыстрее закончить школу. — И поступить в колледж — закончил я за него мысль. Остальные посмотрели на меня с любопытством. Родители, будто я вырос на голову, миссис Бэккли, как на новую игрушку, а миссис Роджерс, как на потенциальный научный эксперимент. Хуже всех был мистер Баттерфилд. Он смотрел на меня с презрительным пренебрежением. — С чего ты взял, что вообще сможешь это сделать? Я посмотрел на него не менее презрительно. — Потому что в отличии от Вас, я знаю, какой у меня IQ, и подозреваю, что он будет повыше Вашего. Родители были в ужасе, учителя тоже открыли рот. — Да как ты смеешь! — заорал Баттерфилд — Я запрещаю! Встреча окончена! Выметайтесь! Я остался на своем месте. — На основании чего? Неспособность пройти курс? Такие вещи можно протестировать, а на отказ в тесте можно подать легальный иск, который Вы проиграете. У меня в кошельке визитка знакомого вам уже адвоката, мне позвонить? Воспоминания о мистере Штайнмайер заставили принципала невнятно пробормотать, повернувшись к миссис Роджерс: — Этот парень, настоящая, головная боль! Психолог пристально на меня посмотрела и спросила: — В своё время Эйнштейна тоже считали головной болью. Тебя можно вытерпеть или нет, головная боль? — И да, и нет. Но я бы не сравнивал себя с Эйнштейном, это слишком претенциозно даже для меня, — произнес я с улыбкой. На этом наша встреча закончилась и мы откланялись. Всю дорогу назад домой родители пытали меня насчет моих планов. Я умело соскакивал с темы — своих планов я еще не знал. Что я знал точно — учиться в школе еще два года я совсем не хочу. Наконец, родители поняли, что от меня добиться ничего конкретного не получится и переключились на свою новую головную боль — Дэвида. Парень стал замкнутым и скрытным. — Питер, ты не знаешь, что с Дэвидом? — между делом поинтересовалась у меня мать — Вы много конфликтовали, но сейчас он перестал на тебя обращать внимание. — И слава богу — пожал плечами я, вылезая из машины — Может у нас в семье наконец, наступит мир? * * * В последний день учебы, решился вопрос с Вонючкой Стэном и Большим Билли. К нам домой пришел мистер Штайнмайер. Дэвида и Мэри отправили по своим комнатам, а я уместился в гостиной вместе с родителями. Встреча получилась короткой. — Все произошло, как ты и говорил — кивнул мне адвокат — Родители подростков пошли на мировую. Штайнмайер раскрыл кейс и вытащил чек на двенадцать тысяч долларов. Это были очень приличные деньги. Папа ничего мне не сказал, но похоже он в год зарабатывал меньше. А он был одним из старших инженеров в строительной компании. За такие деньги я мог оплатить четыре года в любом из колледжей, даже в Гарварде. Мама же внезапно решила положить деньги на семейный счет. — Думаю, будет лучше, если их перечислят на мой счет, — объявил я. — Не глупи. Никто не даст тебе таких денег. Это на будущее, — сказала она. Штайнмайер поднял бровь услышав это, но я лишь спокойно ответил. — На чеке написано моё имя, не ваши. Я ничего не имею против того, чтобы положить их на сберегательный счет… но он будет открыт на моё имя. — Нет, никогда! — Клер злобно глянула на отца, — Ты так и будешь сидеть? Он же просто потратит все деньги! Папа не согласился. Вместо этого он посмотрел на меня и спросил: — Что у тебя на уме? Выкладывай. — Ну, сберегательный счет неплохое начало, но я знаю, что могу получить куда больше благодаря игре на бирже. Фондовые рынки в целом в течение большей части последнего десятилетия в среднем приносили где-то около девяти-десяти процентов дохода, что выше сберегательного счета. Если я сохраню эти деньги на будущее, я должен заставить их работать на меня. Мама продолжала буйствовать, пока папа и мистер Штайнер хвалили меня. — Клер, успокойся, он прав. Мать притихла, без особой любезности, затем отец добавил. — Есть какие-то конкретные идеи? У меня были кое-какие мысли, но я просто сказал: — Ничего такого. Возможно товарные активы, возможно валютные рынки. Это озадачило их. Штайнмайер влез в разговор и спросил: — Товары? Как пшеница или замороженный апельсиновый сок? — Скорее нефть. — Нефть!? — Да ты с ума сошел! — заявил отец. Я ухмыльнулся, пришло время применить мои математические навыки. — Безумный, но хитрый. Вы хотели знать, что могут математики? Вот вам пример того, как теория вероятности вяжется с финансовым анализом. — О чем ты, черт подери, говоришь? — спросил мой ошарашенный папа. Адвокат, однако, перебил его. — Я бы выслушал. Он был прав насчет исков, в конце концов. Продолжай, Питер. Я улыбнулся. — Так, я правильно говорю — арабы ненавидят евреев, верно? — Арабы и евреи? О чем ты, во имя господа, говоришь? Клер попыталась отвесить мне подзатыльник, но я увернулся, поднял руку: — Следите за мыслью. Арабы ненавидят евреев. Это факт. За последние двадцать лет у них было три войны. Первая в 1948, вторая в 1956, третья в прошлом году. — Да, и во всех трёх арабам подали их же головы на блюдечке! — отметил Штайнмайер. — Это так, но разве теперь они друзья? Или вы согласны, что эти ребята друг друга от всей души ненавидят? — Верно. Я продолжил. — Хорошо, давайте применим теорию вероятности. С 1948 по 1956 год — прошло 8 лет. С 1956 по 1967 год — 11 лет. Средний интервал между войнами составляет 9,5 лет. Вы со мной? — отец и мистер Штайнер кивнули. Мама была полностью потеряна и недоверчиво уставилась на меня, — Итак, ради простоты, скажем, они в мире по 10 лет. Это означает, что шансы на войну в любом конкретном году составляют 10 процентов. Как только вы определитесь с вероятностью войны, можно применить теорию вероятностей к последующим действиям. — Продолжай, — сказал юрист. — Если мы предположим, что в любой год вероятность войны — 10 %, то вероятность её избежания — 90 %. Значит сейчас, год спустя, у нас был шанс 90 % избежать войны на Ближнем востоке.