Многие организации сейчас тоже улавливают эту закономерность. Фармацевтическая компания Roche, у которой в Германии насчитывается 17 тысяч сотрудников, выплачивает от 10 до 15 тысяч евро семьям, где оба родителя одновременно работают полный рабочий день не меньше года в течение первых четырех лет жизни ребенка. Делается это для того, чтобы установить «более конкурентоспособные и равные возможности в профессиональной среде» [200]. В немецком отделении ИТ-корпорации Hewlett Packard Enterprise матери и отцы после рождения малыша могут взять полугодовой отпуск по уходу за ребенком с полным сохранением зарплаты [201]. Продовольственная компания Nestlé поступает иначе: в Германии она в течение 18 недель покрывает разницу между родительским пособием и заработной платой сотрудников так, чтобы их доход не уменьшался [202]. SAP, компания-разработчик программного обеспечения, где (что неудивительно) 70% сотрудников составляют мужчины, предлагает молодым отцам следующее: с 2020 года на первые восемь месяцев после рождения ребенка они могут сократить продолжительность своего рабочего дня на 20% и получать все ту же заработную плату [203]. Управляющий персоналом Кава Юноси, сам по совместительству отец, в своем интервью подчеркивает, что избегает командировок и лишних совещаний, а вставать и завтракать вместе с сыном для него — «священное» дело. «В SAP мы осознаем важность изменений в корпоративной культуре. Они включают в себя гибкий рабочий график, ориентированный на интересы семьи подход к организации совещаний и замещению управленческих должностей, на которых можно работать неполный день или в тандеме» [204]. Парадокс новой рабочей этики Пожалуй, это лишь приблизительный список. Кроме того, в качестве возражения можно отметить, что такие компании, как SAP или HP, используют способы «социального очищения» (от англ. social washing) и стремятся выставить себя особенно прогрессивными в борьбе за талантливые кадры. Но даже это служит доказательством того, что все меняется и наше представление о хорошем отце тоже. Веками человечество снизу вверх смотрело на непоколебимую фигуру главы семьи и мастера своего дела. Крутой парень, прочно занявший свою позицию на рабочем месте и в социальной пирамиде, полностью отдается своей работе и призванию, а время с собственными детьми проводит только на день рождения (если, конечно, не забудет дату или не уедет в командировку). Несколько десятилетий назад этот монумент дал трещину. Две из множества других причин — феминизм и протесты 1968 года. Сейчас рушится и его фундамент. Что мешает нам сбросить с пьедестала статую добытчика и держателя кредитных карт? Типичная сценка из моего отпуска по уходу за ребенком. Вместе с десятимесячной дочкой я сижу на ковре в гостиной и играю с деревянным конструктором. Я — строитель, она — в роли Годзиллы, крушащей мои небоскребы, дворцы и соборы (­как-то уж очень редко строят здания форумов для демократического обмена мнениями, — впрочем, это я отвлекся). И пока она с прицельной точностью опрокидывает последний кубик, я опять вытаскиваю из кармана телефон, проверяю что-то в списке дел или захожу в календарь и почту. Какие письма ожидаю там увидеть? Что может быть важнее, чем моя дочь, которая первый раз хватает пальчиками мелкие детальки? «Порой времени сильно не хватает: у жены видеоконфе­ренция в 15:00, поэтому детей из детского сада забираю я. Но у меня самого созвон в 16:00. Так что, как только мы влетаем в двери нашей квартиры, я отдаю их маме и ухожу в кабинет. Это нехорошо, ведь мне и правда хочется проводить время с сыном, вместе с ним спокойно начинать день. И все же хватит всего одной мелочи, чтобы вся система взлетела на воздух. Так что приходится “кусочничать”». Стефан, 38 лет, ИТ-специалист, отец троих детей (2, 4 и 15 лет) Возможно, парадокс «нового отцовства» особенно хорошо заметен на примере таких, как я. Я — независимый журналист и консультант по коммуникациям. Мои клиенты (в основном) — люди понимающие. У меня нет супервайзеров или надзирателей. Я мог бы полностью посвятить себя детям. Никто не заставляет меня субботними вечерами каждые полчаса проверять рабочую почту. Начальник существует только в моей собственной голове. И это все усложняет. Социологи и авторы исследований в смежных областях уже два десятилетия говорят о современных сотрудниках как об «индивидуальных компаниях» или «наемных предпринимателях». Наблюдения свидетельствуют о том, что нынешние работники воспринимают работу как нечто большее, чем просто источник стабильной зарплаты и материальной обеспеченности. Они хотят также испытывать удовлетворение, самовыражаться, с гордостью чувствовать себя частью чего-то большего. Границы между работой и досугом, между обязательствами и интересами стираются. Современным сотрудникам сложно дистанцироваться от рабочих задач. «Новые нормы занятости требуют полной вовлечен­ности, — пишет социолог и консультант по менеджменту Якоб Шренк в своем исследовании “Искусство само­эксплуатации”. — Они побуждают отказаться от границ между профессиональной и личной жизнью, между рацио­нальным мышлением и эмоциями, разумом и сердцем, коллегами и друзьями» [205]. «Наша страсть…», «Мы горим идеей…» — так компании высказываются о себе и своих сотрудниках. Неудивительно, что оторваться от этого процесса невозможно. «В нашей компании часто обсуждается партнерство. Но в совете директоров — четверо мужчин, у которых на всех где-то 16 детей. Их семейное положение почти никогда и никак не влияло на профессиональное общение. В отцовском объединении нашей компании много парней, преданных своей роли, но вряд ли кто-то из них взял бы отпуск по уходу за ребенком больше чем на пару месяцев. Думаю, это потому, что мы внимательно наблюдаем за коллегами-женщинами, которые оставляют работу на более длительное время. Но продолжать так нельзя. Я почти уверен, что, по крайней мере, мы с женой примем иное решение, если у нас появится второй малыш». Джордж, 35 лет, консультант по вопросам управления, отец четырехлетней Рони Мир бизнеса всегда был довольно брутальным пространством, основу которого составляют традиционно мужские ценности вроде напористости и работоспособности. Стремление компаний к росту прибыли и эффективности неприятным образом соседствует с тщеславным представлением работника о себе самом как о «сверхуспешном» и «высокоэффективном» человеке, мастере самоэксплуатации, который определяет себя только через свою работу и пренебрегает ролью отца. Возникает парадокс. Новый мир дает сотрудникам больше гибкости. Благодаря коронавирусному кризису удаленный формат работы стал социально приемлемым. Например, работники умственного труда все чаще решают сами, где и в какое время дня будут работать. Теоретически молодые отцы, владеющие такими профессиями, наконец-то получили возможность больше заботиться о семье. Однако на практике новые условия только крепче связывают нас и работу. Боимся потерять смысл В опросе YouGov, проведенном для этой книги, почти 50% мам дали утвердительный ответ на вопрос о том, испытывают ли они иногда чувство вины из-за нехватки времени или энергии для семьи. Среди мужчин так ответила только треть [206]. Почему? Большинство мужчин согласны с тем, что часы, проведенные с детьми, не тратятся бессмысленно. В исследовании, проведенном в 2018 году, 60% мужчин назвали «особенно полезным» время, которые они посвящают уходу за детьми. Их было почти в два раза больше, чем тех, кто отзывался так о своей оплачиваемой работе [207]. В то же время отцы кажутся счастливее, если проводят на работе больше времени. На это указывает, например, социолог Мартин Шредер, который годами изучал связи между социальным положением, профессиональной жизнью и личным счастьем. Папы, работающие больше 50 часов в неделю, демонстрируют самый высокий уровень удовле­творенности — 7,1 балла из 10 возможных. Следующий вывод Шредера особенно поражает: «Отец, работающий по 20 часов вместо 50, теряет почти 0,4 балла удовлетворенности. Это как минимум половина от того значения, которое бывает при потере работы или партнера — минус 0,9» [208]. Современные молодые отцы производят впечатление очень странных существ. Это впечатление возникает не­избежно, если вы проводите опросы, читаете интервью с учеными или сами занимаетесь такого рода изысканиями.Например, психологи Визе и Штерц из Рейнско-Вестфальского технического университета в Ахене провели крупное исследование, чтобы изучить эмоциональный баланс мужчин, находящихся в отпуске по уходу за ребенком. Участники должны были вести своего рода цифровой дневник — отвечать на стандартные вопросы и сообщать, например, как часто они контактировали с кем-то из своего рабочего круга за прошедший день и насколько важными были их проблемы, связанные с работой. В результате оказалось, что «в дни, когда контактов было сравнительно много, отцы, по всей видимости, больше думали о профессиональной жизни и возможных негативных для карьеры последствиях отпуска» [209]. Результаты исследования можно интерпретировать и так: для отцов невыносима мысль о том, что они больше не могут исполнять роль супергероя, стоя у конвейерной ленты или сидя перед табличкой «Эксель». Они переживают, что без них дела на работе будут идти своим чередом. Именно по­этому папы постоянно вспоминают коллег. Такие мысли только подчеркивают тот факт, что сейчас они находятся не на своем месте и пребывают не на пике своих возможностей, и это, в свою очередь, усиливает их опасения. Процесс питает сам себя. «Почему женщина должна сидеть дома и заниматься хозяйством? Она имеет такое же право ходить на работу и делать что-то для себя самой. После отпуска по уходу за ребенком особенно хорошо понимаешь, как важно снова обрести социальные контакты, тогда ты действительно расцветаешь. Мне кажется, работа тоже важна: она формирует характер. С ее помощью вы учитесь новому и следите за мнениями других. А если целыми днями сидеть дома — не в обиду домохозяйкам, — есть риск остановиться в своем личном развитии». Александр, 31 год, менеджер по продажам, отец двухлетнего Маттео и четырехлетней Фелины Я и сам не раз размышлял об этом за время своего от­цовства. Продолжая работать в офисе в первые месяцы после рождения детей, я иногда задумывался о своей жене и о том, как она жалуется на недостаток внимания. «Работаешь круглый день, а никто не замечает», — как-то вечером сказала она, снова уставшая, раздраженная и очень грустная. Поначалу я воспринял это как несправедливое обвинение. Во-первых, потому что считал, что всегда отмечаю ее старания жестом или словом. Во-вторых, потому что меня никто не благодарил за то, что я каждый день хожу в офис и обеспечиваю нашу семью. Дело было не в благодарностях, комплиментах или подчинении. Я понял это только тогда, когда мы начали распределять обязанности по-другому. Я остался «сидеть дома», как в разговорной речи часто отзываются о домохозяйках. Вот так просто — «сидеть дома», как будто ты весь день проводишь на диване. Список дел немаленький: от утренней каши до дневного сна — и это только половина! Когда я отмечаю выполненные дела в заметках на своем смартфоне, пунктов становится все меньше, и это приятно. Но это игра, в которую играешь сам с собой. Все равно что установить новый рекорд на приставке, которая не подключается к интернету. Ни единого «класс!» или сердечка. А на следующий день все по новой, с самого первого уровня. Насколько иначе все происходит на рабочем месте. Для многих из нас работа — важная часть идентичности. Мы видим себя экспертами, исполнителями, решающими проблемы. В профессиональной сфере нас замечают. Пожалуй, работать с коллегами — это увлекательно: можно учиться новому и становиться лучше. Но вот что важно: зарплата, которая в конце каждого месяца поступает на банковский счет, служит доказательством того, что мы справились со своей частью сделки. Может, мы не ощущаем должного признания за домашние дела как раз потому, что сами не считаем такие заботы работой. Мы просто не умеем иначе. Мелкими шажками прочь из ловушки Возможно, стоит считать успехом уже то, что мы вообще говорим об этом, постоянно поднимаем эту тему на ток-шоу, в твиттере или дома за кухонным столом с бокалом вина, пока радионяня снова не затрещит. Рабочие места теряют ценность, когда доля женщин, занимающих их, увеличивается — это социологический факт. К­огда-то секретарями работали амбициозные образованные мужчины. Чем больше женщин привлекали для той или иной работы, тем ниже падал ее статус [210]. То же самое можно сказать, например, и о преподавании. Хотелось бы верить, что сейчас в уходе за детьми будет проявляться обратная тенденция, хотя доля мужчин, занятых этим делом, растет медленно. Но главное, что растет. И молодые прогрессивные папы не только «сидят дома» с ребенком, но еще и рассказывают об этом друзьям, пишут в соцсетях и в научно-популярных книжках. К­ого-то это может раздражать, но именно так создаются новые модели поведения, которые, если повезет, вдохновляют и направляют других отцов. «Ну, в первую очередь человек способен на многое, если у него есть финансы. Были времена, когда мы оба работали целый день, я даже ездил из Франкфурта в Берлин. Нам помогали домработница и няня, которые забирали малыша из детсада три раза в неделю. Организовать можно все. Но дети нужны не для того, чтобы кто-то еще присматривал за ними как можно дольше, а для того, чтобы проводить время вместе с ними». Даниэль, 37 лет, основатель стартап-проекта, отец близнецов-трехлеток и пятилетнего сына Согласно предположению психолога Беттины Визе, мужчины могут избегать обсуждений семейной жизни на работе. «На вопрос “Будет ли вам удобно созвониться в 16:00?” возможны два ответа: “К сожалению, не позволяет расписание” или “Нет, к сожалению, в это время мне нужно забрать детей из садика”». Как насчет искреннего и открытого варианта — такого, чтобы отвечать с гордостью? Углубившись в многочисленные исследования и опросы о современном отцовстве, можно найти не только поводы сокрушенно качать головой, но и проблески надежды. По крайней мере, между строк в вышеупомянутой работе Беттины Визе из Рейнско-Вестфальского университета можно прочесть о том, что отцы, которые проводят с ребенком больше времени, меньше переживают о своей профес­сиональной эффективности, чем те, кто остается дома на два месяца или меньше. Кажется, им удалось хоть немного освободиться от пристрастия к самоутверждению за столом для совещаний или у офисной кофемашины и расставить акценты по-новому. На молодых пап, которых мучают переживания, сомнения и неуверенность в себе, влияет соответствующая культура в деловых кругах. Об этой связи говорит, например, социолог Штефан Ройсс, который занимается вопросами отпуска по уходу за ребенком. По его наблюдениям, непосредственный начальник мужчины определяет, возьмет ли он отпуск по уходу за ребенком, и если да, то на какой срок [211]. Конечно, удивительного в этом мало. Люди ориентируются на мнения своих коллег и управляющих, а начальство подписывает заявления или принимает решения о повышении не только после возвращения из отпуска, но и «с расчетом на перспективу» и тем самым устанавливает образец для подражания. С другой стороны, это означает, что чем больше пап берут отпуск, чтобы сидеть с ребенком подольше, тем более естественной кажется такая практика. И по мере того как отцы получают такой опыт, они учатся находить признание и самореализовываться за пределами профессии. Действительно ли у нас достаточно времени в запасе, чтобы просто надеяться на результат этой эмоциональной эпидемии? Как бы полезны ни были многие наши маленькие шажки, достаточно ли быстро мы движемся вперед? Политическая ответственность 17 января 2019 года — праздничный день, когда стало понятно, что мы ничего еще не добились. На церемонии, посвященной 1000-летнему юбилею избирательных прав женщин, тогдашний председатель бундестага Вольфганг Шойбле, пожилой политик из Христианско-демократической партии, в своей торжественной речи заявил (совершенно не догадываясь о том, что он выступает как радикальный борец за равенство): неизбежно осознание того, что «мы должны иначе разделять обязанности, которые необходимы для нашего общества и по-прежнему выполняются женщинами бесплатно: воспитание детей, забота о них, работа по дому». А еще: «Мы достигнем цели только тогда, когда мужчины и женщины будут действительно вольны сами решать, что сделать приоритетом своей жизни, не отказываясь ни от работы, ни от семьи, ни от социальных обязательств» [212]. В борьбе за депутатские места в 2021 году вопросы семьи и распределения обязанностей сыграли свою роль, а вот карьера, вопреки (или, может, благодаря) общественному шоку после пандемии, едва ли имела какой-то вес. Кандидаты обсуждали пенсии, внутреннюю безопасность и новый «зеленый курс», направленный против климатических изменений. В сознании избирателей альтернативные источники энергии, защита окружающей среды, коронавирус и интеграция беженцев сейчас кажутся «наиболее важными проблемами» [213]. Так что борьба за новые модели поведения и ценности выступает как своего рода оппозиция семейной политики. Инициатива Pro Parents, например, выступает за то, чтобы включить отцовство как признак дискриминации в параграф 1 федерального закона Германии о равном обращении. Это поможет добиться того, чтобы ни один сотрудник на рабочем месте не подвергался прямой или косвенной дискриминации на основании семейного положения. Речь идет, например, о вопросах про планирование семьи во время собеседований при приеме на работу или необоснованных отказах в переходе на неполный рабочий день [214]. Одной из движущих сил этого объединения стало сообщество «Родители в кризис», созданное в первые месяцы пандемии. Оно быстро набрало несколько тысяч участников [215], потому что в условиях самоизоляции совмещать работу и семью стало еще сложнее. Незадолго до федеральных выборов в интернете запустили онлайн-петицию в пользу десятидневного отпуска по уходу за ребенком после его рождения с полным сохранением заработной платы, сопоставимой с установленным законом пособием для матери [216]. Подобная модель реализована, например, в Норвегии: там мужчина может взять специальный отпуск на две недели сразу после родов — независимо от того, уходит ли он в отпуск по уходу за ребенком. Идея состоит в следующем: присутствие отца и его непосредственное участие в жизни младенца в первые несколько дней после родов положительно влияет на дальнейшее развитие его отношений с ребенком и укрепляет семейное равноправие в долгосрочной перспективе [217]. Это могло бы послужить дополнением к уже существующим родительским пособиям. К тому же, похоже, это достаточно постепенный шаг, а значит, большинство будет готово принять такое изменение. Существует множество мелких инициатив такого рода, предложенных экспертами в нашей стране или реализованных в других. Их, конечно, было бы больше, если бы мы рассуждали беспристрастно. Почему бы правительству не создать экспертный комитет по семейной политике? Он бы собирал новаторские идеи в Германии и за рубежом, формировал передовые практики, разрабатывал планы реализации и тем самым превратил бы Германию в самую передовую страну в вопросах семьи. Скандал вокруг неоплачиваемой работы Почему бы нам тоже не помечтать о большем? Например, рассмотреть взаимосвязь между оплачиваемой работой и семейными делами с новой точки зрения? Когда Адам Смит, основатель экономической науки, создавал в конце XVIII века свою теорию рыночной экономики, сформировавшую наше современное представление о труде, приносящем прибыль, он совершенно игнорировал тот факт, что ремесленники, фермеры и первые сотрудники фабрик могли делать свою работу только благодаря тому, что дома их матери и жены занимались хозяйством и присматривали за детьми. Оправдания на этот счет у Смита и правда не было: сам он жил с мамой до самой старости и «обедал главным образом потому, что на стол накрывала она» [218].