– Венька привозил своего сына к Прохору, когда мальчику было три года. Чудесный был мальчуган, такой светленький, головенка как у львенка. – Она улыбнулась случайной рифме. – Я его видела, когда заезжала к Прохору. Он очень заинтересовался малышом! Это ведь был первый ребенок среди нашего поколения. Я хочу сказать, Вениамин с Тамарой родили раньше нас всех. Прохору было ужасно любопытно! Он так вглядывался в Пашку… будто с лупой изучал. Илюшин зримо представил, какой интерес вызвал у старшего Савельева этот ребенок. Наследник, родная кровь! Его чаяния не сбылись в детях, но могли сбыться во внуке. – Пашенька ему понравился! – вдохновенно рассказывала Людмила. – Он был такой ласковый, смешной…. Как щеночек. И Прохор с ним много возился. Из него мог бы выйти неплохой дед. Но только все пошло не так, и ничего у них не получилось. – У Прохора и ребенка? Людмила засмеялась. Смех у нее оказался неожиданно басовитый. – У Прохора и Веньки с Тамарой. Венька ведь что начал? Агитировать за естественность и натуральность. Раиса покупала малышу соки в коробочках, а он запретил. Только свежевыжатые! Отец ему в шутку возразил, Венька ответил, Тамара прибежала, змея, и понеслось! – Почему змея? – А кто еще-то? Скользит везде, вокруг Вениамина обвивается. И злая она. Ну чисто гадюка! Илюшин догадался, что Людмиле доставалось от жены брата. – А что понеслось? – Да я уж не помню. Ах, о прививках заспорили! Ну что о них спорить! – Она добродушно развела руками. – Укольчик маленький сделал и не болеешь! А Венька целую философию развел. О принуждении говорил, побочных действиях… Много всего, я и не повторю. Прохор сидел-сидел, молчал-молчал, а потом вдруг как заорет! Ты, кричит, хуже, чем дурак – ты сволочь! Не себя, а ребенка своего подставляешь! Так вопил, что Пашенька разревелся. Раиса его на руки подхватила, давай утешать… Она с ним хорошо управлялась. Мы накануне в город ездили вчетвером: я, Прохор, Венька и Тамара. Я думала, Раиса за день с Пашкой с ума сойдет. Он такой шаловливый был, топотун, ни на минуту не останавливался! Мы задержались в городе, вернулись часа на четыре позже обещанного. Но Рая ни словечком не упрекнула. Нравилось ей с мальчиком возиться. Правда, измученная была, когда мы приехали, но это и понятно. Попробуй-ка с неугомонным трехлеткой весь день сидеть. – А чем закончилась ссора? Людмила вздохнула. – Прохора, бывало, несло. Как начнет… – она махнула рукой. – Ужасных слов он наговорил Веньке. Мол, и твари-то они с Тамарой безмозглые, и пацана сведут в могилу, и живут они в дерьме, а мальчику нормальный дом нужен. Я так поняла, он к тому вел, чтобы Пашку себе оставить. Но тут Тамара встала на дыбы! Малыша у Раисы выхватила, к себе прижала. Кричит: «Уезжаем! На порог больше не ступим!» И правда, собрались и уехали. Прохор еще и поэтому бесился. Они его никогда не слушались, Венька с Тамарой. Независимые! – А Раиса? – Ох, она так плакала, бедная! Ей эта ссора – как ножом по сердцу. Очень уж она младшенького своего любила. Оно и понятно! – Почему же понятно? – заинтересовался Макар. – Старший сын успешный, свой бизнес, заработок хороший. А Вениамин черт знает чем занимается, с отцом поссорился, навещает редко. – Да разве в этом дело! – засмеялась Людмила. – Юра с детства сухой, твердый, и все у него по линеечке расчерчено. А Венька с матерью был кроткий и нежный. Все обнимал ее – ну прямо обвивал, как вьюнок. Раисе очень этого не хватало. – Прохор ее не бил? – Чего не знаю, того врать не буду, – открестилась Людмила. – Да нет! Вряд ли. Не то чтобы он добрый был, Прохор наш, упокой господь его душу. Но на Райку руку поднимать… Это как фикус пороть. Кому в голову придет! Илюшин достал из рюкзака планшет, открыл на нем фотографию. – Вы помните, при каких обстоятельствах был сделан этот снимок? Людмила протянула руку и чуть не выронила планшет. – Ай! Простите. Тяжелый! – Ничего. Так вы помните?.. – Еще бы! Это Прохор делал. Он фотографией увлекался. У него камера была с огромным объективом! Ну хобот, натурально. Он иногда уходил снимать с утра, а потом на целый день запирался у себя наверху. Проявлял там чего-то, печатал… – Вы видели результаты его работы? Людмила вернула планшет Илюшину и задумчиво покачала головой: – Кажется, нет. Но я не особо интересовалась. Мне его фотки были по барабану. Да и книжки тоже. – Из-за чего поссорились Юрий и Вениамин? Вы знаете? – Не помню, – с сожалением призналась Людмила. – Кажется, они собаку не поделили. – Собаку? – Ага. Или наоборот, выгнать ее хотели… Не было меня тем летом у Прохора, я в санатории подлечивалась. Танька все видела. У нее спросите. «Похоже, не врет». Илюшин видел перед собой словоохотливую женщину, которая, кажется, искренне переживала, что не в ее силах помочь. «Или хорошая актриса. Придется ехать к Татьяне». Яна Тишко просила не впутывать ее мать в расследование, но Макар намеревался выяснить, что послужило причиной ссоры братьев. Уже второй человек говорил ему, что это была сущая ерунда. Однако из-за этой ерунды Юрий Савельев много лет не разговаривал со своим братом. Людмила, улыбаясь, выжидательно смотрела на него. Ей и в самом деле нравилось разговаривать с юношей. Нравился его неподдельный интерес, который он к ней проявлял. Может быть, она даже привлекает его как женщина, а не как этот… как его… источник информации. Она кокетливо поправила локон. Никакого флирта, конечно! Но так приятно вести себя легкомысленно и чуточку воображать, что могло бы быть, если бы… – Знаете, меня удивляет одна вещь, – начал Макар. Людмила приготовилась принимать комплименты возрасту. Да, на свои без малого пятьдесят она не выглядит. Кожа свежа, морщин почти нет… – Вы совсем не удивились, когда я сказал, что Яна Тишко затеяла новое расследование. Людмилу выдернули из ее фантазий, как морковку из грядки. Сыщик смотрел на нее внимательно, чуть прищурившись. И взгляд его смущал, но совсем не в том смысле, в каком грезилось Люде. – Я подумала, может быть, она хочет… Бормотание оборвалось на полуслове. – Хочет чего? – с вежливым любопытством осведомился Макар. Людмила молчала. На щеках выступил легкий румянец. – Хочет узнать что-нибудь новое! – нашлась она. – Ей ведь было тогда всего одиннадцать. – Двенадцать. – Да-да! И она все забыла. А теперь вспоминает! Нет, ей определенно перестал нравиться этот взгляд. Слишком он вкручивается в нее. Точно сверло. Парень так смотрит, будто хочет вскрыть Людмиле черепную коробку и покопаться в ее извилинах. – Вы знаете, кто убил Павла Варнавина? Молчание. – Люда, вам известно, кто на самом деле убил Павла Варнавина? – Д-девочка, – выдавила Людмила. – Танькина дочь. – Она решительно поднялась. – Слушайте, да не знаю я! Что вы ко мне привязались! – Сядьте, пожалуйста, – попросил Илюшин. – Мне на вас снизу смотреть неудобно. Людмила сообразила, что в таком ракурсе выглядит не очень эффектно, и послушно опустилась на скамейку. – Вам известно что-нибудь об обстоятельствах смерти Павла Варнавина, чего вы не упоминали в своих показаниях? Женщина помотала головой. – Я считала, это Яна. Не задумывалась особо… – Не задумывались? – переспросил озадаченный Макар. – А над чем? – простодушие ее было поразительным. – Случилось несчастье. Ну что ж… Бывает. Пашу похоронили, Венька его оплакал. А жизнь-то дальше идет! В моей, уж извините, не хватает места переживаниям о чужом подростке. О себе бы позаботиться! Илюшин начал догадываться, отчего эта женщина так хорошо выглядит в свои сорок девять лет. – Вы не жалели мальчика? – Яну жалела. А Пашу – нет. Не нравился он мне. – Почему? Снова этот удивленный голубой взгляд. – Женьке моей мешал. Прохору она была по душе, он готов был ее облагодетельствовать. Но Пашка вечно вылезал и все портил. Отвлекал деда! – Это вы его убили? Она рассмеялась, мигом забыв о недавней тревоге: – Да зачем мне? Не выдумывайте! Яна его убила. – Нет. Это не она.