Неуклюжие испанские корабли, выстроенные широким полумесяцем длиной 11 км, шли под всеми парусами. На следующий день лорд-адмирал Говард послал пинас «Дисдейн» к флоту, продолжавшему обстреливать испанцев. Это был просто отвлекающий маневр. В то же время самые прославленные морские воины Англии разделились на эскадры: капитан Дрейк вел «Ревендж»; капитан Хокинс – «Викторию», а капитан Фробишер – «Триумф». Они двинулись на испанские корабли, которыми командовал адмирал Хуан Мартинес де Рекальде. Неся постыдные потери, тот безуспешно пытался уйти из-под огня английской артиллерии. Его корабль был выведен из строя – такелаж превратился в лохмотья, в фок-мачте застряло ядро. Герцог Медина-Сидония попытался собрать свой флот, но испанцы по-прежнему находились в невыгодном положении, поскольку ветер благоволил англичанам. Стычка продолжалась два часа. Хотя у англичан оставалось в резерве еще 40 кораблей, Говард решил на время приостановить боевые действия. В отправленной лорду Генри Сеймуру сводке текущих новостей Дрейк писал, какая опасность угрожала англичанам в то время. «Армия Испании подошла к нашему побережью. Мы преследовали их и, подойдя к ним ближе, обменялись выстрелами. Насколько мы понимаем, они намерены стоять не на жизнь, а на смерть». Подумав, он добавил: «Это письмо, мой досточтимый лорд, отправлено в спешке; флот испанцев насчитывает около сотни судов; много больших кораблей, но я думаю, едва ли половина из них военные». Пока Дрейк диктовал, битва продолжалась. Один испанский корабль загорелся, подожженный (по крайней мере, так решили англичане) промахнувшимся голландским канониром. Огонь быстро распространился, пламя охватило две палубы и полуют. Другой испанский корабль случайно столкнулся с галеоном под командованием дона Педро де Вальдеса и потерял фок-мачту. Пострадавший корабль беспомощно качался в ночном море, не имея надежды на спасение. Непобедимая армада продолжала двигаться дальше, бросив свой галеон (так благодаря равнодушию испанцев в руки Дрейка попал еще один богатый трофей). Дрейк не преминул разграбить брошенные испанские корабли. Он захватил крайне необходимый англичанам порох и, разумеется, не побрезговал золотом. Но через некоторое время удача отвернулась от него. Дрейк вел за собой английский флот, подавая сигналы фонарем, но погасил его, чтобы скрыться от испанских кораблей. Следовавшие за ним английские корабли пришли в замешательство и к рассвету потеряли друг друга из вида. К тому времени, когда рассеявшиеся по морю корабли начали собираться, испанская Армада тоже восстановила силы. Английский флот проплыл мимо Непобедимой армады ночью незамеченным и к утру 22 июля оказался западнее ее и по-прежнему с наветренной стороны, дававшей тактическое преимущество. В ответ их решительный противник приказал своим военным кораблям двинуться наперерез более медленным и менее маневренным английским кораблям снабжения и зажать их строй с обеих сторон. Англичане часами обстреливали шедшие впереди галеоны, но безрезультатно. Затем английский флот и испанская Непобедимая армада снова вступили в бой у острова Портленд в Ла-Манше. Пока они совершали маневры, ветер изменился, и преимущество получила Испания, оказавшись с наветренной стороны. Но пока испанцы готовились к атаке, английские корабли сумели компенсировать потерю за счет своей превосходной маневренности. Говард приказал своим кораблям выстроиться в боевой порядок – таким образом они могли стрелять из своих орудий, не опасаясь задеть другие английские суда. Несмотря на полученное преимущество, Говард решил не продолжать атаку и отступил. Корабли испанцев занялись поисками защищенного места, где можно было дождаться подхода обещанной, но до сих пор не появившейся армии герцога Пармского. Командующий испанской флотилией Медина-Сидония отчаянно стремился найти убежище до очередной атаки англичан. Он приказал своим кораблям двигаться на северо-восток, и они достигли Кале на побережье Франции. Герцога Пармского по-прежнему не было видно. Общую путаницу усугубляло то, что на кораблях противников стояли почти одинаковые паруса с красным крестом на белом фоне. Для Непобедимой армады красный крест символизировал крестовый поход ради свержения королевы-еретички. У англичан это был крест святого Георгия, их покровителя. К концу июля потрепанная испанская Непобедимая армада направилась от берегов Кале к Дюнкерку, где ее должны были ждать войска герцога Пармского. Из соображений безопасности испанский флот двигался плотной группой – так корабли лорда Говарда имели меньше шансов нападать на испанские корабли и уничтожать их по одному. Однако все понимали, что таким образом Армада становилась особенно уязвимой для атаки брандеров, и именно этой тактикой воспользовались англичане. В полночь 28 июля восемь судов, нагруженных горючими материалами, с минимальным количеством человек на борту или вообще без команды, направились к Непобедимой армаде. Приблизившись к стоявшему на якоре флоту, восемь кораблей загорелись. Медина-Сидония так описывал развернувшуюся перед ним кошмарную сцену: «Мы подняли тревогу. Стало ясно, что эти корабли прислали к нам для устрашения». Торопливый и неопытный герцог хотел как можно скорее выйти в открытое море, чтобы там сразиться с противником. Кроме того, понимая всю опасность своего положения, испанцы попытались отбуксировать брандеры на мелководье, откуда их можно было вытащить на берег и дождаться, пока они догорят. Но этот план не сработал. Английские брандеры взрывались, подбрасывая в небо горящие обломки, которые разлетались по ветру и падали на палубы испанских кораблей. Испанцы запаниковали, обрубили якорные канаты и под покровом темноты бежали в открытое море. На следующий день Дрейк исчез. Он должен был возглавлять флот, но вместо этого он, вспомнив свое пиратское прошлое, нашел себе новую жертву. Построенный год назад военный корабль «Нуэстра Сеньора дель Росарио» перевозил 50 000 золотых дукатов, предназначавшихся для выплаты жалованья испанцам. Накануне ночью несчастный корабль столкнулся с другим испанским судном «Сан-Сальвадор». В результате ужасного взрыва на «Сан-Сальвадоре» погибло 200 человек команды, бушприт судна сломался, а паруса и такелаж обрушились на палубу. Дрейк, привыкший держать нос по ветру, на следующее утро присвоил выведенный из строя корабль. Он не собирался ждать, пока другие – пусть даже сама королева – вознаградят его за труды. Как и прежде, он решил позаботиться о себе сам. Позднее Дрейк передал Говарду 23 300 дукатов, предположительно захваченных на «Нуэстра Сеньора дель Росарио». Но это были далеко не все сокровища, и по поводу недостающей части возникли вопросы. Подозрения о том, кто мог их украсть, пали на испанских моряков, на английских моряков и на самого Дрейка, который, по слухам, оставил себе 15 000 дукатов. Матрос с корабля «Ревендж» сказал, что Дрейк передал 2000 фунтов стерлингов двум офицерам. Другой утверждал, что королева разрешила Дрейку раздавать часть добычи «разным джентльменам» во время плавания. Говард предпочел закрыть на это глаза, но Мартин Фробишер, капитан «Триумфа», назвал Дрейка «трусливым мерзавцем или же предателем» (он не мог выбрать, какой вариант подходит ему лучше). В итоге этой диверсии роль Дрейка в разгроме испанской Непобедимой армады отошла на второй план, поскольку капитаны-соперники, особенно Хокинс и Фробишер, поспешили присвоить победу себе. Но Испания по-прежнему считала своим главным неприятелем именно Дрейка. В конце июля 1588 г. Непобедимая армада бросила якорь близ Кале. Медина-Сидония отправил еще несколько срочных сообщений герцогу Пармскому, пытаясь выяснить его намерения, и впервые получил ответ: герцог еще не готов. Потеря якорей дала о себе знать позднее, когда испанские корабли пытались во время сильного шторма подойти к берегам Шотландии и Ирландии и один за другим терпели крушение. Небольшой прибрежный город Гравелин расположен на мысе Франции, к югу от Бельгии, между Дувром и Кале. Название происходит от голландского Gravenenga – «Графский канал». Император Священной Римской империи Карл V и отец Елизаветы Генрих VIII встречались здесь в 1520 г. В 1558 г., тридцать лет назад, там произошла битва между Испанией и Францией, и тогда Испания победила. Стоял август 1588 г., и Испания снова угрожала нападением. Английские корабли устремились из всех портов, чтобы сообща принять вызов. К тому времени их количество дошло до 140, и они имели численное преимущество, а также превосходящую огневую мощь. Английская артиллерия во многом превосходила испанскую. Испанские пушки были тяжелыми и малоподвижными, а заряжать их было так трудно, что артиллерийскому расчету за все время боя удавалось ценой огромных усилий сделать лишь один или два выстрела. У англичан пушки стояли на передвижных лафетах с колесами и могли быстро перемещаться по палубам, что позволяло вести гораздо более частую стрельбу (что они и продемонстрировали у Гравелина). Во время боя англичане держались на приличном расстоянии, чтобы не дать гораздо более крупным испанским кораблям взять себя на абордаж. Тем не менее два флота периодически подходили друг к другу так близко, что англичане могли расслышать крики испанцев: «Лютеранские цыплята! Трусы!» Когда дым рассеялся, стало понятно, что английские корабли бесповоротно сокрушили своих противников. Флагман герцога Медина-Сидония едва не затонул – его спасали, лихорадочно латая многочисленные пробоины. Два других выведенных из строя испанских корабля сели на мель, еще один пошел ко дну вместе с командой – все 275 человек, отчаянно цепляясь за снасти, стремительно погружались вместе с судном в бурлящую воду. У Непобедимой армады не оставалось другого выбора – ей пришлось отступить и возвращаться домой. В отчаянии герцог Медина-Сидония признал: «Враг преследует нас день и ночь, но не подходит достаточно близко, чтобы его можно было взять на абордаж. Против него нет средства, ибо он проворен, а мы чересчур медлительны». На испанских кораблях не было лоцманов, знакомых с побережьем Нидерландов, и она не могла без риска для себя зайти ни в одну гавань, вдоль которых тянулись коварные песчаные отмели. Не имея возможности вернуться обратно тем же путем, Медина-Сидония приказал Непобедимой армаде плыть вокруг Шотландии и вдоль западного побережья Ирландии. Это был явно не лучший вариант для флота, у которого не хватало еды и воды, а многие корабли пострадали в бою. Отправляясь в плавание, испанцы не предполагали, что могут оказаться в подобном затруднительном положении – у них не было даже карт, по которым они могли бы ориентироваться в этих опасных местах. Пышное убранство им не помогло. Медина-Сидония мог дать своим капитанам лишь приблизительные краткие указания. Потрепанная сильными штормами, с водой в трюмах и разорванными в клочья парусами Непобедимая армада с трудом шла по бурному морю. Впереди испанцев ждали худшие испытания. На следующий день плавучие замки Армады едва не сели на мель. Сильный северо-западный ветер влек корабли к побережью Зеландии, севернее Германии. Такого поворота испанцы никак не ожидали. Их корабли сильно пострадали в сражениях, некоторые держались только за счет постоянного ремонта. Провизия и вода заканчивались. Возможно, им стоило уйти в открытое море от западного побережья Шотландии и Ирландии. К тому времени корабли Говарда перестали угрожать им. Но лоцманы Армады, не имея возможности измерить долготу, чтобы точно определить свое местоположение, не осознавали, что Гольфстрим несет их на север и восток, в то время как они пытались плыть на запад. У них не было карт этого региона, и сами они не знали этих мест. Если бы им удалось заманить английские корабли ближе к Испании, они смогли бы дать им бой, но здесь, на этом отдаленном берегу, они просто из последних сил пытались удержаться на плаву. Вдобавок последние годы XVI в. в целом и 1588 г. в особенности ознаменовались чередой мощных штормов в Северной Атлантике и наступлением климатической аномалии, известной как Малый ледниковый период, продолжавшейся до конца XIX в. Самым грозным противником Испании в том походе оказалась непогода. Холод и морские бури унесли больше жизней, чем сражения с англичанами. Только на данном этапе плавания Непобедимой армады пять тысяч человек утонули, причем многие из них недалеко от земли. Кто-то не успел добраться до суши, другие были убиты местными жителями на берегах Шотландии и Ирландии. Когда бури утихли, в составе некогда Непобедимой армады оставалось только 67 испанских кораблей и около 10 000 человек, многие на грани смерти от голода и болезней. Часть из тех, кому удалось вернуться в Испанию, умерли уже на родине. В письме Уолсингему Дрейк изобразил волнующую картину некогда великой испанской Армады, бегущей от английских кораблей: «Перед нами армия Испании, и мы милостью Божией готовы бороться с ней. Ничто и никогда не радовало меня больше, чем вид врага, гонимого южным ветром на север». Даже невозмутимый Говард пришел в восторг. За два дня до этого он писал Уолсингему: «Их сила удивительно велика, и все же мы мало-помалу выщипываем им перья. Я молю Бога, чтобы наших сил на суше оказалось достаточно, чтобы противостоять этой громаде». 7 августа, когда пороховые облака рассеялись, а в ушах у матросов перестало звенеть от постоянных выстрелов, Говард писал Уолсингему о судьбоносных событиях прошедших дней: «В нашем последнем бою с неприятелем перед Гравелином 29 июля мы потопили три их корабля». Еще четыре корабля удалось вывести из строя. «После этого боя, хотя мы израсходовали почти весь порох и ядра, мы приняли храбрый вид и пустились за ними в погоню, всем видом показывая, что намерены очистить от них наши берега и часть Шотландии». На следующий день Говард продолжал свое письмо Уолсингему уже из Маргита: «Хотя мы прогнали испанский флот мимо Фирта и, я думаю, мимо Шотландских островов, Бог знает, куда они двинутся дальше – в Норвегию, или, может быть, в Данию, или даже на Оркнеи, чтобы отдохнуть там и вернуться; ибо, я думаю, они не посмеют возвратиться с таким бесчестьем и позором к своему королю и лишиться доверия своего папы». На этой мысли стоило задержаться. «Мы отбили королевство и можем поздравить себя с победой, – продолжал Говард. – Некоторые считают, что на море испанцы не так хороши, но я ручаюсь вам, мир еще не видел такой силы, как у них. Пленные испанцы, участвовавшие некогда в битве при Лепанто, клянутся, что самые жестокие наши сражения с ними тогда не идут ни в какое сравнение с тем, как мы разгромили их сейчас». Битва при Лепанто прославила принца Филиппа, но теперь англичане полностью развенчали ту давнюю победу. Говард предположил, что Непобедимая армада больше не вернется, потому что «они не посмеют вернуться после такого бесчестия и позора – мы их славно пощипали». Поражение испанской Непобедимой армады ознаменовало наступление нового этапа в развитии морского боя. Компактные и маневренные английские корабли лучше проявляли себя при любых переменах погоды. Они могли вести огонь с наветренной стороны, поражая корпус и руль противника. Английские пушки калечили вражеские корабли издалека, а английские капитаны не подвергали своих людей риску абордажа. Кроме того, неуклюжая тактика Испании требовала координации действий флота вторжения с испанскими солдатами на суше. Необходимость согласовывать эти маневры замедляла реакцию испанцев и давала преимущество английским кораблям и пушкам, несмотря на сравнительную малочисленность английского флота. Повинуясь необходимости, англичане изменили методы и тактику ведения войны на море. В течение этого продолжительного сражения англичане удерживали преимущество в основном благодаря благоприятному ветру. Одними только обстрелами они потопили пятую часть испанских кораблей. 4000 испанских моряков погибли, еще столько же получили ранения. Многие уцелевшие суда едва держались на плаву, и ветер нес их, беспомощных, в Северное море, где яростные шквалы рвали в клочья их паруса. Зачерпывая воду, лишившись якорей, они продолжали опасный путь вокруг Шотландии и Ирландии. Во время этого перехода немало испанских кораблей было уничтожено жестокими штормами. 26 судов потерпели крушение у берегов Ирландии. 6000 моряков утонули, еще тысячу убили на суше ирландцы. Один испанский капитан описал ужасную сцену крушения своего судна на скалах близ Слайго на северо-западном побережье Ирландии. «Многие утонули вместе с обломками корабля, – вспоминал он. – Одни прыгали в воду и шли ко дну, не сумев подняться на поверхность; другие плыли на плотах и бочках, а господа на бревнах; третьи громко кричали в недрах корабля, взывая к Богу; капитаны бросали в море свои цепи и оружие; иных смывало волнами». Парализованный страхом капитан оказался совершенно беспомощным: «Плавать я не умел, вокруг меня бушевали огромные волны и ревела буря, а на берегу собралась толпа дикарей, которые прыгали и плясали от радости при виде нашего несчастья. Когда кто-нибудь из наших людей добирался до песчаного берега, две сотни дикарей набрасывались на него и срывали с него все до нитки, оставляя совершенно нагим». 10 сентября 1588 г. «Сан-Эстебан» и еще один испанский корабль сели на мель у берегов ирландского графства Клэр. Шериф Боэций Клэнси казнил всех выживших (с тех пор каждые семь лет в церкви в Испании служат мессу, проклиная имя Боэция Клэнси). 15 сентября несколько испанских кораблей потерпели крушение у побережья Слайго. Рассказывали, что на берег выбросило тысячу тел. Череда штормов продолжалась до 24 сентября и окончилась яростной бурей, вселившей ужас в сердца несчастных. На том этапе по пути домой затонул еще 21 корабль. От первоначальной Армады – 132 кораблей и 30 000 человек – осталось только 67 кораблей и 10 000 человек, и из этого числа многие умерли уже после возвращения в Испанию. В Шотландии к выброшенным на берег испанским морякам относились с долей сострадания и нередко старались переправить их на родину. Хаклюйт в своем сборнике упоминает, что 400 испанских солдат «после кораблекрушения были доставлены в Эдинбург в Шотландии и, будучи в крайней нужде и совершенно нагими, были там одеты от щедрот короля и купцов, а затем тайно возвращены в Испанию». Местные власти, «принимая во внимание их многочисленные бедствия, хотя они и были врагами, смотрели сквозь пальцы на их появление и отъезд». Несколько испанских моряков поселились на Оркнейских островах к северу от Шотландии, где их потомков позднее стали называть «доны». Куры, выжившие после кораблекрушения, дали начало особой породе местной домашней птицы под названием «армада». Несчастным испанским морякам, которых выбросило на берега Ирландии, повезло меньше – они стали жертвами мародеров. Жители Ирландии казались испанцам первобытными дикарями, из тех, что боятся любых чужеземцев, говорящих на незнакомом языке, и стремятся любыми средствами уничтожить непрошеных гостей. Ирландец Мелагин Маккэбб похвалялся, что зарубил топором 80 испанцев. Список потерпевших крушение кораблей «непобедимой» (как ее насмешливо называли англичане) испанской Армады достиг ошеломляющих размеров. «Сан-Маркос» разбился у берегов Ирландии. «Сан-Фелипе» и «Сан-Матео» сели на мель близ Нидерландов и попали в руки голландцев. «Флоренцию» после возвращения в Испанию отправили на слом. «Ла Мария Хуан» затонула во время битвы при Гравелине. «Сан-Хуан» потерпел крушение у берегов Ирландии. «Ла Тринидад» пошла ко дну где-то в Атлантике. «Сан-Хуан Баутиста» был затоплен адмиралом Рекальде. «Урса Дукеса Санта-Ана» потерпела крушение у берегов Ирландии. «Санта-Ана» взорвалась по прибытии на северное побережье Испании. «Санта-Мария де ла Роса» затонула у юго-западного побережья Ирландии – из всей команды выжил только шестнадцатилетний итальянец Джованни; английские чиновники допросили его, а затем повесили. «Сан-Эстебан» разбился у побережья Ирландии – оставшиеся в живых члены команды кончили жизнь на виселице. «Ла Лавия» затонула у берегов Ирландии. «Ла Фата Энкоронада» села на мель и сгорела в заливе Блэксод графства Мейо. «Сан-Хуан де Сицилиа» взорвался в заливе Тобермори в Шотландии. «Ла Тринидад Валенсера» затонула в заливе Киннаго в Донеголе. «Ла Анунсиада» была брошена командой в устье реки Шеннон. «Хулиана» затонула у берегов Донегола. «Фалькон Бланко Майор», гамбургский корабль, реквизированный испанцами, был захвачен Дрейком в Ла-Манше. «Кастилло Негро» затонул у берегов Ирландии вместе с «Барка де Амбург», чья команда искала убежища на других кораблях, которые пошли ко дну позднее. «Сан-Педро Майор» разбился на побережье Девона. «Сантьяго» утонул у берегов Ирландии. «Сан-Лоренцо» погиб у Кале. «Патрона» добралась до Гавра, разваливаясь на ходу. «Принцесса» и «Диана» были разграблены у берегов Байонны. «Жирона» потерпела крушение у Антрима – налетев на рифы, она раскололась на две части и унесла на дно всю команду и снаряжение. Некоторые потерпевшие пытались доплыть до берега, сотни оказались заперты внутри корабля в гибельной ловушке. Помимо прочего, на кораблях Армады находилось множество лошадей и мулов. Решив, что на обратном пути в Испанию для животных не хватит воды, моряки столкнули их за борт в воды Северного моря. Позднее команда одного английского корабля видела, как брошенные животные плывут по темно-зеленым волнам на пути к забвению. Остальные корабли Непобедимой армады – менее половины той флотилии, которая подняла паруса в июне, – достигли Ла-Коруньи на крайнем северном побережье Испании. К тому времени большая часть моряков выживала на голодном пайке, на многих кораблях закончилась пресная вода. Еще несколько судов пришлось затопить. Разрозненные остатки некогда гордой Армады постепенно возвращались в течение октября 1588 г. Потери приводили в ужас. Из 30 000 солдат и моряков Армады 20 000 погибли во время плавания и часть скончалась позднее от ран, полученных в бою. Кого-то казнили в Ирландии. Большинство погибших пали жертвами голода и болезней. Участники похода продолжали умирать даже после возвращения в испанские порты. «И посему, – писал Хаклюйт, – во всей Испании не было ни одного знаменитого и благородного семейства, которое не потеряло бы в этой экспедиции сына, брата или какого-нибудь другого родича». Англичане понесли в этом сражении сравнительно небольшие потери – погибло около сотни моряков и, что примечательно, все корабли остались более или менее целы, кроме восьми сознательно принесенных в жертву брандеров. Филипп II в отчаянии сказал: «Я послал Армаду против людей, а не против Божьих ветров и волн». Злополучную бурю, о которой он говорил, стали называть Протестантским ветром – этот ветер нес благо Англии и несчастья Испании. На небесах произошли таинственные перемены, как будто магнитная сфера Земли развернулась в обратную сторону, и высшие силы отныне благоволили Англии, а не Испанской империи. Когда новости о поражении Непобедимой армады достигли Парижа, Бернардино де Мендоса, укрывшийся в столице Франции после того, как его изгнали из Англии, долго отказывался в них верить. В Париже он напечатал фальшивый отчет о победе испанцев, несмотря на то что все факты свидетельствовали об обратном. Этой отчаянной попыткой выдать желаемое за действительное были потрясены даже его друзья. «Мне удивительно видеть, добрый сэр, – сказал один из них, – как вы, человек благородного происхождения и одаренный от природы не меньше остальных, столь широко раскрываете уши для лживых слухов, которые пересказывают вам насмешливые льстецы; и не столько удивляет то, что вы доверяете им, сколько то, с какой быстротой Ваша милость торопится их опубликовать». Впрочем, Мендосе удалось обмануть немногих. Когда он, оседлав своего мула, выезжал за ворота посольской резиденции, дети бежали за ним, издевательски выкрикивая: «Победа! Победа!» А когда до Мендосы дошли слухи о том, что сам Филипп II им недоволен, пожилой дипломат понял, что у него нет другого выбора, и подал в отставку, сославшись на ухудшающееся зрение. В память о великом событии Елизавета приказала написать свой портрет. На картине ее правая рука мягко, как будто защищая, покоится на небольшом земном шаре, тем самым намекая на ее новую роль в мировых делах. Испанская Армада после этого еще не раз брала верх в других сражениях, но перестала доминировать в мировой политике и торговле. В глазах королевы победа Дрейка возвестила о начале господства Британии на море и о зарождении нового мирового порядка. Однако в Англии поражение Непобедимой армады было встречено сомнениями и критикой. Знаменитая победа осталась в людской памяти, но вскоре стало ясно, что она досталась дорогой ценой. 18 Презрение, отмщение, победа Англичанам удалось расправиться с испанскими силами далеко не сразу. Остатки Непобедимой армады, хотя и сильно потрепанные, двинулись на север, наперерез английским кораблям, которые гнали захватчиков мимо Ферт-оф-Форт, шотландского эстуария, впадающего в Северное море, до тех пор, пока не исчерпали возможности для погони. Англичане израсходовали боеприпасы и запасы продовольствия, а их матросы давно нуждались в отдыхе. Если бы у них были силы и средства и дальше преследовать испанский флот, они наверняка уничтожили бы врага – по крайней мере, они так думали. Но им оставалось только утешать себя мыслью, что Армада вряд ли осилит обратный путь в Испанию. Это предположение оказалось недалеко от истины. Непогода завершила то, что не удалось сделать англичанам, от души потрепав бегущие испанские корабли. Англичане восприняли это как проявление божественной справедливости. Как заметил один набожный английский моряк: «Многие из них никогда больше не увидят Испанию – Божьим соизволением наказаны их злые дела, и ясно, что ни силы людские, ни их жалкие идолы не принесут им победы, когда великий Бог Израилев поднимет против них хотя бы один перст Свой». Говард на борту «Арк Ройял» доложил Уолсингему, что прежде «непобедимая» Армада окончательно распадается. «Мы потопили три их корабля, а некоторые заставили подойти к берегу – они так черпали воду, что не могли долго продержаться в море. После этого боя, хотя мы израсходовали почти весь порох и ядра, мы приняли храбрый вид и пустились за ними в погоню, всем видом показывая, что намерены очистить от них наши берега и Шотландию; затем, чтобы пополнить запасы провизии, в которых многие наши корабли немало нуждались, а также восполнить недостаток пороха и снарядов, мы направились к Ферту, а вслед за флотом послали несколько пинасов, чтобы они неотлучно преследовали флот, пока тот не пройдет мимо Шотландских островов». К тому времени Говард был уверен, что испанцы «либо прошли мимо Ирландии и теперь напрягают все силы, чтобы вернуться к своим берегам, либо же ушли в сторону Дании». Другими словами, ветер унес их гораздо дальше на север, чем предполагалось, и им грозила гибель. Некоторые корабли пропали без вести, остальные, вероятно, были уничтожены. «Мы отправили пинас Вашего Величества “Адвайс”, – писал Дрейк королеве, – и мою превосходную каравеллу сопровождать испанский флот, а сами отправились пополнять запасы, но что с ними стало, настигла их жестокая буря или они пристали к берегу в какой-нибудь другой стране, мне неизвестно». Он советовал послать «хорошее судно и несколько сведущих людей, чтобы они могли вести дела от имени Ее Величества с королем Дании, поскольку он будет задавать вопросы; и как можно быстрее прислать обратно достоверный отчет о местоположении этих кораблей, чтобы им можно было дать наилучший отпор; ибо без сомнения, то, что они в состоянии сделать, они немедленно сделают, [раньше чем] зима настигнет их в тех местах. Если они останутся в проливе этой зимой, я надеюсь, что многие испанцы отправятся в Испанию по суше». Дрейк делал свое дело с таким воодушевлением, что даже испанцы проникались к нему расположением. Адмирал Педро де Вальдес, командовавший кораблем «Нуэстра Сеньора де ла Концепсьон», попав в плен, сравнивал Эль Драке с Хуаном Мартинесом де Рекальде, вторым командующим Армадой, не в пользу последнего. Пытаясь связаться с Рекальде, Вальдес столкнулся с другим испанским кораблем, «оказавшимся так близко на пути, что я не мог ни пройти мимо, ни дать ему место», как он позднее писал королю Филиппу. Его судно в результате столкновения понесло сильный ущерб и потеряло управление, но прежде чем он смог взять ситуацию под контроль, на него «таким же образом налетело еще одно судно, вследствие чего мы потеряли бушприт, фалы и прямой фок». Он хотел просить помощи у Рекальде – оставаться в бурном море с такими поломками было небезопасно, и «чтобы произвести ремонт, потребовалось бы немалое время». Он неоднократно пытался привлечь внимание Рекальде и даже несколько раз выстрелил из своих орудий, чтобы «весь флот мог узнать, в каком я бедствии». Но – здесь начиналась удручающая часть повествования – хотя Рекальде находился достаточно близко к Вальдесу, «и видел, в каком я состоянии, и мог бы легко помочь мне, он не стал этого делать». Вместо этого Рекальде дал сигнальный выстрел, призывая всех следовать за ним, и оставил Вальдеса «в отчаянном положении на виду у всего флота, в то время как враг находился всего за четверть лиги от нас» и быстро приближался. Брошенный на произвол судьбы Вальдес «сопротивлялся им как мог и защищался всю ночь до следующего дня, все еще надеясь, что герцог [Рекальде] пришлет мне какую-нибудь подмогу и не поведет себя со мной так бессердечно и неблагодарно». Увы, в итоге Вальдес оказался в одиночестве «в окружении врагов» и, что еще хуже, «сэр Фрэнсис Дрейк, адмирал вражеского флота, приближался ко мне на своем корабле». Дрейк послал сообщить Вальдесу, что если он сдастся, то с ним будут хорошо обращаться. К удивлению и удовольствию испанца, Дрейк «оказал нам помощь и дал слово джентльмена, пообещав, что будет обращаться с нами лучше, чем с остальными». Вальдес обдумал его слова, решил, что «это наше последнее и наилучшее средство», и поэтому «счел за благо принять его предложение». 10 августа Дрейк ненадолго отвлекся от сражения, чтобы в очередной раз изложить свое «ничтожное» (то есть скромное) мнение о текущих событиях Фрэнсису Уолсингему. Было поздно, Дрейк устал, враги окружали со всех сторон, и он писал так быстро, как только мог, заново переживая тревожные события: «Я думаю, что испанская армия определенно будет переброшена либо в Норвегию, либо в Данию – есть много разных причин, которые побуждают меня так думать. Во-первых, опросив многочисленных пленных, мы поняли, что во всем их флоте нет ни одного корабля, где не было бы больных людей. Во-вторых, их корабли, мачты, паруса и канаты сильно потрепаны и попорчены нашими выстрелами. В-третьих, в Кале, направив к ним быстроходные суда (брандеры), мы заставили многих из них обрубить якорные канаты, из-за чего они потеряли якоря и теперь вынуждены искать способ восполнить эту потерю. Кроме того, даже если бы они не потерпели всех этих бедствий, бури и западный ветер все равно вынудили бы их двинуться в указанном направлении». Даже если они доберутся до Шотландии, предположил Дрейк, они не найдут там припасов и особенно воды, в которой так отчаянно нуждаются. «Норвегия или внешние острова Шотландии могут немного помочь им пресной водой, парой коров или паршивой говядиной, и малым количеством коз и кур, однако для них это будет все равно что ничего; и даже это жалкое облегчение можно добыть в нескольких разных местах, а дорога к ним трудна и опасна». В этих безнадежных обстоятельствах «следует ожидать единственно того, что они отправятся к королю Дании, и обретут его дружбу, и получат от него всю нужную им помощь», в том числе «большие якоря, канаты, мачты, веревки и съестные припасы и, в общем, все, что только можно приобрести на деньги короля Испании в холодных странах, о чем далее предоставляю судить Вашей светлости».