Наконец около полуночи снова поднялся ветер, и они вышли из бухты. За ними сразу последовали Акунья и испанские галеры. На выходе из бухты ветер снова стих, и оказавшийся в ловушке флот дал короткую битву, в которой опять стало ясно, что галеры во многом уступают хорошо вооруженным и маневренным английским боевым кораблям. Около полудня галеры снова оказались в поле зрения английского флота. Дрейк отправил гонца, чтобы узнать, нет ли на испанских кораблях пятерых английских пленных. Пришел ответ, что сейчас пленных у них нет, но если Дрейк подождет еще день, то они смогут устроить обмен. Заподозрив подвох, Дрейк отказался от предложения. Во время набега на Кадис Дрейк пополнил запасы, загрузив свои корабли вином, оливковым маслом, галетами и сухофруктами. Кроме того, он присоединил к своему флоту четыре испанских корабля, нагруженные провизией, а еще несколько десятков, оставленных в Кадисе, сжег до ватерлинии. Испанцы оценили свои потери в 172 000 дукатов. Помимо самих кораблей было утрачено огромное количество ценного груза. Бискайский корабль водоизмещением в 700 тонн вез железо. Португальский корабль перевозил почти 5000 тонн пшеницы. Не все эти грузы предназначались для Непобедимой армады – некоторые направлялись в Бразилию или Италию. Всего было уничтожено 10 000 тонн испанских грузов. Эль Драке снова нанес удар и продемонстрировал непревзойденное пиратское мастерство, подвергнув себя минимальной опасности и получив максимальную прибыль. После этого случая маркиз де Санта-Крус, главный морской командующий Испании, за 50 лет своей службы не потерпевший ни одного поражения, резко почувствовал себя хуже и через несколько месяцев умер. Возможно, это простое совпадение. Но с ним погибла последняя надежда Испании на защиту от Дрейка. 27 апреля 1587 г. Дрейк сообщил о своих трудах и победах Уолсингему. «Второго числа этого месяца мы покинули Плимут, – писал он. – В течение пяти дней нам досаждал сильный шторм, из-за которого наш флот рассеялся, а на “Дредноуте” образовалась сильная течь». Справившись с этими неприятностями, хвастался далее Дрейк, они «потопили бискайский корабль водоизмещением 1200 тонн, сожгли корабль маркиза де Санта-Круса водоизмещением 1500 тонн и еще 31 корабль водоизмещением 1000, 800, 600, 400, 200 тонн, и увели с собой четыре корабля, загруженные провизией, и удалились оттуда, когда нам было угодно, и с такой честью и славой, каких только можно желать, при этом несколько раз давали бой 12 королевским галерам, из которых две потопили». К счастью, «атаки неприятеля не имели успеха, и, хотя нас непрестанно яростно обстреливали с берега, это нанесло нам мало урона, благодарение Богу». Кроме того, Дрейк предупреждал: «Перед отъездом нам написал любезное письмо некий дон Педро, командующий этими галерами. Уверяю Вашу милость, свет еще не видел таких приготовлений, какие сейчас неустанно осуществляет король Испании ради вторжения в Англию». На следующий день Дрейк написал лично королеве, в общих чертах пересказав все полученные отчеты о взятых в Кадисе трофеях. Он предупреждал, что, если он не будет действовать, Испания направит накопленные ресурсы против Англии. «Этим великим приготовлениям испанцев можно проворно помешать, – сообщал он королеве, – отправив свои силы, чтобы встретить их несколько дальше от нас и ближе к их берегу, что обойдется дешевле [в стратегическом смысле] Вашему Величеству и народу, и дороже встанет врагу». Дрейк также предупредил Елизавету I, чтобы она не поддавалась на испанский обман: «Обещания мира от принца Пармского и эти обширные приготовления в Испании плохо согласуются друг с другом». Стремясь использовать весь потенциал собравшихся на его кораблях войск, Дрейк созвал своих капитанов и объявил, что планирует высадиться в Сагреше на юге. Но второй командующий Уильям Берроуз, капитан «Золотого льва», выступил с письменным возражением против этого чудовищно необдуманного, по его словам, предложения. Более того, он заявил, что считает манеру командования Дрейка оскорбительной для опытных капитанов (говоря другими словами, Берроуза раздражал успех Дрейка, его внезапное богатство, рыцарское звание и близость к королеве). В ядовитом настроении он взялся за перо, чтобы раскритиковать стратегию и мореходное мастерство Дрейка. «В этом плавании с момента нашего прибытия… я ни разу не видел, чтобы какой-либо совет или предложение, касающиеся наших действий и службы Ее Величеству, пока флот находится под вашим руководством, были высказаны или обсуждены», – начал он и далее принялся обстоятельно излагать свои жалобы: «Вы принимаете нас со всем радушием и гостеприимством, однако же, проведя с вами целый день, мы нередко отбываем с тем же, с чем пришли, не получив никакого совета или разъяснения о текущих делах. Эти собрания (хотя вам, возможно, угодно называть их советами или совещаниями) далеки от цели и вовсе не таковы, какими по здравом размышлении должны быть. Вы также, к моему немалому сожалению, в прошлом и настоящем пренебрегали обязанностью доводить до флота ваши распоряжения в надлежащее время и в надлежащем виде». Хуже того, писал Берроуз, «я обнаружил, что вы всегда настолько привязаны к своему мнению и намерению, что негодуете и считаете едва ли не оскорблением, когда кто-нибудь дает вам совет относительно чего бы то ни было (по крайней мере, я говорю за себя), по каковой причине я часто воздерживался от того, чтобы прямо высказать то, что в ином случае мог бы заявить». Берроузу казалось, что Дрейк относится к нему с необъяснимым пренебрежением: «Нет, вы поступаете со мной вовсе не так, как с другими». Но он всего лишь просил Дрейка об отношении, «подобающем моему званию и положению». Эта ложная скромность, несмотря на всю неискренность, производила определенное впечатление. На этом претензии Берроуза не заканчивались. То, что Дрейк поощрял любимчиков, было достаточно плохо, но он к тому же упускал из виду их главную цель: противостоять испанской Армаде, «попытаться всеми возможными способами воспрепятствовать их намерениям и предотвратить их встречу в Лиссабоне». Если Дрейк даст себе труд обдумать эти слова, «я думаю, вы согласитесь, что все высказанное мною справедливо». Далее, разве Дрейк забыл, что «для высадки людей на берег требуется ветер с суши, тихая погода и спокойные волны, чтобы дать кораблям встать на якорь у берега»? И если «внезапно ветер задует к морю, что тогда, как вы думаете, будет уместно сделать – стоит ли оставлять корабли на якоре и подвергать их риску?». Берроуз настойчиво просил Дрейка «рассмотреть со всем вниманием эти вопросы; я, в свою очередь, сделав это, твердо придерживаюсь мнения, что пытаться высадиться здесь неудобно и нецелесообразно; и я решил изложить свои соображения в письме, чтобы это дело осталось между нами». Дрейку, двадцать лет совершавшему дерзкие налеты на самые разные берега, совершенно не понравился этот пространный выговор. Он собирался плыть к вулканическому острову Терсейра на Азорских островах. Берроуз решил не подчиниться приказу Дрейка. В итоге Дрейк освободил его от командования и поместил под арест. 21 мая он написал, что Берроуз «проявил себя в этом деле не так хорошо, как мне хотелось бы, ради него самого, и… совершил двойное преступление не только против меня, но и более того». В итоге «я освободил его от чина». Попытка Берроуза бросить вызов авторитету Дрейка с самого начала была обречена на провал. Дрейк считался самым способным капитаном английского флота и за двадцать с лишним лет совершил немало морских подвигов, не последним из которых было его успешное кругосветное плавание. Берроуз же был известен только тем, что однажды отправил на виселицу десять человек, одного за другим. И теперь он пытался подвергнуть сомнению беспрецедентные заслуги Дрейка. Дрейк пришел в ярость, однако взял себя в руки и не стал отвечать Берроузу тем же. Он посовещался со своим капитаном Томасом Феннером и капелланом Филиппом Николсом, и вместе они составили список обвинений. Затем он вызвал Берроуза на флагман, где в присутствии Феннера и Николса обвинил его в неповиновении и официально отстранил от командования. Ошеломленный Берроуз запоздало понял, что зашел слишком далеко, и написал письмо с извинениями, но оно не смягчило Дрейка. Бывший капитан неожиданно оказался пассажиром на собственном корабле. Вскоре Берроуз спровоцировал мятеж, хотя позднее утверждал, что понятия не имел ни о каком бунте. В конце концов нарушителя спокойствия отправили обратно в Англию, что оставляло Дрейка с полной свободой действий, но всего с девятью кораблями. Чтобы отвлечься от неприятного происшествия с Берроузом, Дрейк решил написать о своих успехах Уолсингему. «Богу было угодно позволить нам захватить множество фортов, барков, каравелл и разных других судов, общим числом более сотни, многие полностью загруженные веслами для галер, досками и бревнами для кораблей и пинасов, обручами и планками для бочек и множеством всякой провизии для их огромной армии». Захватив эту огромную добычу, Дрейк приказал «всю ее спалить дотла, дабы нанести их Королю еще больший урон в придачу к потере кораблей». Ненависть Дрейка к испанцам горела так же ярко, как этот огонь. Он с нетерпением ждал новой, еще более масштабной битвы. Капитан упомянул те «огромные силы, которые, как мы слышали, король Испании собирает в проливах». «Готовьтесь в Англии стоять как можно крепче, – предупреждал он, – и ждите неприятеля с моря». В заключение Дрейк написал: «Остановите его сейчас раз и навсегда». 14 мая Дрейк со своим флотом прибыл в гавань Лагуша, небольшого порта на самом южном побережье Португалии, где крутые скалы возвышались над мерцающей водой цвета кобальта и изумруда. Лагуш славился как процветающий центр работорговли. Дрейк высадил на берег тысячу солдат, и они направились к ближайшей крепости. Форт не оказал сопротивления, и Дрейк захватил его. Замок Сагреш, стоявший на мысе в полутора километрах от него, оказался не такой легкой мишенью. Местный гарнизон состоял из сотни хорошо вооруженных солдат, и они были готовы защищать замок и свои семьи, спрятавшиеся за стенами. Дрейк поджег ворота замка и два часа осаждал форт, пока командующий не сдался. На следующий день Дрейк повел своих людей на расположенный неподалеку монастырь. Монахи заранее бежали оттуда, спасая свою жизнь. По сообщениям испанцев (вероятно, предвзятым), люди Дрейка разгромили монастырь, уничтожили религиозные символы и подожгли строения: «Они предавались своему обычному обжорству и пьянству, дьявольскому разгулу и непристойностям. Они украли все, что нашли, а затем подожгли монастырь, но сначала совершили тысячу бесчинств и дьявольски надругались над образами святых по своему нечестивому еретическому обычаю». Дрейк не участвовал во всеобщем дебоше. Вместе с другими джентльменами он вернулся на корабли, позволив матросам творить все, что им вздумается. Набег закончился осквернением католического храма. Ничто не могло заставить испанцев сильнее презирать Дрейка и его людей. Но Дрейку не было дела до их презрения – он продолжал мстить испанцам за ту жестокость, от которой он и его покойный кузен Роберт Баррет пострадали много лет назад. Затем Дрейк направился к Сагрешу на южной оконечности Португалии, где располагалось мореходное училище, основанное в 1418 г. королем Энрике Мореплавателем. Словно желая бросить ему вызов, Дрейк встал на якорь недалеко от берега и захватил почти сотню португальских кораблей и каравелл, избавив их от запасов обручей, весел и бочковых планок (деревянных планок, из которых делали стенки бочек). Опись своего улова он отправил Уолсингему: «Уверяю Вашу милость, что общий вес обручей и планок составлял никак не меньше 16 или 17 сотен тонн». Он приказал «спалить все это дотла, дабы нанести королю еще больший урон в придачу к потере кораблей». Без этих скромных предметов не могла обойтись ни одна корабельная команда, а значит, Испания не могла победить. Стремясь сохранить человеческие жизни, что было в целом свойственно его набегам в любом уголке мира, Дрейк освободил португальских моряков. «С португальцами я приказал обращаться хорошо и отправил их на берег, оставив им их одежду и личные вещи». Он объяснил, что не хотел причинять им вред, «однако обнаружил, что они служат испанцам, которых мы считаем нашими заклятыми врагами». Отпустив португальцев, Дрейк сжег всю захваченную добычу, а также маленькие суда и рыболовные сети, тем самым поставив крест на сезоне ловли тунца. «Из-за того что мы уничтожили сети, – заметил Дрейк, – люди станут в лицо проклинать своих правителей». Ободренный успехами, Дрейк направился в охваченный тревогой Лиссабон, с опаской ожидавший новых известий о его налетах, и бросил якорь недалеко от Кашкайша, где располагалась королевская резиденция. Великолепие природы радовало взгляд. Ароматный свежий бриз овевал сверкающие холмы. Неподалеку появился маркиз де Санта-Крус, но (возможно, напуганный свирепостью Дрейка) не предпринял никаких действий. Дрейк уведомил испанского адмирала письмом, что готов вступить в бой, но маркиз вяло ответил, что король не давал ему соответствующих полномочий. Согласно другой версии, Дрейк просто осведомился, готов ли адмирал вести переговоры о возвращении пленных, но «маркиз в ответ поклялся честью джентльмена, что у него их нет и что я должен быть уверен, если бы у него был кто-то из них, он непременно прислал бы их мне; однако я знал, что это не так». На самом деле английские и португальские шпионы сообщили Дрейку, что маркиз держит «на своих галерах и в тюрьмах немало англичан», однако для их освобождения требовалось разрешение короля и духовенства. Дрейк предвкушал новые маневры, которые позволят ему унизить испанскую монархию. «Если Богу будет угодно и дальше снабжать нас провизией и питьем и если небо, ветер и погода будут к нам благоволить, вы обязательно услышите вести от нас с мыса Сент-Винсент, – писал он, – где мы будем ожидать ежедневно дальнейших приказов и распоряжений от Ее Величества и Вашей милости». (Продуваемый всеми ветрами мыс Сент-Винсент находился на крайнем югозападе Португалии.) За всю свою жизнь Дрейк никогда не чувствовал себя более могущественным, чем в тот момент. Он держал в своих руках политическую судьбу Испании, или, точнее, он готовился уничтожить ее, нападая на ее наиболее уязвимую составляющую – Португалию. Примерно в это время Дрейку попалась португальская каракка, трехмачтовое торговое судно, совершавшее рейсы по океану между Европой и Азией. Дрейк был знаком с испанскими торговыми судами, но португальская каракка оказалась для него в новинку. Она плыла под флагом португальского короля, что делало ее особенно привлекательной мишенью. Дрейк взял на себя труд пересадить всех, кто был на борту, на другие торговые суда, направлявшиеся в Португалию. На каракке его ждал груз драгоценных камней – настолько богатая добыча, что он решил отправиться с ней прямо в Англию. Вскоре они благополучно вернулись домой в Плимут, где разделили добычу и завоевали восхищение всех причастных к этому делу людей. Двухнедельный разгул Дрейка в Кадисе нанес больше вреда, чем кто-либо мог предвидеть. Королева не ожидала, что короткая стычка, которая должна была всего лишь привлечь внимание испанцев, выльется в продолжительную кампанию террора. Результаты похода удивили даже Дрейка, и, кроме того, его, как и прежде, крайне озадачила пассивная реакция испанцев на его нападения. Вдобавок неожиданное везение позволило сделать еще несколько важных выводов. Самое главное, выяснилось, что португальские каракки не только богато нагружены – их очень легко захватить. Грабить португальцев оказалось даже проще, чем испанцев. Кроме того, внимание англичан привлекли богатства Ост-Индии. Англия могла с немалой выгодой для себя использовать этот нетронутый ранее источник изобилия. Империя на востоке ждала своих завоевателей. Дрейк взял курс на Азорские острова, поразительной красоты архипелаг в 1600 км к западу. Крутые скалы поднимались над ультрамариновой водой, на древних вулканических камнях зеленела пышная растительность. Но в этом райском уголке не все было благополучно. Дрейк сообщил Уолсингему, что его моряки начали болеть, а припасы заканчиваются. Болезнь распространилась на все корабли, люди Дрейка не хотели плыть дальше и рисковать своей жизнью, но он настаивал, что они должны продолжать поход. Не прошло и дня с тех пор, как они снова вышли в море, как разразился шторм. Торговые суда решили воспользоваться этим спасительным предлогом. Когда 22 мая шторм утих, «Золотой лев», которым ранее командовал Берроуз, отправился на север, унося на борту 46 больных. Команда корабля подала капитану письменное обращение с требованием позволить им вернуться домой. Капитан Джон Марчант, сменивший Берроуза, не стал с ними спорить и без сопротивления покинул корабль. 5 июня «Золотой лев» с Берроузом на борту прибыл в Дувр. Стремясь избежать судебного преследования, Берроуз немедленно написал лорд-адмиралу собственный рапорт о событиях. Претензия: сэр Фрэнсис Дрейк обвиняет меня, Уильяма Берроуза, в том, что я виновен в том, что «Золотой лев» ушел от него в море без его согласия; какой проступок он и его соратники и последователи считают достойным смертной казни, и к этому призывают всеми способами и средствами. Мой ответ таков: я никоим образом не виноват в том, что корабль ушел указанным образом, – основанием и причиной для этого была команда корабля, которая подняла мятеж против капитана и шкипера, о чем я не знал и не подозревал… Я поговорил с этой компанией и сказал им, что дело, которое они затеяли, может угрожать их жизни, и потому я счел нужным известить их об этом и просил их остаться и переговорить об этом деле с адмиралом и рассказать ему о своих пожеланиях и тяготах. Они ответили, что не останутся, чтобы поговорить с ним, потому что они и без того получили много обещаний, ни одно из которых не было исполнено, и, если теперь они вернутся к нему, он переведет их на другой корабль и будет их тиранить, и поэтому они лучше отправятся домой и предпочтут уповать на милость королевы или быть повешенными дома, среди своих друзей. Дрейк, в высшей степени раздосадованный этим вызовом своему авторитету, созвал суд, который поспешно признал Берроуза виновным в дезертирстве и вынес ему смертный приговор. Снова сплотив своих оставшихся людей, Дрейк напомнил команде, что их ждет богатая добыча: «Уверяю Вашу милость, что все мы, и солдаты и моряки, очень больны… Но если Богу будет угодно послать нам немного живительной влаги с неба, несколько крон или какую-нибудь разумную добычу, все наши солдаты и моряки снова воспрянут духом, хотя бы до этого они лежали полумертвые». Лучшим лекарством для этих людей было золото и серебро. Дрейк подошел к острову Святого Михаила (Сан-Мигель), где встретил португальскую каракку «Святой Филипп». Он быстро захватил корабль и, разделив добычу, отправил ее домой на своих торговых судах. Добычи оказалось достаточно, чтобы гарантировать всем людям Дрейка весьма солидное вознаграждение за труды. Ободренный успехом, Дрейк приказал эскадре плыть в Плимут. Он снова покрыл себя славой и доставил своей королеве новые богатства. Англичане обнаружили, что грабить каракки очень легко, а в процессе они смогли ближе познакомится с сокровищами Ост-Индии. Это осознание дало Англии дополнительный импульс для развития собственной глобальной империи. Если португальский флот смог этого добиться, то почему не сможет английский? Португальский флот считался старейшим в мире, и Дрейк как мореход с уважением относился к достижениям португальского мореплавания. Героические путешествия португальского исследователя Васко да Гамы в Индию в 1497–1499 гг., в 1502–1503 гг. и в 1524 г. открыли морской путь из Западной Европы на Восток через мыс Доброй Надежды. Чтобы его первое путешествие не стерлось из истории, да Гама устанавливал на своем пути каменные столбы-падраны. Один из них он воздвиг на острове недалеко от Мосселбая в Южной Африке, два в Мозамбике и еще один в Каликуте в Индии – столбы подтверждали, что его флот побывал в этих местах. И разумеется, Фернан Магеллан был португальцем, хотя и плавал под флагом Испании. Но когда дело касалось Испании, сдержанное уважение Дрейка сменялось презрением и даже ненавистью. Он видел и сам страдал от бесчинства и жестокости Испанской империи, от чудовищных унижений инквизиции. Разорить испанское судно он считал делом чести. Испанские корабли были неуклюжими, медленными и тяжелыми, а их капитаны не умели командовать. Дрейк был не одинок в своем мнении. Даже герцог Пармский, которого считали лучшим адмиралом Испании, не слишком доверял доблести испанского флота. И благодаря Дрейку наскоро собранный английский флот был готов вытеснить Испанию с доминирующих позиций на море. Англия постепенно обретала уверенность – Испания, наоборот, слабела. Филипп II страдал мучительными приступами подагры и подолгу не вставал с постели. Время от времени он, хромая, прогуливался по своему благоухающему саду или садился за письменный стол и раскладывал перед собой бумаги, от которых зависела судьба его империи. Он продолжал верить, что Бог направит Испанию к победе. Между тем Елизавета I постоянно находилась в движении. Она ездила верхом, охотилась и нередко тревожилась о благоразумии своих решений и о будущем своей страны. Филипп II, заложник своих геополитических предубеждений, предполагал, что английские католики спонтанно восстанут и присоединятся к вторгшимся испанским войскам в походе против Елизаветы. Но никаких признаков этого не наблюдалось. Он ожидал, что Испания сможет напасть на Англию с моря, – и снова просчитался. Он был уверен, что герцог Пармский поддержит его, но тот не захотел рисковать своей репутацией. Не догадываясь обо всем этом, Филипп II отправил маркизу де Санта-Крусу и герцогу Пармскому подробный план вторжения, описав каждый шаг и каждую подробность так, словно передвигал игрушечные кораблики на столе, а не говорил о настоящих кораблях в коварном море. По всей Испании разгорались антианглийские настроения. Священники и публицисты вместе с политиками провозглашали грядущую победу Испании над англичанами. Обрывок считалки тех лет дает представление о том, какие надежды питали тогда испанцы: Мой брат дон Хуан Отправился в Англию, Чтобы убить Дрейка, Взять в плен королеву И уничтожить всех еретиков. Когда он вернется, Он подарит мне Лютеранского мальчишку С цепью на шее, И нашей сеньоре бабушке Будет прислуживать лютеранская рабыня. Не обращая внимания на подобные угрозы, Дрейк продолжал дразнить Испанию. Перед тем как отплыть с Азорских островов, в ночь на 8 июня его дозорный разглядел паруса большого корабля с подветренной стороны от острова Святого Михаила. Утром Дрейк, воспользовавшись дующим в корму ветром, направился к этому кораблю. Подойдя ближе, он разглядел, что команда поднимает на мачте испанский флаг с красным крестом. Вражеский корабль хотел, чтобы Дрейк тоже поднял флаг и дал понять, кто он такой, но он продолжал тянуть время до тех пор, пока не подошел к ним на расстояние пушечного выстрела. После этого Дрейк стремительно поднял флаг Англии вместе с весело затрепетавшими на ветру боевыми вымпелами и открыл огонь. Испанский корабль попытался ответить, но без особого успеха. Английские ядра убили и ранили нескольких человек из испанской команды и пробили корпус корабля. Два небольших судна из флотилии Дрейка подошли к клюзам – отверстиям в носовой части корабля по обе стороны форштевня, через которые проходили якорные канаты, – и приготовились к абордажу. Испанцы, как обычно, почти не оказали сопротивления, словно потеря одного корабля из их огромного флота не имела для них значения. Капитан без лишней суеты сдался. Дрейк поднялся на борт, чтобы посмотреть, какой ему достался трофей. Оказалось, это был королевский корабль «Сан-Фелипе», который вез из Ост-Индии фарфор, бархат, шелк, золото и драгоценные камни, а также рабов – груз, достойный короля (в данном случае короля Испании). Дрейк реквизировал «Сан-Фелипе» и привел его в Плимут вместе со своими кораблями. Они прибыли 26 июня. Возвращение в Англию на корабле короля Испании могло стать знаменательным событием, однако по дороге возникли некоторые осложнения. Берроуз, вернувшийся раньше Дрейка, утверждал, что все люди у него на борту больны чумой. Очевидно, он преувеличивал, поскольку Дрейк смог войти в Плимут, и там его новая жена Элизабет поднялась к нему на корабль. Но страх перед чумой был слишком силен. Большая часть флота Дрейка к этому времени уже вернулась домой и ожидала своей доли добычи. Груз «Сан-Фелипе» оценили в 114 000 фунтов стерлингов, из которых 40 000 фунтов стерлингов достались королеве. Дрейк повторил свой прежний успех – снова привез своей государыне целое состояние, похищенное у испанцев. Согласно составленной описи, ему удалось захватить на 40 000 фунтов стерлингов перца («большей частью гнилого»), 115 тюков ситца по 50 рулонов общей стоимостью 5750 фунтов стерлингов, 400 узлов корицы на сумму 8000 фунтов стерлингов, гвоздики на сумму 1600 фунтов стерлингов, черного дерева на сумму 1000 фунтов стерлингов и целых 110 сундуков с «разными иными товарами» – селитрой, шелком и воском. Разумеется, к описи стоило прибавить сам корабль, оцененный в 2000 фунтов стерлингов.