Рассел саркастически фыркнул: — Не в том дело. — А в чем же? Нахмурившись, Рассел покинул свой командный пункт у дверей и приблизился к Айзенменгеру. Очевидно, это было знаком доверия. — Дело в том, доктор Айзенменгер, что, как старший преподаватель нашей школы, вы должны были как следует подумать, разумно и достойно ли воскрешать интерес к этому делу. Айзенменгер наконец понял, в чем его обвиняют, хотя и не понял почему. — То есть вы угрожаете, и если я не откажусь от вскрытия, то это плохо для меня кончится? Рассел тут же замахал своими толстыми ручками: — Нет, я просто хочу предупредить вас, чтобы вы не злоупотребляли своим служебным положением. — Каким образом расследование убийства Никки Экснер может быть связано с моим служебным положением? Тупость Айзенменгера выводила Рассела из себя. — Шумиха вокруг этого убийства уже подпортила репутацию школы. Возобновление расследования, во-первых, бессмысленно, поскольку убийца установлен и сам уже мертв, а во-вторых, опять вызовет нездоровое любопытство и тем самым нанесет еще больше вреда одному из крупнейших в мире медицинских учебных заведений. — Вы уверены, что убийца именно Билрот? — Разумеется. Я уверен в этом так же, как и полиция. — А я не уверен. — Айзенменгер понимал, что его слова можно расценить как тупое упрямство, но ему хотелось позлить профессора. — В таком случае разрешите вам заметить, — медленно, почти по слогам произнес Рассел, приблизившись к Айзенменгеру едва ли не вплотную и наставив на него свой толстый палец, — что, если вы будете упорствовать, это может повлиять на вашу карьеру в школе. Вы уже лишились поста заведующего музеем. Это может оказаться не последней вашей потерей. Что касается музейных дел, Айзенменгеру было любопытно, как Рассел в отсутствие куратора справляется с диагностированием поступающего материала. Это была нелегкая задача, в свое время заставившая Айзенменгера изрядно помучиться, и он не жалел о том, что теперь это стало головной болью Рассела. Однако еще больше его заинтриговали последние слова профессора. Не действовал ли Рассел по наущению декана? И не крылось ли за этим нечто большее, нежели просто боязнь огласки? Айзенменгер широко улыбнулся, зная, что эта улыбка еще больше разозлит Рассела. — Благодарю за столь заботливое предупреждение, Бэзил. Я непременно учту его, когда буду проводить вскрытие. Лицо Рассела передернулось от ярости. Он рявкнул что-то нечленораздельное, пронзил Айзенменгера испепеляющим взглядом и направился прочь. Возле двери он обернулся: — Если вы пришлете в наше отделение какие-либо образцы, взятые во время этой аутопсии, то позаботьтесь о том, чтобы все они были четко описаны и мы могли представить по ним соответствующий счет. Айзенменгер ничего не ответил на это, и тогда Рассел добавил: — И не дай вам бог заниматься этим в рабочее время. С этими словами он открыл дверь и, выйдя в коридор, с силой захлопнул ее за собой. Айзенменгер со вздохом откинулся на спинку стула. Все было понятно. Если выяснится, что Билрот не убийца, то под подозрением опять окажутся все остальные. В том числе и некоторые очень значительные фигуры. * * * Джонсон нашел Джейми Фурнье в студенческом баре, что, в общем-то, было неудивительно. Помещение впечатляло своими размерами, и барменша не без гордости сообщила бывшему полицейскому, что у них самая длинная стойка из всех университетских барных стоек Европы. Джонсон полюбовался этим чудом из полированного бука с тремя разливочными автоматами по четыре крана в каждом. Зал был примерно тридцать на сорок метров, так что, помимо столиков, оставалось место для танцпола. В данный момент танцпол, как и сам зал, был почти пуст. — Вы сотрудник школы? Если нет, то я не имею права вас обслуживать — разве что кто-нибудь за вас поручится. Джонсон успокоил девушку, сказав, что не испытывает жажды, а ищет Джейми Фурнье. Лицо барменши моментально помрачнело. — А, Фурнье. Вон он, — кивнула она в дальний угол слева от Джонсона. Приблизившись к указанному столику, Джонсон понял, чем была вызвана перемена в лице барменши. Хотя часы показывали только половину пятого, Джейми уже успел напиться. Волосы его были всклокочены, а сам он нависал над кружкой пива, заполненной на четверть. Джонсон молча присел рядом. Фурнье вскинул голову и так же молча уставился на нарушителя его уединения. — Мы знакомы? — наконец спросил он. — Джонсон. Мы встречались при расследовании убийства Никки Экснер. После продолжительной паузы Джейми произнес с оттенком брезгливости: — А, ну да. Полиция. Но при Джонсоне это слово уже тысячу раз произносили с брезгливостью. Не уточняя своего нынешнего статуса, он сказал: — Мне надо поговорить с тобой. О гибели Никки. Фурнье был пьян, но еще не утратил остатки здравого смысла. — Что тут говорить? Дело-то ведь закрыто. Джонсон ничего на это не ответил. — Этот ублюдок — Боумен, Билрот, или как его там, — убил ее. Парень схватил кружку и опрокинул в себя ее содержимое, пролив часть на брюки. Затем, не говоря ни слова, он встал и нетвердой походкой направился к бару. Джонсону было любопытно, обслужат ли его и вернется ли он к столику. Судя по жестам, Фурнье долго не мог уговорить барменшу, но в конце концов ему это удалось. Он устремился обратно, расплескивая пиво, и тяжело опустился на прежнее место. — Ну, так чего вы хотите? — помолчав, спросил он с досадой заплетавшимся языком, после чего откинулся на спинку стула и наклонился вместе с ним назад. Наблюдая за молодым человеком, Джонсон решил, что тот хотя и нетрезв, но скорее притворяется, нежели пьян на самом деле. — Ты хорошо знал Тима Билрота? Ответ последовал моментально: — Мне он не нравился. Билрот был подонком. У каждого есть свой прибор ретроспективного видения, которым он пользуется. — Значит, вы были знакомы? На этот раз Джейми, пожав плечами, ответил осторожнее: — Немного. Профессия Джонсона требовала знания человеческой психологии: когда усилить нажим, когда ослабить, когда прикрикнуть, когда шепнуть. В данный момент, по его мнению, молодого человека следовало припугнуть. — Но ведь он продавал тебе наркотики, — произнес он тоном, не терпящим возражений. Фурнье продолжал сидеть неподвижно. — Разве не так? — протянул Джонсон. Неожиданно он пнул ножку стула Джейми, и тот, тяжело ударившись о грязный ковер, вернулся в нормальное положение. Джонсон наклонился к молодому человеку, пристально глядя ему в глаза. — Ну, продавал. — Парень потянулся за кружкой и сделал несколько глотков. — Но не для меня. — Ты хочешь сказать, для Никки? Фурнье не знал, что ответить, и продолжал сидеть, рассматривая подставку для пива. Джонсон никаких мнемонических схем на ней не заметил. — Наверное, — наконец выдавил он из себя, пожав плечами. — Что значит «наверное», черт побери?! — неожиданно взорвался Джонсон. — Снабжал ее Билрот наркотиками или нет? Возможно решив, что теперь это не имеет значения, Джейми со вздохом ответил: — Да. — Какими? — Обычно кокаином или марихуаной. Иногда героином. — А тебя? На этот раз ответ Джейми оказался куда более сдержанным: — Ну, я иногда тоже пробовал. Джонсон не поверил ему, но не стал упорствовать. Фурнье снова приложился к кружке. Лицо его за последние недели приобрело землистый оттенок и лоснилось, да и весь вид парня был нездоровым — и, возможно, не только из-за выпивки. Почему он так опустился? Оплакивал погибшую любовь?