— Я видел однажды машину ее отца. Обшарпанный «форд», ничего особенного. — А ты уверен, что это был ее отец? — Она-то сказала, что это посторонний человек, но я понял, что она врет. Когда я подошел, они как раз обнимались и целовались на прощание, и сразу было видно, что они целуются как родственники. Джонсон не был уверен, что молодой человек двадцати двух лет обладает достаточным опытом, чтобы безошибочно определять такие вещи. — Она употребляет наркотики? Он задал этот вопрос намеренно резко. Юноша был погружен в воспоминания, но застать его врасплох было не так-то легко. Однако врал он неумело. — Нет, никогда. Он опять вцепился в стакан с кока-колой, и Джонсон подумал, что этому жесту, возможно, подошло бы традиционное фрейдистское объяснение. Вздохнув, он повторил свой вопрос: — И все-таки, может быть, употребляет? Она пропала, Мэтью, и если она порой выкуривает сигаретку-другую или нюхает что-нибудь популярное, то не исключено, что это связано с ее исчезновением. Он замолчал, уверенный, что на этот раз Сакс задумается и не станет все огульно отрицать. Так и произошло. — Ну да, употребляла, — буркнул он в ответ. — И что именно? — В основном кокаин и марихуану, — ответил Мэтью, зажав ладони между коленями. — В основном? Помотав головой, юноша что-то пробормотал. — Что? — Мы пробовали героин. Тон их беседы несколько изменился. Мэтью был теперь не просто свидетелем — он признавался в нарушении закона. — Что значит «пробовали»? — Я попробовал только один раз. Вечная история с этими допрашиваемыми! Приходилось кружить вокруг них, словно комар, которому во что бы то ни стало необходимо пополнить запас крови. — А Никки? Минутное молчание, последовавшее за этим вопросом, сказало сержанту полиции куда больше, чем ответ Мэтью Сакса: — Для нее, похоже, это не было в новинку. Постепенно перед Джонсоном вырисовывался довольно интересный портрет Никки Экснер. Труп не многое может сказать о человеке, как и сведения о том, что он делал перед смертью, а вот знать, что человек представлял собой при жизни, — совсем другое дело. — Где ты был вчера вечером? — Джонсон снова перевел разговор в иное русло. — Ездил по вызовам. Я работаю в медицинской фирме, и в эту ночь у меня было дежурство. — Расскажи подробнее. — Ну, эта фирма работает как «скорая помощь». — Значит, ты всю ночь работал? Один или с кем-нибудь еще? Вид у парня действительно был усталый. — В четыре часа я лег спать. До этого со мной все время был врач-стажер. Неожиданно Джонсону пришла в голову мысль. — Ты работаешь в этой больнице? К вам поступала некая миссис Гудпастчер? У нее вроде бы был удар. Молодой человек кивнул: — Да, она была очень плоха. — В какое время ее привезли? Но точного времени Мэтью не знал, он мог только предположить, что случилось это где-то около одиннадцати. — При ней находился муж? — Да, он был ужасно напуган и нервничал. — Он остался с женой на всю ночь? — Да. Все время крутился под ногами, никак было от него не отделаться. Теперь Джонсон выяснил у Сакса практически все, что мог. Вряд ли имело смысл вызывать его для повторного допроса. — Где она доставала наркотики? Молодому человеку не хотелось отвечать на этот вопрос, но прирожденным лжецом он не был, а освоить это искусство в совершенстве еще не успел. Поэтому, после того как Джонсон жестко посмотрел ему в глаза и повторил: «Мэтью!» — он сдался: — У одного парня по имени Боумен. Он работает помощником куратора в музее. * * * — Ты молчишь. Истинность этого замечания не вызывала сомнений, равно как и предвкушение окончательного триумфа в голосе Уортон. Лицо Билрота хранило полное безразличие; он смотрел на улицы, становившиеся все более унылыми по мере того, как полицейская машина приближалась к его дому. Тим Билрот вспотел и заметно дрожал. Уортон, сидевшая рядом с водителем, обернулась, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Она брезгливо наморщила свой щедро напудренный нос, боясь вдохнуть испарения, которые, казалось, исходили от Билрота. «Очевидно, он замкнулся в себе», — подумала она отстранение как врач-клиницист, который констатирует не особенно интересующий его факт. Она чувствовала, что этот парень виновен. Она почти физически ощущала ту похоть и тот восторг, которые охватили его, когда он насиловал девушку, а затем убил ее и в безумном порыве вывернул наизнанку. И когда она это докажет, когда она представит миру маньяка, который проделал все это, ее карьера будет обеспечена. Касл останется в этом деле лишь бледной тенью где-то на заднем плане, такой же безучастной, как всегда (возможно, именно из-за этого она и презирала старшего инспектора). Уортон чувствовала: эта победа докажет, что все те долгие годы, которые она шла к ней, не пропали даром. Наконец-то она достигнет того, что ей до сих пор не удавалось: все эти сделанные шепотом признания, разговоры тайком, ночи на спине, притворный смех в ответ на тупые шутки — теперь все будет оправдано в ее собственных глазах. Господи, даже те несколько отвратительных минут с суперинтендантом Блумом в отеле «Новая Каледония», когда она, прижатая к стене, чувствовала над своим ухом его сиплое дыхание, а между ног — его шершавый член, — даже это теперь станет не таким грязным и отвратительным. Она закинула ногу на ногу. А может быть, все совсем и не так… Автомобиль остановился, но еще несколько мгновений Уортон не могла стряхнуть с себя ощущение облепившей ее грязи. — Приехали, инспектор. Водитель хорошо знал Уортон и чувствовал ее теперешнее настроение. — Знаю, — бросила она и открыла дверь. Пока Билрота вытаскивали наружу, она, стоя рядом с машиной, огляделась. То, что она видела вокруг, было какой-то иной планетой: не Землей, а штрафной космической колонией, куда ссылали совсем уж пропащих и неисправимых. Куда бы она ни кинула взгляд, везде царил дух безысходности и покорного подчинения судьбе. Автомобили проржавели, краска на домах осыпалась, и их стены сплошь покрывали надписи и рисунки. Довершали пейзаж огромные кучи неубранного мусора. Всюду одно и то же уничижение, утрата всего человеческого. Квартира Билрота находилась на верхнем этаже одного из этих однотипных, стоявших в ряд домов. Перед домом, в садике не больше метра длиной, виднелись останки автомашины. Когда-то ее подожгли, и, судя по ближайшей стене, это было проделано здесь же. Входная дверь, изготовленная некогда из прочного дерева, под действием плесени, постоянных пинков и собачьей мочи превратилась в нечто покоробленное и скособоченное, кое-как закрывавшее дверной проем. — О господи. — Водитель повел носом в сторону дровяного сарая с таким видом, словно учуял там нечто непотребное. Билрота было не так-то легко выцарапать из недр автомобиля. Когда полицейским это наконец удалось, парень, стоя в наручниках, тупо уставился на собачьи экскременты, щедро покрывшие тротуар. Уилсон так сильно ухватил Билрота за воротник фуфайки, что тот от неожиданности повалился на него. — У тебя есть ключ, Тим? — обратилась к нему инспектор Уортон как можно более ласковым тоном. Однако Билрот внезапно обнаружил что-то очень привлекательное в одной из щелей тротуара и не удостоил инспектора ответом. — Взломать дверь ничего не стоит, — заметил водитель. — Так как же, Тим? — снова спросила она. По-прежнему никакой реакции. Тогда Уортон кивнула водителю, и тот открыл багажник, где совершенно случайно оказалась кувалда. — Тим, в последний раз спрашиваю.