Касл бросил взгляд на Уортон, в ответ она незаметно пожала плечами. Возможно, это было правдой. А возможно, и нет. — И остаток ночи ты провел один? Этот вопрос, намекавший на многое, настолько шокировал юношу, что он лишь медленно кивнул. — Кто-нибудь может подтвердить это? Джейми покачал головой. — А как она добралась до дома? — На своей машине. Тут впервые в разговор вступил Джонсон: — Какой марки и какого цвета у нее машина? Ты знаешь номер? Молодому человеку потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями. — «БМВ», черного цвета. Номера я не помню. — Старая или новая? — Ну… довольно новая. Года три, я думаю. — Где она ее оставляла? — Я… я точно не знаю. Наверное, на стоянке у больницы. Уортон чувствовала, что юноша говорит правду, но тем не менее что-то ее настораживало. Она взглянула на Касла, чтобы проверить, не чувствует ли он то же самое, но тот отсутствующим взглядом уставился на свои руки. По его лицу невозможно было понять, раздумывает он над словами юноши или просто погрузился в собственные меланхолические мысли. — Мне можно посмотреть на нее? — дрожащим голосом спросил Джейми. — Боюсь, что нет, — ответила Уортон. — По крайней мере, не сейчас. — И добавила, хотя и не обязана была давать какие-либо разъяснения по этому поводу: — Необходимо произвести вскрытие. Затем она обратилась к Каслу: — У вас есть еще вопросы, сэр? Старший инспектор вскинул голову, как будто слова Уортон вернули его к действительности. — Нет. Остальное потом. — Он встал и положил руку Джейми на плечо. — Мне правда очень жаль, сынок. Уортон тоже поднялась. — Нам придется вызвать тебя еще раз для официального допроса. Оставь констеблю свои координаты, чтобы мы могли тебя найти. Кивком она простилась с Джейми, ушли и остальные полицейские, оставив молодого человека наедине с раскрывшейся перед ним бездной отчаяния. Джонсон, записав номер его комнаты в общежитии и родительский адрес, спросил: — Ты как, в порядке? Джейми кивнул: — Может быть, я съезжу домой. — Дай нам знать об этом заранее, если соберешься, — сказал Джонсон, закрывая блокнот и гадая, о чем молодой человек все-таки умолчал и что в его рассказе было правдой, а что ложью. Джонсон не сомневался, что это для Джейми лишь первый допрос. В итоге и он удалился, надеясь, что вел себя не как бесчувственная скотина. * * * — Прошу прощения, сэр. Касл стоял рядом с Сайденхемом и рассеянно наблюдал за его работой. Лицо старшего инспектора не выражало ровным счетом ничего — будто он рассматривал что-то постороннее на остановке в ожидании автобуса или в аптечной очереди за лекарством. Старший инспектор поднял голову и посмотрел на Уортон. — Слушаю вас. — Его голос прозвучал устало. — Могу я с вами поговорить? Касл глубоко вздохнул, словно пытаясь вернуться к действительности. Чтобы остаться наедине, он и Уортон направились в дальний угол музея — как раз туда, где недавно скулил, свернувшись калачиком, Либман. — Мы установили, что музей закрывается в шесть часов. Следов взлома не обнаружено, а ключи есть у охранника, у куратора Гудпастчера, двух его помощников — Либмана и Боумена, у доктора Айзенменгера и двух профессоров — Рассела и Гамильтона-Бейли. Касл слушал свою помощницу рассеянно, с таким видом, словно никак не мог сосредоточиться на том, что ему говорят. — Вполне вероятно, кто-то проник в музей перед закрытием и спрятался здесь — например, в какой-нибудь кладовке. Такое ведь тоже могло быть? Уортон была несколько удивлена проницательностью старшего инспектора. И слегка раздражена. Она терпеть не могла вопросов, усложнявших ситуацию, которая в целом представлялась ей простой. — Мы проверим и эту возможность, — сказала она. «Если Касл и впрямь такой умный, то почему бы ему самому не взять расследование в свои руки? А если ты просто старый осел, так сиди и не вмешивайся!» Но вслух Уортон, разумеется, этого не произнесла. Кивнув, Касл опять погрузился в свои мысли. — Есть еще один вопрос общего характера. — Вопросов у Уортон было хоть отбавляй, но ее интересовали лишь те, с помощью которых можно было раз и навсегда избавиться от старшего инспектора. Он же, кажется, не услышал ее замечания, а если и услышал, то предпочел пропустить его мимо ушей. — Сэр, простите… Сэр рассматривал книги, стоявшие в шкафу позади Уортон, и откликнулся не сразу: — Да? — С вами все в порядке? Вы выглядите каким-то рассеянным. — Вот как? На мгновение ей показалось, что Каслу вот-вот станет плохо. Но он взял себя в руки, сосредоточил внимание на своей помощнице и, улыбнувшись слабой, анемичной улыбкой, произнес: — Прошу прощения, Беверли. Я сегодня действительно немного не в себе. — Вы плохо себя чувствуете? Может, вам лучше поехать домой? — Она постаралась не выдать ни голосом, ни интонацией, насколько была бы рада такому обороту дела. — Нет, это пройдет. — Инспектор помолчал. — Вы, кажется, говорили о каких-то общих вопросах? Ей по-прежнему казалось, что с шефом творится что-то неладное, но теперь он, по крайней мере, слушал ее. — Это очень известное учебное заведение, и скоро сюда слетятся газетчики. Нам необходимо урегулировать все вопросы с руководством школы. Касл нахмурился. Задумался над ее словами или снова ушел в себя? «Немного не в себе» могло означать все, что угодно, — от легкого недомогания до смертельной болезни. — Конечно, вы правы. Надо непременно поговорить с деканом. Вновь возникла пауза. — Может быть, вы поговорите с ним, сэр? Мне кажется, это должен сделать старший по званию. Он чуть заметно улыбнулся уголками рта, словно догадавшись, к чему она клонит. — Да, разумеется. — Инспектор провел рукой по корешкам книг, стоявших в шкафу. Уортон заметила, что руки его покрыты крошечными трещинками и слегка трясутся. — В этих книгах столько мудрости. И столько печали. Она не знала, что ответить на это, но Касл сам выручил ее, добавив более громко: — Почему именно здесь? — Простите? — Почему ее убили именно в музее? Ответа на этот вопрос она не знала, да это ее и не интересовало. — Здесь тихо, ночью заперто.