Я его понимала. Я тоже беспокоилась об И, но мне был нужен комментарий. Ей он тоже был нужен. Я знала ее много лет, и она никогда не просила ни о чем для себя. — Пожалуйста, разреши мне! Жэнь взял И за руки и внимательно посмотрел ей в глаза. Наконец он сказал: — Я согласен, но у меня два условия: ты будешь хорошо есть и много спать. Если ты почувствуешь недомогание, то в ту же минуту оставишь сочинительство. И согласилась и немедленно принялась за работу: она стала переписывать заметки, оставленные мной и Цзе в томе, купленном в Шаоси, в новое издание «Пионовой беседки». Потом она передаст его мастерам, которые вырежут наши слова на деревянных плитах[25]. Я забралась в тушечницу и стала водить пальцами вместе с волосками ее кисти, скользящими по бумаге. В один прекрасный зимний день работа была закончена. И пригласила Жэня в Зал Облаков, чтобы вместе отпраздновать это. В жаровне горел огонь, но в комнату прокрадывался холод. В саду на морозе трещал бамбук, а с неба падал снег с дождем. И зажгла свечу и согрела вино. Затем они вместе с мужем стали сравнивать новые страницы с оригиналом. Эта работа требовала скрупулезности, и я, затаив дыхание, благоговейно наблюдала за тем, как Жэнь переворачивал страницы, останавливаясь в разных местах, чтобы прочитать мои слова. Несколько раз он улыбнулся. Может, он вспоминал о наших встречах в павильоне Любования Луной? Иногда его глаза словно затягивала туманная дымка. Наверное, он думал о том, как я лежала одна в постели и мучилась от тоски. Он вдохнул, поднял подбородок и расправил плечи. Его пальцы лежали на последних словах, которые я написала при жизни: «Когда люди живы, они любят. Когда они умирают, они продолжают любить». — Я горжусь тем, что ты закончила эту работу, — сказал он. Его пальцы гладили страницу, исписанную моими заметками, и я знала, что он все-таки услышал меня. Наконец я была вознаграждена. Меня переполняли ликование, восторг, бурная радость. Глядя на Жэня и И, я понимала, что они чувствуют такой же восторг и блаженство, как и я. Несколько часов спустя И сказала: — Кажется, пошел снег. Она подошла к окну. Жэнь взял новую копию с нашими записями и присоединился к ней. Они вместе открыли окно. Тяжелый снег покрыл ветки блестящей пудрой, которая выглядела как чистейший белый нефрит. Жэнь издал восхищенный возглас, схватил жену в объятия, и они выбежали на улицу, где шел снегопад. Они танцевали, смеялись, падали в сугробы. Я тоже смеялась вместе с ними и радовалась их беззаботности. Неожиданно что-то заставило меня повернуться, и я увидела, как из свечи вылетают искры и падают на книгу, купленную в Шаоси. Нет! Я пролетела через комнату, но было слишком поздно. Страницы загорелись, и из комнаты повалил дым. Вскоре прибежали И и Жэнь. Он схватил кувшин с вином и выплеснул его содержимое на огонь, из-за чего он вспыхнул еще ярче. Я была в ужасе и отчаянии. Я не знала, что делать. И стянула с кровати одеяло и потушила огонь. В комнате стало темно. И и Жэнь, задыхаясь от спешки, упали на пол, вне себя от страха. Жэнь обнял всхлипывающую жену. Я опустилась на пол рядом с ними и свернулась калачиком под боком у Жэня, потому что мне тоже хотелось, чтобы он утешил и успокоил меня. Мы лежали так несколько минут. Затем Жэнь стал медленно и осторожно пробираться по комнате. Он нашел свечу и зажег ее. Лаковый столик был покрыт черными подпалинами. На полу растеклось вино. В комнате было душно от алкогольных паров и воняло горелым гусиным пухом и дымом. — Неужели это значит, что твои жены не хотят, чтобы их работа оставалась в мире людей? — дрожащим голосом спросила И. — Может, это все устроили духи. Что, если в этой комнате притаился злобный призрак, который хочет уничтожить комментарий? Они испуганно смотрели друг на друга. Впервые со дня их свадьбы я вернулась на стропила и повисла на балке, дрожа от страха и отчаяния. У меня была надежда, и я лишилась ее. Жэнь помог И подняться с пола и подвел ее к стулу. — Подожди меня здесь, — сказал он и вышел из комнаты. Через минуту он вернулся. Он держал в руках какой-то предмет. Я соскользнула вниз с балки, чтобы посмотреть, что это такое. Оказалось, Жэнь принес новую копию комментария, которую И подготовила для печатников. — Я уронил ее, когда мы увидели, что начался пожар, — пояснил он, показав ее И. Она подошла к нему, и мы вместе стали с беспокойством наблюдать за тем, как он отряхнул снег с обложки и открыл ее, чтобы убедиться в том, что она не была повреждена. Мы с И облегченно вздохнули. С ней все было в порядке. — Возможно, огонь был благословением, а не плохим предзнаменованием, — заметил он. — Когда-то записи моей первой жены сгорели в огне. А теперь уничтожен тот том, который я купил для Цзе. Ты понимаешь, И. Отныне вы втроем будете вместе в одной книге. Он сделал вдох и добавил: — Вы так много работали. Теперь ничто не мешает нам опубликовать ваше сочинение. Я обещаю тебе это. Слезы благодарности голодного духа смешались со слезами третьей жены моего мужа. На следующее утро И приказала слуге выкопать под сливовым деревом яму. Она собрала пепел и обгоревшие отрывки издания из Шаоси, завернула их в ярко-красное полотно и сожгла поддеревом, после чего эти записи стали частью меня. Они служили напоминанием о том, что случилось, чтобы я — мы — соблюдали осторожность. Я подумала, что будет неплохо, если несколько человек прочитают мой комментарий, прежде чем он отправится в большой мир. Особенно важным для меня было мнение читателей из поэтического общества Бананового Сада. Я вышла из дома, опустилась к озеру и впервые за шестнадцать лет вновь присоединилась к ним. Теперь они стали еще более знаменитыми, чем тогда, когда я неотступно следовала за ними во время моего добровольного затворничества. К ним пришел успех, и они стали больше интересоваться сочинениями других женщин. Поэтому я просто прошептала им на ухо, что на горе Ушань живет женщина, которая надеется опубликовать удивительное сочинение, и они тут же загорелись энтузиазмом и любопытством. Через несколько дней И получила приглашение присоединиться к поэтессам общества Бананового Сада во время их прогулки по озеру. И никогда не бывала на таких прогулках и не встречалась с известными женщинами, занимающими столь высокое положение. Она была напугана, Жэнь доволен, а я сильно волновалась. Я сделала все, что могла, чтобы И оказали теплый прием. Я помогла ей выбрать простой и скромный наряд и, когда она вышла из дома, села ей на плечи. Когда мы остановились у паланкина, который должен был отвезти нас к озеру, Жэнь обратился к ней с напутствием: — Не нужно переживать. Они увидят, как ты очаровательна. Так оно и было. И рассказала женщинам из поэтического общества Бананового Сада о своей самоотверженной и неустанной работе, а затем прочитала написанные мной стихотворения и показала копию «Пионовой беседки» с нашими заметками на полях. — Мне кажется, будто мы уже давным-давно знаем Чэнь Тун, — заметила Гу Южэ. — Как будто мы слышали ее голос раньше, — поддержала Линь Инин. Женщины в лодке даже заплакали при мысли обо мне — томимой любовью девушке, которая не знала, что ее смерть уже близка. — Не хотели бы вы написать какие-либо замечания, чтобы я могла поместить их на последних страницах нашего комментария? — спросила И. Гу Южэ улыбнулась и сказала: — Я буду рада написать концовку для вашей книги. — И я тоже, — поддержала ее Линь Инин. Я была очень обрадована. Мы с И приходили к ним несколько раз, и благодаря этому женщины имели возможность прочитать и обсудить все то, что я писала вместе с другими женами моего мужа. Я не вмешивалась, потому что мне хотелось, чтобы они поведали миру свои собственные мысли. Наконец настал день, когда женщины достали кисти, тушь и бумагу. Гу Южэ посмотрела на гладь озера, покрытую цветущими лотосами, и написала: «Многие женщины, которые, как Сяоцин, читали „Пионовую беседку“ в женских покоях, весьма верно понимали значение этой пьесы. Мне очень жаль, что их комментарии так и не увидели свет. Но теперь у нас есть комментарий, написанный тремя дамами из семьи У. Их понимание пьесы отличается такой полнотой, что им удалось выявить даже скрытые значения, спрятанные между строк. Разве это не великая удача? Так много женщин стремятся найти общество верных подруг, во всем похожих на них самих. Эти три дамы были счастливы, потому что совместное сочинительство помогло этому желанию сбыться». Я подлетела к Линь Инин, чтобы прочитать то, что написала она: «Сам Тан Сяньцзу не смог бы написать к своей пьесе такой замечательный комментарий». Отвечая на нападки тех, кто считал, что Линян вела себя неподобающим образом и подавала молодым девушкам дурной пример, она добавила: «Благодаря работе трех дам, Линян вернула себе доброе имя. Она соблюдала все правила приличия и никогда не изменяла своему высокому происхождению». Обращаясь к несогласным, она насмешливо замечала: «Не стоит тратить время на то, чтобы убеждать неотесанных мужланов». Ее раздражали те, кто желал сослать женщин во внутренние покои, чтобы никто их не услышал. «Мы познакомились с тремя талантливыми женщинами, по очереди создававшими этот комментарий, столь полный, что с этих пор любой, кто хочет познакомиться с мудростью учений о литературе, должен начинать учебу с этой книги. Этот великолепный труд будет жить целую вечность». Трудно передать, что я чувствовала, когда читала эти строки! В течение следующих недель мы с И приносили копию «Пионовой беседки» с заметками на полях многим другим женщинам, например, Ли Шу и Хун Чжицзе. Они тоже решили доверить свои мысли кисти и бумаге. Ли Шу написала, что роняла слезы, читая комментарии. Хун Чжицзе вспоминала, что однажды, когда она еще была маленькой девочкой, она слышала, сидя на коленях отца, как Жэнь признался в том, что это не он написал первый вариант комментария. Но он пытался защитить своих жен от нападок. «Мне жаль, что я родилась слишком поздно и не успела познакомиться с его первой и второй женой», — написала она. Теперь, когда мы с И отправлялись на прогулки, я видела, как смело и отважно эти писательницы прославляли и защищали нашу работу. Мир изменился. Большинство мужчин считали, что сочинительство опасно и потому женщинам не подобает им заниматься. В эти дни немногие семьи гордились тем, что опубликовали сочинения своих родственниц. Но мы с И не только настаивали на этом, мы полагались на других женщин, которые поддерживали нас. Я нашла художника, и мы заказали ему вырезать на деревянных плитах рисунки. Потом И попросила Жэня написать предисловие и раздел из вопросов и ответов, чтобы рассказать правду и поведать миру о том, что он думает о комментарии. В каждом написанном им слове я видела свидетельство того, что он до сих пор любит меня. На полях его сочинения И поместила мои стихи: «Эти строки так тронули меня, что я решила включить их в книгу. Надеюсь, будущие собиратели сочинений женщин получат удовольствие от их успокаивающей душевные раны нетленной красоты и аромата». Таким образом, И навсегда связала меня с моим мужем. Это был великолепный подарок, и я не знала, как ее благодарить. Жэнь полностью разделял нашу страсть. Он сопровождал нас, когда мы отправлялись на встречи с продавцами. Нам было радостно находиться вместе, хотя на самом деле мы вовсе не нуждались в его помощи. — Мне нужны превосходно обработанные деревянные плиты, — сказала И, когда мы пришли к пятому по счету торговцу. Он показал нам свой товар, но меня смутила цена. Я прошептала кое-что на ухо И, она кивнула, а затем спросила: — А нет ли у вас плит, уже бывших в употреблении, чтобы использовать их еще раз? Торговец одобрительно взглянул на И, а затем отвел нас в комнату в задней части дома. — Эти почти новые плиты, — заверил он. — Хорошо, — сказала И, осмотрев их. — Мы сэкономим деньги, но не потеряем в качестве. — Это я подсказала ей эти слова. Но затем она добавила еще кое-что: — Но меня волнует их прочность. Я хочу сделать несколько тысяч копий. — Госпожа, — ответил торговец, даже не пытаясь скрыть свой снисходительный тон, — вряд ли вы продадите хотя бы одну книгу. — А я надеюсь, что книга выдержит несколько изданий и у нее будет множество читателей, — возразила она. Тогда торговец решил обратиться к ее мужу: — Но, господин, эти плиты можно использовать для других, более важных сочинений. Не хотели бы вы приобрести их для своих собственных работ?