Хотя на саму Карину не попало ни капли, казалось, все ее внутренности с каждым вдохом наполняются этим ужасным «металлическим» запахом. Весь мир застыл в ее глазах, когда бездыханное тело мужа стукнулось о пол, и теперь принцессе оставалось только бессильно ощущать, как волны ужаса накатывают откуда-то со стороны, накрывая ее с головой. Потом… Потом Фарид протянул свой нож Дозорным, которые, словно заправские хирурги, аккуратно извлекли багровое, еще бьющееся сердце из груди молодого царя. Потом управляющий велел готовить Карину к Церемонии Закрытия, и те же воины взвалили ее себе на плечи – без видимых усилий, как детскую куклу, и потащили в спальню. Потом целый отряд служанок сжал принцессу, будто десятком мелких тисков-рук, со всех сторон. Они сунули принцессу в горячую ванну и принялись усердно мыть, умащать… Пустельги нет. Старшины Хамиду нет. Фарид и юноша, которого она знала как Адиля, оказались врагами. Служанки отвели Карину в новую опочивальню – туда, где прошлой ночью обнимал ее Тунде и обещал, что все будет хорошо. И вот Тунде превратился в кровавое месиво на холодном полу секретной комнаты, а перед ней стоит Амината с платьем на вытянутых руках. Как будто это самый обыкновенный вечер… – Не надо разговаривать, – сказала служанка таким ледяным тоном, какого принцесса никогда от нее не слышала. Однако все равно хорошо, что она рядом. Присутствие старой подруги вносило в Каринины мысли хоть какую-то ноту ясности. Определенности. Она не позволит Фариду причинить вред еще и Аминате. Надо спасти ее. – Тебе надо выбираться отсюда. Бежать, – прошептала принцесса, когда служанка стала облачать ее в темно-синий наряд с золотым шитьем. – Это Фарид убил Пустельгу. И еще он убил Тунде. Бойся его. Он чудовище. Амината помолчала, затем взяла с туалетного столика диадему и водрузила принцессе на голову. – Фарид видел, что город гибнет. Он не мог оставаться в стороне и принял меры. Грудь принцессы сжалась, как будто по ней саданули молотком. Амината тоже переметнулась к ним. Вот теперь Карина впервые в жизни осталась по-настоящему одна. Окончив дело, Амината кликнула остальных служанок, чтоб уводили госпожу, и даже не взглянула ей в глаза на прощанье. Девушки проводили Карину до плаца, специально устроенного перед Ксар-Алахари, где участники торжественного заключительного шествия уже ожидали сигнала к выступлению. Завидев принцессу, все согнулись в общем поклоне. Видимо, ни у кого вопросов не вызывало необычно большое число охранников. Те почтительно связали принцессе руки и ноги кожаными шнурками – не металлические кандалы, конечно, но движения они сковывали так же эффективно. Затем стражники усадили ее в открытый на все стороны паланкин, а сами обступили его и замерли, неподвижные, как статуи. Еще минуту спустя за паланкином верхом на коне появился Фарид – в одеждах такой же «полуночной» синевы, как у самой Карины, и с золотой перевязью на груди. Вдоль бедра его свисал меч, тоже золотой, но отлитый не в зиранской манере, а серповидный, инкрустированный кеннуанскими графемами. На тыльной стороне ладони управляющего маячило что-то угольно-черное. Татуировка! Но она сама собой перемещалась по коже, как живая. Карина видела этот символ лишь однажды. Такие «клейма» имелись у всех Улраджи Тель-Ра там, внизу, на фресках в некрополе. Тошнота подступила к горлу принцессы. Значит, Фарид – наследник и потомок древних колдунов, которые помогли фараонам поработить ее предков и всячески мучить народ. А ее родители взяли его к себе, когда ни одна другая семья не захотела этого сделать, вырастили как родного – и, выходит, сами подставили грудь под удар злейшего врага. – Как ты посмел… – Карина плюнула на землю. Фарид не отвечал. Из-за стен замка послышался барабанный бой – сигнал к началу парада. Управляющий хозяйством наклонил голову, охрана водрузила Каринин паланкин на плечи и, гулко печатая шаг, двинулась в путь. Принцесса изо всех сил старалась держаться прямо. Заключительный парад по случаю окончания Солнцестоя даже затмил великолепием открывавший его. Вначале шла группа танцоров под вуалями, распевавших к тому же «Балладу Баии Алахари» в такой щемящей манере, что зрителям на глаза наворачивались слезы, а специально нанятые служители бросали в толпу монеты и драгоценности из родовой сокровищницы Алахари. Прямо перед Карининым паланкином неуклюже и громко топал чипекве. Всю его гигантскую тушу опутывали затейливо сплетенные из веревок косички, а на широкой спине помещался весь Совет, от одного созерцания членов которого в сердце принцессы закипала ненависть. Сбоку от царских носилок выплясывала на потеху публики, время от времени издавая весьма натуральный рык (даже обмануться можно, если не смотреть), самая огромная кукла-марионетка льва во всем городе. И никто не находил странным, что Карина не принимает в празднестве непосредственного участия. – На помощь! На помощь! – кричала она с паланкина, но голос тонул в общем галдеже, а те, кто все же слышал ее, отвечали воплями восторга, и принцесса внезапно с ужасом поняла: люди полагают, что она связана тоже «для смеху». Что это – часть веселого представления. Выбора не оставалось, как только обрушить всю свою горечь на Фарида. – Почему ты так поступил? – взывала к нему Карина. – Что я тебе сделала? Впереди уже замаячил костер на площади Джехиза. Едкий дым и красно-жгучие языки пламени на фоне вечернего неба, казалось, вырывались прямо из ада или, если угодно, из худших ночных кошмаров Карининого детства. Дыхание принцессы стало прерывистым, рваным, а мысли в голове – бессвязными, как ни старалась она привести их хоть в какой-то порядок, превозмогая головные спазмы. – Пожалуйста, Фарид, умоляю, – все повторяла Карина, – если я в чем-то не права, виновата, я все исправлю, клянусь! – Иного способа нет, – произнес друг ее детства так тихо, что она усомнилась – не ослышалась ли? – Иного способа для чего? Огонь на площади отражался в его черных глазах. – Иного способа вернуть мне ее. – Вернуть тебе ее… Хотя прошло уже немало лет, для Фарида неизменно существовала только одна «она». У Карины перехватило дыхание. – Ханане? – Не смей даже произносить ее имени! – рявкнул Фарид. У Карины все закипело внутри – даже теперь, после всего, через что он заставил ее пройти, значение имеет только Ханане. Всё всегда, всегда упирается в нее. Процессия миновала половину площади, до кострища оставалось рукой подать. Дым уже и впрямь разъедал изнутри Каринины легкие. – Да кто ты такой, чтоб запрещать мне называть по имени сестру! – закашлялась она, лихорадочно выискивая в толпе знакомые лица. Но перед глазами разливалось лишь море из одних посторонних. – Ты что же, забыла… Карина не сумела толком уловить эмоцию в его интонации – отвращение? Изумление? Ужас? – Ты что, забыла, как сама же убила ее?! Боль молнией расколола ее голову надвое, а саму принцессу согнула пополам. Слезы потоком полились из глаз. – Ханане погибла при пожаре. – А кто его устроил? – хладнокровно спросил Фарид. – Ты вызвала грозу. Она обрушилась на дворец, и он загорелся. Ты всегда только так и поступала: крушила, ломала, портила все вокруг, а потом – в кусты, и пусть остальные расхлебывают последствия. Это ложь. Это невозможно и немыслимо. Та буря с дождем в разгар сухого сезона была необъяснимой случайностью. Трагической природной аномалией. Карина никак не могла вызвать нечто столь разрушительное, а если б могла – уж конечно, не стала бы. Она попробовала воскресить в сознании подробности той роковой ночи, но узел памяти отказывался развязываться. Сколько уж лет девушка силилась разрубить его. Теперь они оказались на специальном помосте под самым костром, и жар пламени жег принцессе бока. Народ внизу буквально неистовствовал. Казалось, вся энергия Солнцестоя сосредоточилась именно в этой торжественной развязке праздника. – Я поклялся Ханане, что найду способ разрушить проклятую Преграду. – Голос Фарида дрогнул. – И еще поклялся, что потом мы проживем вместе целую жизнь, целую новую жизнь – там, где захотим. Ты отняла у меня мою мечту. Поиск и подготовка наемных убийц, обман и шантаж Мвале Омара и всего Совета – самое малое, что полагается тебе за это! Бросив взгляд на резко очерченный профиль Фарида, Карина вдруг ясно вспомнила, как Пустельга мягко клала руку ему на плечо, как ободряла, как увещевала его беречь себя… – Мама вырастила тебя как родного сына! – воскликнула она с отчаянием в голосе. – Твоя мама представления не имела, кто я и откуда взялся, – огрызнулся управляющий. – Неужели ты думаешь, если б она это поняла, то оставила бы в живых?! Да султанша велела бы меня казнить в тот самый день, когда я переступил порог Ксар-Алахари. – Речь Фарида казалась острее меча, которым он был препоясан, но голос его при этом подрагивал, словно он пытался убедить не Карину, а самого себя в первую очередь. – Только Ханане знала всю правду и принимала ее без осуждения и страха. Принцессе хотелось возразить ему, сказать, что он ошибается, что Пустельга все равно любила бы его, невзирая на принадлежность к Улраджи Тель-Ра. Но она видела, какой ненавистью и яростью запылали глаза матери там, в Святилище Цариц, при одном лишь упоминании о темных чародеях. Если б ей сообщили, что ее приемный ребенок происходит из рода проклятых колдунов… Карина промолчала. Темные глаза Фарида стали еще темнее, а губы сложились в тонкую полоску. – Спасибо, что нарвала мне Цветов Кровавой Луны, – процедил он. – Я долгие годы ломал голову, старался, но так и не нашел прохода в Город Мертвых. Теперь все готово. Я верну свое украденное тобою счастье. Он кликнул стражников, и они грубо вытолкали принцессу из паланкина. Та не сопротивлялась, не звала на помощь. Не кричала она и тогда, когда перед многотысячной толпой ее бросили на колени. Гриотам, которые обессмертят этот вечер в своих сказаниях, не придется краснеть за Карину Алахари. Она встретит смерть без страха, глядя ей прямо в лицо. И пред городом и миром встал Фарид и сказал так: – Не прошло еще дня, как принцесса Карина объявила вам о кончине ее величества Хаиссы Сарахель. Но не упомянула о том, что это она лично направила руку, лишившую жизни ее царственную мать. Карина мнила, что управляющий дворцовым хозяйством уже достиг всех мыслимых пределов низости, но ошиблась. Для него их не существовало. Он не только спланировал вероломное убийство, он хочет переложить вину на нее! – Лжешь! – взревела Карина, бессильно потрясая кожаными путами. Виски сжимало спазмами в такт треску огня за спиной. Как объяснить им, что все это ложь – о матушке, о Баба, о Ханане?! – Но она повинна не только в смерти матери, но и отца, и сестры, – спокойно продолжал Фарид. – Еще в нежном возрасте властолюбие так затуманило ей разум, что она не пощадила собственную плоть и кровь. Если бы Карина и нашла какие-то убедительные слова в свою защиту, они всё равно потонули бы в едином громе голосов всего Зирана, воззвавшего о справедливом возмездии. Никто не забыл о вечном недовольстве султанши дочерью, и теперь, когда Фарид так изящно и непринужденно исказил действительность себе в угоду, никакие увещевания уже не привлекли бы народ обратно на сторону принцессы. В последнюю секунду, сквозь марево всеобщей ненависти, злобы и проклятий, разглядела она, как какая-то фигура, вся в чем-то багряном, пригнулась под самым помостом. Фарид простер руку вперед: – Сегодня на глазах у всех пробьет час справедливого возмездия. Стража! Двое Дозорных вынесли на «сцену» какой-то узел размером со взрослого человека, обернутый белым погребальным саваном. Только тогда Карина догадалась, что должно сейчас произойти. – Нет! – Она забилась, закружилась, замахала связанными руками; все без толку. – Ничего не получится. Фарид, это невозможно! Тот не сводил глаз с мертвого тела. – Почему же? Вполне возможно. Мои предки проводили такие обряды уже много тысяч лет назад.