Но особенно выдавал ее специфический хохот. Малику он напоминал лишь об одном существе на свете. – Гиена! – выдохнул он. И в ту самую секунду, когда это слово слетело с его губ, лицо ньени обрело свои истинные черты. Нос потемнел и вытянулся, мех по контуру татуировок покрыл все тело, клыки пробились сквозь губы под самый подбородок, и, наконец, сказительница стала гораздо больше соответствовать своей звериной сущности, чем обманной, человекообразной. – Я, право, ждала, когда ты догадаешься. – Гогот сотряс каменные стены темницы. Малик не знал, поклониться ему или отшатнуться. Даже на фоне остальных персонажей из мифов, тоже весьма необычных, Гиена особо выделялась – не женщина, не животное, не дух, не божество. И вот она собственной персоной перед Маликом. Это немыслимо, невероятно, но после всего, что пришлось пережить во время Солнцестоя, подобные слова как-то потеряли смысл. Гиена меж тем продолжала: – Я много, много раз видела этот мир на грани гибели, маленький братец, но Идир опасен как никто. Такой страшной угрозы и я не припомню. Он так упивался своим горем, что позволил поглотить себя, превратить в тень существа, которым он был до этого. Если не остановить его теперь, он поступит так же со всей Землей. Ты – один из последних улраджи. Это и привлекло к тебе внимание Идира в первую очередь. Если кому и дано выступить против злодея и победить, то только тебе. – А как же ты? Сильнее тебя мало найдется на свете существ. Почему ты его не остановишь? – Давно бы уж остановила, кабы могла. Я хоть и не человек, а Древнему закону покорна, как и ты, а также связана с миром великими нерушимыми обетами. – Улыбка впервые сползла с Гиениной морды. – Но однажды я уже вмешалась в судьбу посюстороннего мира – тысячу лет назад. В первый и последний раз. Больше не стану. Не хочу. Да и не мое это дело – с Идиром бороться. – Но если даже ты не можешь одолеть его, как это сделаю я? – Малик уже имел случай убедиться, что его магические способности не идут в сравнение с Идировыми. Если героиня мифов говорит правду и противостоять обосуме следует ему, то мир явно обречен. Ухмылка Гиены вернулась на прежнее место. – А вот это, щенятка, тебе уже самому предстоит уяснить. Но напоследок дам тебе два совета, хоть ваш брат печально знаменит как раз тем, что худо к ним прислушивается. Первый совет: истории конец лишь тогда, когда конец, и ни словом, ни буквой раньше. Если не понравится, куда она клонится, не поздно придумать другой. – Гиена оглянулась через плечо – на что-то, невидимое для Малика. – И второй: не забывай, помощь и помощники всегда ближе, чем кажется на первый взгляд. И тут в камере раздался голос, который он не чаял больше никогда услышать: – Малик? У него перехватило дыхание. – Лейла?! Парень повернулся к Гиене, чтобы прокричать, мол, снова обман, снова мо́рок, и какой жестокий! Но плутовки и след простыл. Он изо всех сил уперся в стену, словно рассчитывал разрушить мощную каменную кладку, отделявшую его от старшей сестры. – Как ты? Жива? Здорова? Тебя пытали? – Из его уст посыпался град вопросов. Оказывается, все это время Лейла находилась здесь, метрах в двух от него, а он и не знал. – Я в порядке. Меня даже в цепи не заковали. Какой сегодня день? Мне не говорят, окончен Солнцестой или еще нет. Ты как, сумел… Лейла осеклась. В горле у Малика встал ком. – Это был обман. Ловушка. Я пронзил Карину Призрачным Клинком, но ничего не случилось. И не должно было случиться. И Малик, сдерживая слезы, рассказал сестре все, ни о чем не умолчал – даже о деталях таких же кошмарных, как его нынешнее душевное состояние. Его голос дрожал, когда он сообщал о своей принадлежности к Улраджи Тель-Ра, и снова предательски завибрировал, как только речь зашла о поцелуе и о последующей неудачной попытке убийства. Даже теперь, лишившись всего, что было ему дорого, Малик не забывал об этом поцелуе. Видимо, он будет преследовать его вечно – как единственный проблеск той жизни, какую он так и не обрел. – Ты правильно тогда сказала, – заключил он. – Я так «заигрался в победителя» и запутался в собственных чувствах, что упустил очевидное. То, о чем сразу следовало догадаться. И теперь вот Надю… Ее… – Малик твердо обещал себе не плакать. Хватит Лейле и своих забот, и своих сердечных ран. – Извини. И спасибо. Я слишком редко говорил тебе это слово, но сейчас говорю: спасибо. – Тебе не за что меня благодарить, – мягко отвечала сестра, и Малик почувствовал, как нелегко и ей подавлять рыдания. – Мои слова тогда, на Полупути… Это я в запальчивости сказала. Ты не ожидал услышать такое, а я… Просто я не привыкла теряться. Не знать, что делать дальше. И ты, и Надя целую неделю подвергались смертельной опасности, а я была бессильна помочь… Прости. Мне очень, очень жаль. Больше всего Малику сейчас хотелась, чтобы преграда между ними пала. И голова его легла бы ей на плечо. – Ну, если мне не надо благодарить, то тебе извиняться – уж точно. – Лады. Все правильно. И ведь ты мой младший брат. Кому же еще доводить меня до белого каления, как не тебе? Слабый, крохотный фитилек надежды занялся у Малика в груди. Если они снова будут вместе… Это не исправит всех ошибок, не отменит неудач, но придаст сил. Ему станет лучше. А другого ничего и не надо, наверное. – Ну, хорошо, поревели – и хватит. Давай думать, – сказала Лейла, и ни один приказ за всю жизнь душа Малика не встречала с таким ликованием. – Из слов Гиены ясно: теперь единственный способ спасти Надю – остановить Идира. Воспрепятствовать его намерениям. Вероятно, тебе следует наслать на него какое-нибудь видение? Малик покачал головой. – Я уже пробовал. Ничего не вышло. К тому же вот прямо сейчас магия мне не подвластна. Ушла куда-то. Наверное, из-за цепей. Он снова покопался в себе, поискал дремлющую силу. Ничего. Как-то пусто, непривычно без волшебного клокотания внутри. Все равно что бродить в потемках голым и беззащитным. Шаря закованными в цепи руками, Малик все ломал и ломал голову: как же одолеть Идира, что тут поможет? Ведь должно же быть что-то, иначе Гиена не делала бы таких намеков! Опять загадка. Ну что ж, в загадках он силен. Почти так же, как в беге. Ответ наверняка – в самом Идире. В одной из его ипостасей. У него их пруд пруди: дух, отец, царь… Горд и саркастичен. Переменчив, как вода в реке, из которой он черпает силы. И страшно мстителен. За тысячу лет выковал из злобы своей клинок такой остроты, что любого сметет с пути. Но у клинков есть одна особенность, невыгодная владельцам. Их можно повернуть против них самих. Клинку все равно, кого разить. Если Малик все-таки собирается мериться силами с обосуме, надо использовать против него его же гнев. – Напомни, что ты там вычитала на второй день Солнцестоя о связывании и заточении духов? – Духа можно связать и заточить только при помощи средства или предмета более сильного, чем он сам. – Малик так и слышал, как в голове у сестры крутятся шестеренки, пытаясь перемолоть их общую головоломку. – Когда Баия Алахари заточила Идира, ей потребовалась для этого целая сфера. Отдельное физическое пространство. Что у нас есть на примете настолько сильное и надежное, чтобы еще раз пленить злодея? Отличный вопрос – только ответа у Малика не было. Он ведь не так подкован в теории магии, как Баия Алахари в свое время. И доступа к иным мирам, куда можно сослать Идира, у него не имеется. А раз так, нужно постараться сразиться с ним хотя бы… на нейтральной территории, где у него появятся какие-никакие преимущества перед Царем Без Лица. Как там говорила Гиена? «Истории конец лишь тогда, когда конец». И будь Малик проклят, если позволит ей завершиться, пока остается хоть какая-то надежда на счастливый финал. Надо испробовать все. – Не знаю что, но что-то сделать надо. – Малик загремел своими цепями. – Должен найтись какой-то выход! – А свой Призрачный Клинок ты сейчас достать можешь? – спросила Лейла. Малик мог, но что толку беспомощно сжимать кинжал в руке, заведенной за спину? – Могу, но до цепей все равно не дотянуться. Тут он буквально «услышал» ухмылку на губах сестры. – Да я тебе не цепи пилить предлагаю… Несколько минут спустя всю тюрьму сотряс душераздирающий вопль Лейлы: – На помощь! Мой брат хотел наложить на себя руки! Уже через секунду у двери Маликовой камеры вырос охранник. При виде распростертого на полу неподвижного тела арестанта с Призрачным Клинком в груди, он смачно выругался. – Как это могло случиться?! – рявкнул караульный, торопливо отпирая замок и бросаясь внутрь. – Не знаю! – проверещала из соседней камеры Лейла. Тюремщик опять чертыхнулся и рывком поднял Малика на ноги: – Эй, парень! Ты слышишь меня? Отвечай! Заключенный открыл глаза. Призрачный Клинок в мгновение ока юркнул ему под кожу… и вновь возник, на сей раз в зубах. Мнимый самоубийца совершил молниеносное движение головой, и Клинок вонзился в грудь охранника. Кинжал легко прошел между щитками его доспехов. Караульный с криком выпустил плечи юноши и рухнул на пол. Малик, в свою очередь, повалился на него спиной и, немного повозившись, отстегнул с ремня связку ключей. Затем выбрался из своей камеры и швырнул связку через дверные прутья Лейле. Вскоре они вместе, и уже без оков, оказались в коридоре. Магия освежающим потоком снова окатила Малика изнутри. От облегчения и счастья он чуть не зарыдал. – Явилась стража, но никого в коридоре не обнаружила, – пробормотал чародей себе под нос, и не успели остальные охранники появиться в конце коридора, как аура невидимости тут же накрыла их с Лейлой. Увертываясь направо и налево от многочисленных караульных, брат и сестра благополучно выбрались из этого хаоса через укромной проход, ведущий из подземелья на улицу. Церемония Закрытия шла полным ходом, так что они без труда влились в праздничную суматоху и затерялись в толпе. Когда они оказались на безопасном расстоянии от тюрьмы, взгляд Малика остановился на большом костре в самом центре площади Джехиза. За ним, у самой линии горизонта, сверкала, завершая свой путь по земному небосклону, Комета Баии. До конца Солнцестоя оставалось уже совсем немного времени. У юноши появилась идея. Пока еще расплывчатая и неопределенная, но появилась… – А в человеке можно заточить духа? – спросил он у Лейлы. На лбу у нее появилась знакомая морщинка. – Почему бы и нет. Я думаю… Эй, Малик, постой! Но его уже и след простыл. Он понесся вперед прямо на площадь Джехиза, где в ночи под яркими звездами уже разливались звуки заключительного торжества. По крайней мере одно надежное место в подлунном мире, где можно заточить обосуме, ему было известно. Известно досконально, лучше, чем любое другое. Если больше Идира запереть некуда, придется предоставить для этого свою собственную оболочку. 32. Карина Все вокруг словно пропиталось кровью Тунде.