…О боги. Сон. Не более чем сон. Карине следовало бы усилием воли разбудить себя сразу, но ей очень хотелось позволить этому видению продлиться еще несколько мгновений. И они с Ханане валялись на травяном ковре среди орхидей и пробовали пальцами ног воду в крошечных прудах, где цвели белые лилии. И Ханане всё болтала и болтала, а потом, как это часто бывает во сне, откуда ни возьмись появились вдруг остальные члены семьи. Если бы Карина и не поняла прежде, что грезит, то сейчас бы точно догадалась – не потому, что Баба и Ханане стояли перед ней живые, и не оттого, что таким беззаботным выглядел Фарид, а из-за мамы. Та улыбалась и смеялась, и серебристые волосы свободно струились по ее спине. Полилась музыка, откуда и в чьем исполнении – неизвестно. И все они танцевали и легонько, как пушинку, как мячик, перебрасывали Карину друг другу в такт мелодии, которую, очевидно, все знали – все, кроме нее. И ей хотелось только, чтобы никогда не кончалось это парение из одних любящих рук в другие… Но вот ее «перенесло» в очередной раз к Ханане, и та что-то уж очень крепко вцепилась в сестру. Добрые карие глаза ее опять заискрились смехом, и она подбросила малышку высоко-высоко в небо. Сперва Карина лишь упивалась ощущением парения, глядя, как земля уплывает от нее все дальше вниз. Но… пора бы уже законам гравитации дать о себе знать, пора ей начать снижение, а она поднимается все выше, за облака, в верхние слои атмосферы, в мир, знакомый только вольным птицам… Карина принялась кричать и звать на помощь, но помощи ждать было неоткуда. Острые, как иглы, капли дождя стали хлестать ее по лицу, потом их сменили крупные градины – эти уж совсем беспощадно жалили и рвали кожу. Молния надвое расколола небеса, вихрь завертел тело девочки, переворачивая его, но при этом не переставая поднимать все выше, выше. Мама, Баба, все остальные уже скрылись из виду там, внизу, и она не понимала, почему, за что они забросили ее в этот неуправляемый небесный водоворот. Следующая молния ударила ей в грудь. Карина вскрикнула, мгновенно ощутив, как огненная сила сжигает ее изнутри, но и теперь продолжала подниматься с огромной скоростью, и вот уже звезды хохотали ей вслед, провожая своим миганием… Принцесса резко очнулась – и мгновенно пожалела об этом. Очертания мира расплывались перед глазами, знакомая обстановка собственной спальни рассыпа́лась на бесформенные фрагменты. Этот кошмар с полетом не посещал ее уже несколько месяцев. В первые годы после пожара он преследовал Карину, а потом – являлся лишь изредка, как будто время от времени демоны детства напоминали: они не исчезли, не оставили свою хозяйку, а только затаились и готовы наброситься в любой момент. В висках сразу застучало от яркого солнечного света из окон – рассвет миновал уже давным-давно. Наступил второй день недели – День Луны. Он традиционно отводился на исцеление травм и спокойное размышление, но Карина размышлять сейчас могла лишь об одном: если эти проклятые окна останутся открытыми еще хоть на секунду, она убьет первого встречного. С большим трудом встав на ноги и пошатываясь, она двинулась вперед. Перед глазами плясали какие-то пятна – желтые, розовые, голубые… Лекари называли это явление аурой и видели в ней верный признак приближения мигрени. Понятно, можно было позвать Аминату или еще кого-то из служанок захлопнуть ставни, пока не поздно, пока физическая мука не поглотила ее, но Карина отчего-то испытывала настоятельную потребность сделать это самой. После того провала на Церемонии Открытия – неужто она и с такой малостью не справится? Но на полпути через комнату адская боль пронзила глазные яблоки, и Карина рухнула на колени. С губ ее сорвался сухой смешок. Ну вот, пожалуйста, полюбуйтесь на эту последнюю из рода Алахари, на эту наследницу величайшей правительницы в истории всего Сонанде – и нескольких шагов сделать не в состоянии. Жалкое зрелище! Слабачка! Точнее, даже не слабачка, а посредственность. Как правильно оценивала ее мама. Тут вдруг в комнате появился кто-то еще, Карина почувствовала это, но была слишком слаба, чтобы прогнать этого «кого-то». А «кто-то» между тем склонился над ней… Девушка прищурилась, и в уголках ее глаз появились слезы. – Мама? – выдохнула она. Размытый образ перед ее глазами обрел черты Старшины Хамиду. Она отпрянула, но сил сопротивляться не нашлось – дюжая Дозорная подхватила ее на руки и отнесла в постель. Когда принцесса снова оказалась в надежном укрытии под одеялом, Хамиду наконец прикрыла ставни и задернула шторы. Благословенный мрак разлился по комнате, боль в висках у Карины сразу утихла, и девушка чуть не зарыдала от благодарности, но сдержалась. К такому унижению она еще не была готова. Лишь поглядела на Старшину сердито-настороженно. Прежде ни одна стражница никогда не переступала порога ее личных покоев, и вот теперь Карина здесь, наедине с их предводительницей, – от одной этой мысли голова шла кругом, хотя, конечно, не так, как от мигрени. Дозорные ведь – ходячие боевые машины, рожденные и закаленные в боли и жестокости. Подтыкать покрывала и занавешивать окна – никак не их дело. Карина не могла бы даже точно сформулировать, почему ей всегда не по себе в присутствии этих суровых воительниц. В конце концов, они дают присягу защищать ее и все царствующее семейство – по идее, с Хамиду принцесса должна чувствовать себя спокойнее, чем с кем-либо еще в Зиране. – Который час? – прохрипела она. – Колокола скоро пробьют три пополудни. Карина подскочила на кровати. Она проспала половину второго дня Солнцестоя! Совет, наверное, уже гудит, как растревоженный улей! – Пришлите мне Аминату. Мне нужно немедленно одеться. – Принцесса спустила на пол босые ноги. Старшина почтительно, но твердо уложила ее обратно. Любого другого, кто осмелился бы притронуться к ней хоть пальцем, Карина буквально искусала бы, однако наброситься на Главнокомандующую Дозором даже у нее не достало безрассудства. – Фарид уже имел честь доложить Совету, что сегодня ваш отдых продлится вплоть до торжественного ужина с победителями. Боги да благословят Фарида – всегда он все предусмотрит. Хотя, конечно, Пустельга бы такого себе не позволила – та бы давно уже была на ногах, несмотря ни на какие обстоятельства. А вот Карине до сих пор приходится сомневаться – высидит ли она сегодня до конца хоть одно мероприятие, не потеряв сознания. – Это все, что вы пришли мне сообщить? – Не совсем. Я обязана доложить вам, что нами установлены личности слуг, имевших доступ в личные покои Хаиссы Сарахель. В лице Карина не изменились, но руки ее сжались в кулаки, и на ладонях выступили капли крови. – Вот как? С того самого момента, как закрылись глаза Пустельги, ее дочь то и дело задумывалась: какое наказание должны понести организаторы убийства? Смерть? Слишком милосердно. Они заслужили тысячекратного страдания за каждый вдох и каждый миг жизни, которой лишили маму. Заслужили хотя бы частицу той муки, что испытала она сама, когда увидела клинок в спине поверженной царицы, ибо даже частица в этом случае – больше, чем может вынести человек… Старшина Хамиду разом прервала сладкие мечты о мести, продолжив: – Все пятеро мертвы. Тела найдены на дне канала, за конюшнями. По спине Карины пробежал холодок. – Хотите сказать, кто-то прикончил во дворце пять человек за одну ночь и никто ничего не заметил? – Наши дознаватели опросили тех, под чьим непосредственным началом состояли эти люди. У всех надежное алиби. Они ни при чем. И, увы, дело не ограничилось слугами. Обнаружены трупы двух Дозорных, которые должны были в час преступления стоять на дежурстве. Итак, восемь. Восемь погибших в самый канун Солнцестоя. Восемь погибших от чьей-то руки, столь искусной, что лучшие воины Зирана не смогли ее остановить. Карина содрогнулась: – Это всё? – Всё, что удалось выяснить на данный момент. Я поспешила к вам с докладом, как только узнала сама. – Глаза Старшины Хамиду потемнели. – К вам, и только к вам. Принцесса слегка подалась вперед: – Что это значит? – Сведения о порядке доступа в личные покои Хаиссы Сарахель хранились в тайне даже от большей части дворцового персонала. Проникнуть туда беспрепятственно – кроме указанных слуг, вас, меня, Фарида и вашей матушки – могли только… – …члены Совета, – закончила за нее Карина. У нее разом свело живот и сжало, будто тисками, черепную коробку. В этот самый миг с улицы донеслись звуки музыки. – Мою мать убил кто-то из ближних советников. Или, по крайней мере, подослал убийцу. – Я не спешила бы со столь однозначным выводом, но, боюсь, пока все указывает на это. Измена где-то рядом. Взгляд Хамиду остановился на царском кольце с печатью. На пальцах у трех правительниц из рода Алахари пришлось этой женщине видеть его – сначала у Пустельгиной тетки, потом у Пустельги, теперь вот у Карины. Контуры морщинок, прорезавших ее лицо, словно обострились, и оно совершенно утратило свое обычное стальное выражение. На долгую службу Верховной старшины пришлось и рождение будущей Пустельги, и приход ее к власти, и рождение двух дочерей царицы. Какие у этих двух женщин были личные отношения, Карина толком не знала, но чувствовала: утрата Хаиссы Сарахель для Хамиду – не просто утрата воином своего полководца. – У вашей родительницы в детстве случались колики, – тихим голосом проговорила Старшина. – Я тогда была гораздо моложе, меня оставляли на часах у дверей детской. Она плакала ночами напролет. Дожить до ее похорон для меня… – Она запнулась и смущенно откашлялась. – Прошу прощения, ваше высочество. Карина и не думала, что люди из Дозора способны на такие чувства. Однако этот внезапный прилив проникновенной человечности лишь сильнее выбил ее из колеи. – Об извинениях не может быть и речи. Дозорная поклонилась и удалилась, а хозяйка спальни долго еще сидела на кровати, стараясь «переварить» услышанное. Если сведения Старшины Хамиду верны и преступную руку направил кто-то из Совета, тем более надо как можно скорее совершать Обряд Воскрешения. Пусть Пустельга сама покарает изменника! Как заполучить Сердце Царя, Карина уже придумала. Что касается двух оставшихся «ингредиентов», то о нкра она хотя бы уже слышала однажды. Значит, с него и стоит начать. Следовательно, чтобы шанс на успешное проведение ритуала обрел хоть сколько-нибудь реальные очертания, нужно разыскать единственного человека, произнесшего это слово в присутствии принцессы. Итак, на поиски Афуы Боатенг! 13. Малик Во второй день Солнцестоя отсутствию принцессы на торжественном обеде победителей никто особенно не удивился. Слух о событиях на Пальцах Вдовы уже пронесся по всему Зирану – и к тому времени, когда вернулся к их первопричине, то есть к Малику, – уже обрел фантастические черты великой битвы Жизни со Смертью. Рассказывали, как Карина висела над пропастью, зацепившись за ограду одним пальцем, как «бродяги в кустах» отрывали от ее ног целые куски мяса… Сам юноша, с одной стороны, испытывал некоторое облегчение от того, что не пришлось столкнуться лицом к лицу с потенциальной жертвой так скоро после неудачного покушения, а с другой, более важной, – все сильнее нервничал и дергался. Тем более что принцесса не явилась не только на обед, но и на поэтический концерт в университете, и на бега звероящеров. А теперь вот ее нет и на официальном ужине с победителями и высшими сановниками, хотя во дворце клятвенно обещали: будет. Сочувствие к юной принцессе при дворе стремительно сменялось подозрениями и скепсисом. Повсюду слышались разговоры: – Помните, как Хаисса Сарахель заседала с нами прямо с утра на следующий день после смерти своих родителей? А эта? Мелкий несчастный случай – уже повод пренебречь всеми обязанностями! – Ставлю десять дайров, что напилась и валяется без чувств где-нибудь на конюшне. – А я – пятнадцать, что в темной подворотне! И так далее и тому подобное. Вельможи зубоскалили, кривили рты, хихикали, и от всего этого съеденная пища буквально рвалась наружу из Маликова желудка. И чем эта принцесса перед ними провинилась, что они так исходят желчью? Он сам и его земляки – другое дело, у них есть причина ненавидеть Карину, но придворным-то полагается быть на ее стороне! Или нет? В подводных течениях зиранской политики парень разбирался, мягко говоря, слабо, и мысленно распутывать всю эту паутину – кто тут с кем, против кого и почему «дружит» – ему с каждым часом становилось все труднее. Не в силах больше прислушиваться к грубым шуткам и насмешкам придворных, Малик сосредоточил внимание на танцовщице, которая в ярком сплетении шейных платков легко, без видимых усилий кружилась внутри целой гирлянды обручей, свисавших с потолка. Дело происходило в парадном зале Лазурного сада, где победители вместе с сановниками вкушали изысканные блюда и смотрели акробатическую реконструкцию по мотивам оджубайской истории. Исполнители скользили по центру зала с изумительной грацией, умудряясь выразительно подавать свои реплики, вертеться, прыгать и совершать разнообразные кульбиты одновременно. Начали они с подробного изображения жизни и нравов пустыни до взлета Кеннуанской империи. Эта часть особенно увлекла Малика – в свое время Кеннуа так основательно покорила и перемолола первобытные племена Оджубая, что от их быта и культуры почти ничего не сохранилось. Однако главным героем представления выступил все-таки Царь Без Лица. Следуя незыблемой вековой традиции никогда не представлять публике его подлинного облика, артист, игравший эту роль, был в маске, изображавшей какую-то дикую помесь домового с исключительно уродливой свиньей. Наконец наступил черед сцены, где Баия Алахари узнаёт, что ворота Зирана перед фараоновым войском открыл не кто иной, как ее собственный муж. – Но почему, любовь моя? – вскричала Баия. Слезы потекли по ее лицу, что не помешало ей выполнить весьма впечатляющее обратное сальто. – Как мог ты предать меня столь жестоко? – О, никогда тебя я не любил. Люблю я только… ВЛАСТЬ! – Царь Без Лица вскинул руки к небу, и с потолка заструилась какая-то черная пелена, а барабаны выдали оглушительную дробь. Даже пафос постановки не мог перекрыть трогательности истории о Баие и Царе Без Лица – одного из любимых преданий Малика. Видела бы все это Надя. Наверняка она упросила бы артистов позволить ей попрыгать по брусьям и полазать по канатам. Иное дело, что он сам бы ее ни за что не пустил туда. – Эта легенда никогда не устареет, верно? – заметил придворный, стоявший поблизости. Малик коротко кивнул, не решаясь взглянуть спросившему в глаза. Победителей рассадили за отдельные столы, а прочие приглашенные свободно подсаживались то туда, то сюда, чтобы иметь возможность пообщаться со всеми пятерыми. Сразу бросалась в глаза нехватка на ужине представителей Лунного и Земного знаков – впрочем, неудивительно, учитывая, что обе Сизигии выбыли из соревнований. «Раны» у болельщиков еще не успели затянуться… А явное большинство гостей составляли рожденные под эгидой Солнца – все они вились, как пчелы над цветами, вокруг Дрисса и его почетного места. Все – кроме его матери, Мвани Зохры, которая уселась отчего-то за стол Малика и за все время трапезы не сдвинулась с места.