Коул прикусил губу. – Может, ты? Утром миссис Бёртон нашла записку. Глава 7 Карта была простая и даже примитивная, но ориентиры, нанесённые рядом с краем леса, оказались достаточно знакомы. Секретная дорожка начиналась недалеко от дерева, на котором мальчики нашли записку. Солнце ещё только поднималось над горизонтом, когда они подошли к тому месту, которое на карте было отмечено как начало тропы. Коул взял с собой карманный ножик. Он был хороший и острый, но уже не настолько, как когда-то: это лезвие превратило в стружку бесчисленное количество палочек. Ещё он нёс свёрток из выцветшей жёлтой материи. Мама действительно испекла вчера вечером пирожные с повидлом и оставила их остывать на кухонном столе. Пока Тинн старательно писал записку, в которой объяснял, куда они идут, и просил её не волноваться, Коул сложил полдюжины слоёных пирожных на жёлтое выцветшее кухонное полотенце и завязал всё вместе в аккуратный узелок. Он держал его в руке, когда они пустились по дорожке в путь. Из кухонного ящика Тинн взял спичечный коробок. В нём оставалось только четыре спички, но он решил, что его шансы разжечь костёр куда выше с четырьмя спичками, чем без единой. Этот коробок при каждом шаге слегка погромыхивал в кармане его штанов. А ещё Тинн держал карту. – Если всё это по правде, – начал он, когда они прошли мимо узловатого дуба и вступили в высокую траву по направлению к опушке, – то на той стороне ручья должна начинаться тропинка. – Так давай найдём её, – закончил Коул. Они вдвоём прыгнули в воду и, выйдя на другой стороне, углубились в лиственные деревья. По спине Коула пробежал лёгкий озноб. Он улыбнулся. – Мы в Дикой Чаще, – прошептал он. – Неизведанная территория, которой нет на карте. – Ничего такого, – ответил Тинн, тоже шёпотом. – Мы всего в двадцати футах от того места, где болтаемся каждый день, и к тому же я держу в руках самую что ни на есть карту. – Не сбивай настрой. Ты где-нибудь видишь тропу? Тинн озирался среди деревьев, замшелых камней и диких цветов. В лесу оказалось много всего, непохожего на тропу. В какой-то момент у него даже возникла мысль, что никакой тропы вообще нет и что письмо с самого начала было подделкой. Ну конечно, нет никакой тропы, никакой неминуемой опасности, никакой гоблинской орды. Он уже начал предвкушать безмятежное утро с поеданием пирожных с повидлом под защитой их дерева для лазания, как вдруг его ноги уехали куда-то вперёд, поскользнувшись на пучке росистой травы, и он начал то ли падать, то ли проваливаться сквозь покров веток. Его сердце запрыгало в груди, но потом он смог восстановить равновесие и осмотрелся. – Ух ты, – выдохнул Коул, присоединившись к нему. Перед ними тянулась длинная извилистая тропа. Это была тонкая полоска, покрытая ковром из иголок и листьев, с высокими стеблями травы и ветками кустарника, свешивающимися с обеих сторон. В отличие от прямых, ровных городских дорожек, эта тропа заворачивала то в одну, то в другую сторону, огибая корни и булыжники волнистыми зигзагами. – Похоже на тропу каких-то животных, – предположил Коул. – Может, олени? – Может, – Тинн снова взглянул на бумажку, которую держал в руках. – Но здесь как раз и должна быть гоблинская тропа. По телу Коула пробежал озноб. Он посмотрел на Тинна. Тинн чувствовал себя немного беспомощным. Он кивнул Коулу. * * * По мере того как солнце поднималось всё выше и выше, Коул думал, что, откровенно говоря, он ожидал, что таинственная гоблинская тропа будет немного таинственнее и выглядеть уж точно более по-гоблински. Уже прошло много часов, но на их пути всё ещё не было видно указателей в виде амулетов, свисающих с ветвей деревьев, или странных статуй, наполовину скрытых под землёй. Они шли уже много миль по извилистой лесной тропинке, которая взбиралась на пологие холмы, пробиралась через тенистые долины и пересекала бурлящие ручьи. Местами тропинка становилась такой узкой, что они пару раз теряли её, но с помощью карты каждый раз находили снова. Коул время от времени вырезал своим карманным ножом неровную букву «К» на коре стоящих рядом с тропинкой деревьев на тот случай, если они потеряются и должны будут найти путь назад, а ещё для того чтобы разнообразить утомительное путешествие. Дикая Чаща оказалась не такой дикой, как следовало из её названия, но при этом она, несомненно, была живой. Мальчики слышали ровное жужжание насекомых и крики птиц, их щебетание и карканье. В зарослях они заметили лань, но та сорвалась с места, как только услышала их приближение. Ещё Коул увидел семейство белок, бежавших по ветвям. Тинн остановился у дерева, прорезанного глубокими бороздами от когтей. – Как думаешь, здесь водятся горные львы? – спросил он. – Вряд ли, – покачал головой Коул. – Здесь вроде и самих гор нет. Может, скорее, холмовые львы? Я что-то проголодался. А ты? – Уверен, что водятся – не сдавался Тинн. – Пантеры, волки и всё такое. Он почувствовал, как в груди стало тесно. Было ли это его воображение, или воздух в этой части леса стал более густым? Он раньше не замечал этого, но между деревьями плыл лёгкий туман, закручиваясь вокруг корней и обвивая их. Он вгляделся в карту и наконец нашёл значок, который отдалённо напоминал булыжник впереди. Если это и правда он, до Кривотопи осталось совсем немного. Гоблинский переход будет рядом. – Давай остановимся, – предложил Коул. – Время уже обеденное. Хочешь пирожное? Он присел на замшелое полено и начал возиться с узлом на свёртке из кухонного полотенца. – Постой. Слышишь? – спросил Тинн. Он напряг слух. Мальчик мог бы поклясться, что слышал голос. Коул замер и прислушался. Вдалеке раздавались тихий плеск и звук, похожий на жалобное мяуканье. – Это человек или животное? Мальчики обменялись тревожными взглядами. Коул встал. Когда они сошли вбок с гоблинской тропы, ни один из них не проронил ни слова. С каждым их шагом туман становился всё гуще, а земля – мягче. Они шли на стенающий голос всё дальше в лес, пока наконец деревья не расступились по краям широкого топкого болота. – Я думаю, мы нашли Кривотопь, – предположил Тинн. – Фу, ну и вонь. Пахнет как подмышки и мокрый опоссум. – Смотри! – показал Коул. В десяти футах от них какое-то животное пыталось удержать голову над поверхностью жижи. Это оказался небольшой зверёк. Он выглядел коричневым или чёрным, под слоем покрывавшей его болотной грязи сказать точно было трудно. Его отчаянные крики стали громче, когда он увидел мальчиков. Коул шагнул ближе и тут же увяз по щиколотку в топком торфе. Он вытащил ногу с влажным чмокающим звуком. – Как вообще эта зверушка забралась так далеко? Массивные корни стоящего рядом дерева спускались в жижу, словно толстые верёвки, вылезали наружу и снова погружались, пока наконец не достигли маленького мокрого островка всего в нескольких футах от застрявшего в трясине зверька. – Сюда, – указал Тинн. Он засунул карту в карман и медленно сделал несколько шагов по скользким корням, изо всех сил стараясь поддерживать равновесие, пока наконец не подобрался к несчастному созданию настолько близко, насколько это было возможно. – Думаю, это детёныш, – заметил он через плечо, – медвежонок. Попробую ухватить его. – Осторожно! – вскрикнул Коул. Медвежонок удвоил усилия, когда Тинн попытался дотянуться до него, но он был слишком далеко, и вся эта возня только подняла ещё больше жидкой грязи, которая почти захлестнула животное. – Не могу дотянуться, – прохрипел Тинн. Коул огляделся и нашёл крепкую упавшую ветку. Она уже подгнила, но, по крайней мере, была толстой и не развалилась на кусочки, когда он попробовал ударить ею по стволу дерева. – Вот, возьми это! Он осторожно проследовал за братом, ступая по неровным корням, которые утонули ещё глубже под их общим весом, так что их башмаки целиком погрузились под воду. Когда до Тинна уже можно было дотянуться, Коул передал ему ветку. Тот протянул её испуганному медвежонку. Малыш несколько раз отчаянно попытался ухватиться лапами за ветку, потом наконец зацепился, радостно вонзив когти в дерево, и потянул. От толчка Тинн почти упал в трясину, но Коул схватил его за руку. Вместе они стали изо всех сил тянуть медвежонка на сушу, дюйм за дюймом, но при каждом шаге густая смесь из торфа, ила и грязной воды тащила их назад. Когда они наконец переместили медвежонка на твёрдую землю, тот отряхнулся, как мокрая собака, обдав жидкой грязью траву, деревья, мальчиков и всё остальное в радиусе десяти футов, а после этого свалился на землю. Тинн усмехнулся и вытер грязь с лица. – Пожалуйста, – улыбнулся он медвежонку. Коул переложил свой свёрток, сделанный из кухонного полотенца, из одной руки в другую и вытер ладони о рубашку. Его штанины были мокрыми до колен. – Я так понимаю, что ни одно доброе дело не проходит бес… Он замер. Кровь отхлынула от его лица. – Что? – Тинн повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как широкая тёмная тень за его спиной поднялась на двух могучих волосатых лапах. Это была гора густого коричневого меха с чёрным как смоль носом. Чёрные губы раздвинулись над длинными острыми клыками. Это был самый огромный зверь, какого близнецы когда-либо видели. Какое-то время ни один из них не осмеливался даже моргнуть. Медведь посмотрел вниз, на мокрого медвежонка, который лежал неподвижной меховой кучкой между двумя мальчиками, и его покрытая шерстью грудь расправилась от длинного вдоха. Он заревел. Медведь испустил такой глубокий, нарастающий, пробирающий до костей рёв, что Тинн и Коул почувствовали его глубоко в желудке. Звук отозвался там эхом, растревожив те нервы, которые обычно включаются при падении плашмя на спину или пробуждении от кошмара. Мальчики не стали падать плашмя на спину или отчего-то там просыпаться. Мальчики побежали.