– Ты доиграешься. – Слушай, мам, – спросил Тинн, – откуда ты так точно знаешь, что у нас одинаковый день рождения? Энни глубоко вздохнула. Она уже давно решила для себя никогда не лгать своим детям. Во всяком случае, не лгать прямо. Если кто-либо в деревне и имел право знать их историю, то это были они двое – правда, на самом деле в деревне не было никого, кто не знал бы их истории. – Ну, я этого точно не знаю, – ответила она. – Помню только, как родился один из вас. А почему вы спрашиваете? Надеетесь на двойной торт? – Нет. Вообще-то, раз ты сказала, то да. Но нет. – Что бы ты сделала, – спросил Коул, – если бы узнала, кто из нас он? – Если бы я узнала, кто из вас гоблин? – переспросила Энни. Они разом кивнули, внезапно посерьёзнев. – Хм, хороший вопрос. Не могу же я разрешить гоблину бегать здесь просто так, верно? А если этот безобразный негодник начнёт вытворять всякие гоблинские проделки: прятать венчик в ящике со льдом или менять местами солонку и сахарницу в тот момент, когда я начинаю готовить пирожные с повидлом? – Ну, это было случайно, – протянул Тинн. – Почти. – Хорошо. А если этот непослушный хулиган возьмёт мою чудесную скатерть и превратит своё дерево для лазания в пиратский корабль? – Это была идея Тинна, – возразил Коул. – Неправда. – Ну ладно, это была моя идея, но Тинн помог. – Я не помогал! – Пусть, но он не сказал мне не делать этого, – выкрутился Коул. – И в итоге получился отличный парус, и я очень даже горжусь, как всё получилось. То есть я очень сожалею, и это больше не повторится. – Ага, – подытожила Энни. – Так ты спрашиваешь, что бы я сделала, если бы точно знала, кто из вас гоблин? Она поцеловала Тинна в макушку, потом перешла по ковру на другую сторону и поцеловала Коула. – Я бы разузнала, в какой день родился мой маленький гоблин, и испекла торт специально для него. А потом припрятала его подарки ещё лучше, потому что, как выясняется, старая коробка для шляп у задней стенки моего шкафа – это первое место, где вы, разбойники, будете искать. – Так ты же спрятала их там в прошлом году, – пояснил Коул. – Вы неисправимы, – вздохнула Энни. – Что такое неисправимы? – спросил Тинн. – Это значит – марш спать, – отрезала Энни. – Пока вы выглядите как мои дети, разговариваете как мои дети и – помоги мне, Господь! – попадаете во всякие передряги как мои дети, вам придётся мириться со мной как с вашей мамой, и как ваша мама я говорю, что пора выключать свет и ложиться спать. – Спокойной ночи, – произнёс Тинн. – Я люблю тебя. – И я тоже тебя люблю, – проговорил Коул. – Спок нок. – Хороших снов, мои маленькие гоблины, – улыбнулась Энни Бёртон. – Вам нужно хорошенько отдохнуть. Завтра будете помогать мне в саду. Как только она закрыла дверь, услышала шёпот Тинна в тишине спальни: – Хуже всего – не знать. – Как думаешь, папа ушёл из-за того, что не знал? – так же шёпотом откликнулся Коул. Энни вздрогнула. Поколебавшись, она прижалась ухом к двери. – Нет. Мама говорит, что он никогда не оставил бы нас, если бы ему не пришлось так поступить. – Но он ведь ушёл, – возразил Коул. – Он ушёл из-за нас. – Ты это не можешь знать наверняка. Может быть, он всегда собирался вернуться. Может быть, он ушёл искать ответы, как говорит Старый Джим. – Старый Джим ничего в этом не понимает. Если бы папа собирался вернуться, разве он ушёл бы, не рассказав маме, куда уходит? Тинн пожал плечами. – А ты захочешь рассказать маме, если соберёшься сделать что-то глупое и опасное? Коул задумался. – Я бы как минимум оставил записку. Энни Бёртон улыбнулась про себя и на цыпочках отошла от их двери со вздохом. Они всё-таки были хорошими мальчиками. * * * – Эй, Тинн! – прошептал Коул уже поздно ночью. – Ты не спишь? – Не-а, – откликнулся брат. – И я тоже, – продолжил Коул. – Ты думаешь о письме? – Конечно, – ответил Тинн. – И я тоже. Какое-то время они молчали. За окном шелестели листья. Письмо лежало в ночной тумбочке между их кроватями. Всего лишь тонкая бумажка, но в темноте казалось, она занимает всю комнату. Если неизвестность можно сравнить с маленьким камушком, то возможность узнать была целым булыжником. – А если это я? – спросил наконец Коул. Тинн уставился в потолок. Письмо обещало дать ответ на вопрос, который занимал их головы столько времени, сколько каждый из них помнил себя. – Я не хочу, чтобы это был ты, – прошептал Тинн. Коул сел и прислонился спиной к стене. – А если это ты? Тинн лежал без движения. Несколько секунд он даже не мигал. – Не хочу, чтобы это был я, – выдохнул он. Мальчики долго молчали. Цикады ритмично стрекотали на улице, и порыв ветра с шумом пробежал по листьям большого платана. – Эй, Тинн! – снова прошептал Коул. – Если это я – если я… если ты – настоящий мальчик, а я – нет, – он сглотнул, – ты всё равно будешь моим братом? У Тинна сжалось горло. – Всегда. Коул кивнул в темноте. – Эй, Коул, – начал Тинн. – Всегда, – откликнулся Коул. Тинн сделал глубокий вдох. – Мы это сделаем, так ведь? – произнёс он. – Ну, если это действительно ты, я не собираюсь тут сидеть и смотреть, как ты умрёшь из-за того, что мы никуда не пошли, – заявил Коул. – Пусть лучше меня съедят в лесу. – Он сглотнул. – Знаешь, лучше вместе. Тинн кивнул. – Я тоже так думаю, – сказал он. – Тогда решено, – проговорил Коул. – Ответы. Дикая Чаща. Рассвет. Тинн кивнул. Ветер снова просвистел за оконной рамой. – Так ты скажешь маме?