Далее в рапорте описывалось, как штаб наместника во главе с капитаном первого ранга Клапье-де-Колонгом попытался подставить самого Добротворского и вверенный ему отряд крейсеров еще на этапе развертывания и последующего сосредоточения сил в симоносекском деле. Что все его рапорты о неудовлетворительном состоянии котлов флагманского корабля «Олег», подаваемые по команде наверх, неизменно ложились «под сукно». При этом отряду каждый раз ставились задачи исходя из полной боеспособности всех его единиц. Что эти интриги, в конце концов, едва не привели к потере крейсера первого ранга «Олег», одного из лучших крейсеров эскадры, сумевшего отбиться от двух японских хорошо вооруженных аналогичных кораблей, суммарно значительно превосходящих его самого в артиллерии, только благодаря высокой выучке команды. Это, вне всякого сомнения, является личной заслугой именно капитана первого ранга Добротворского, бессменно командовавшего им в течение всего перехода на Дальний Восток и во всех боевых операциях на Тихом океане, в которых он участвовал. С подобной точки зрения в этом рапорте были освещены и все остальные значимые операции флота, проведенные после Цусимы. Что характерно, никакого вранья не было. Если не принимать в расчет небольшие недомолвки, действительно, все события можно было трактовать именно так, и этому непременно нашлись бы совершенно независимые и убедительные доказательства, вполне логично объяснявшие все в заданном ключе. В финансовой сфере, в условиях жесточайшего дефицита времени и самых необходимых средств для быстрого восстановления боеспособности, явно можно усмотреть перерасходы по многим статьям, ибо тезис «Кому война, а кому мать родна» никто не отменял, а выбирать подрядчиков не приходилось. По поводу использования труда экипажей кораблей и даже подростков тоже все верно, вплоть до факта широкого привлечения неквалифицированного детского труда не только к малярным и подсобным работам при экстренных ремонтах, но и на строительстве жилья взамен сгоревшего от японского обстрела. Но снова по этой же причине. А что заработок у них получался невелик, так это полным продуктовым довольствием на самого работника и его родителей из флотского котла более чем компенсировалось. Да и про «Олега» все так и было. Не доглядели, не успели, не проследили. Так в той суматохе, что тогда творилась, и чего большее пропустить вовсе не мудрено было. Столько всего навалилось сразу. Все прожекты, сверстанные на берегу, рушились, а нужно было дальше идти, пока враг не опомнился. Новые планы городить, стараясь учесть все, из-за чего предыдущие недееспособными оказались. А опыта такого ни у кого не имелось. Причем не только у нас во флоте, стреноженном много лет «вооруженным резервом» и прочими казенносберегающими мероприятиями, но и в других, самых прогрессивных и развитых флотах мира. Виданное ли дело, начинать удар «растопыренной пятерней», размазанной на сотни морских миль, а исполнять уже сформированным бронированным кулаком. В общем и целом, все, начиная с вопиющего перерасхода снарядов и напрямую связанных с ним проблем с артиллерией и заканчивая авантюрными действиями в последнем рейде, глядя на ситуацию изнутри, можно объективно обосновать и оправдать острой необходимостью. Но ведь в случае начала судебного разбирательства трактовка изначально строилась бы именно в виде обвинения в адрес оперативного штаба и самого наместника, а оттуда плясать уже совсем неудобно, даже можно сказать, бесперспективно. Тут у многих мелькнула мысль, что Бог шельму метит. Не появись неизвестно откуда переодетые самураи, тогда документ из портфеля Добротворского гарантированно нашел бы нужного адресата, скорее всего, даже минуя комфлота, и, конечно, упал бы на благодатную почву. Такому основательному подметному письму в этом контексте явно дали бы ход. Это был самый настоящий удар в спину. В столь напряженный момент не хватало еще внутренних разбирательств и подковерной грызни. Что делать с этим рапортом, никто не знал. Как избежать подобного в дальнейшем – тоже. В итоге его все же сожгли, чтобы он по какой-либо случайности не пошел дальше, и решили не выносить его содержание за пределы этого совещания. А вопрос о доверии к штабу наместника и самому Рожественскому обсудить в офицерском собрании при первой возможности. Пока же было совершенно не до того. Как обычно, навалилось столько всего, что голова у всех шла кругом. Доклад командования крейсерского отряда о результатах предпринятой вылазки и о предрассветном бое в Окочи в этот день являлся лишь попутной, можно сказать, завершающей темой. Главным поводом созыва совещания, с чего оно, собственно, и началось, послужили новые распоряжения Рожественского. Ночью с 27 на 28 сентября он ненадолго пришел в себя. Спросив первым делом, чем кончился бой, выслушал краткий доклад оказавшегося рядом старшего судового врача Юрьева. При этом глаза наместника почти все время оставались закрытыми. Он был очень слаб. Узнав, что почти всех японцев удалось потопить, прошептал едва слышно: «С нами, значит, Бог!» Потом велел позвать Клапье-де Колонга, а когда тот явился, достать из своего сейфа синий конверт с сургучными печатями, объяснив, что там все распоряжения относительно кадровых перестановок по флоту на такой случай. Назначение на отряд крейсеров Егорьева младшим флагманом одобрил. Потом велел позвать всех остальных офицеров своего штаба и командиров отрядов и кораблей первого ранга, невзирая на категорические протесты врачей. Пока их собирали, лежал с закрытыми глазами, явно собираясь с силами. Когда, наконец, они прибыли, провел самое короткое свое совещание за весь поход и четыре с лишним месяца на войне. В сущности, он только успел сказать, что сейчас очень важно не дать себя поймать, а для этого действовать всегда неожиданно и не повторяться. И самое главное, не позволить никому остановить то, что задумано и уже начато. Пусть через силу, с тяжелыми потерями, за пределом возможностей, но закончить именно так, как решили. Иначе нам скоро еще воевать придется. После этого замолчал надолго, тяжело дыша. Все ждали. Доктора уже решили было свернуть заседание, но он остановил. Вновь открыв глаза и найдя взглядом штабных, именно им выдал: «Над действующим флотом надо ставить Йессена. Только он сможет рискнуть, когда надо будет, но на явную авантюру не пойдет. ’’Богатырем” научен. На всю жизнь ему этого урока хватит. Остальное все как в пакете. Только надо успеть! Обязательно успеть!» Дальше явно начал сбиваться, говоря все тише. Снова звал какого-то Николая, пока не впал в забытье. Тут уж врачи, не церемонясь, выпроводили всех из каюты, после чего совещание продолжилось уже в салоне флагманского броненосца. Однако первым делом обсудили вопрос о выборе нового флагмана, которым, по общему мнению, теперь стал «Орел». Его беспроволочный телеграф починили, так что в случае отсутствия помех можно будет напрямую переговариваться хоть с Владивостоком, хоть с Гензаном и даже Циндао. К тому же повреждения, полученные от огня бронепалубных крейсеров, были не столь серьезны, как на «Александре», изрядно пострадавшем от главных сил японцев, а новые пушки били точно на максимальную дальность. Так что он сейчас являлся самым мощным и боеспособным кораблем эскадры и потому на роль флагмана подходил явно лучше, чем «Бородино». Именно через его станцию всего за полчаса до срочного сбора как раз закончили неожиданные переговоры по радио с губернатором Кяо-чао капитаном-цур-зее Труппелем. Причиной, побудившей его выйти на связь, была полученная в этой немецкой колонии экстренная телеграмма от нашего военного агента в Шанхае Дессино. В ней сообщалось, что отправленный туда со штабной почтой эсминец «Безупречный» имеет неисправности в машине и не может возвратиться на Цусиму без проведения неотложного ремонта. В Шанхае в помощи отказали, настаивая на интернировании, вот Дессино, в соответствии с последними секретными циркулярами, через немцев и запрашивал инструкций в столь щекотливом вопросе. Труппель, передав этот запрос, добавил от себя, что он уже имеет достаточно полные сведения о характере неисправностей миноносца от своего агента. Путь до Циндао «Безупречному» вполне по силам, а там уже морской завод берется исправить все повреждения максимум за два дня. Учитывая различные бюрократические проволочки, в этом случае можно будет даже избежать обвинений в нарушении нейтралитета и правила двадцати четырех часов. Однако принятие решения по этому вопросу находится исключительно в компетенции командования Тихоокеанского флота и штаба наместника. Так что ночной сбор высшего командного состава оказался даже кстати. После недолгого обсуждения решили воспользоваться неожиданно предложенными услугами. Затем занялись синим конвертом. Там помимо уже озвученной кандидатуры начальника действующего флота, нашлись еще несколько распоряжений. В частности, относительно вице-адмирала Бирилева имелась телеграмма из канцелярии его императорского величества, полученная накануне выхода конвоя. В ней сообщалось, что на него высочайшим указом возлагается ответственность за надлежащую подготовку вверенного ему флота к предстоящему океанскому походу, а в дальнейшем, учитывая крайне непростую ситуацию со снабжением, за обеспечение его тылов и охрану морских перевозок в интересах армии и флота в пределах Японского моря. Действиями морских сил восточнее Японских островов будет руководить наместник лично, а в случае невозможности по каким-либо причинам – рекомендованный им Карл Петрович Иессен. После объединения с дополнительными силами, отправленными с Балтики еще в июне, он возьмет на себя общее руководство морскими и сухопутными действиями, а командование флотом перейдет к вице-адмиралу Дубасову. Иначе говоря, высочайшим повелением Бирилев назначался флагманским интендантом воюющего флота, и по этой причине возглавить Тихоокеанский поход, стоя на мостике одного из броненосцев, теперь не мог, номинально являясь командующим, но оставаясь на берегу. Были еще и другие распоряжения Рожественского, но все касались назначений уже для предстоящего развертывания флота и армейского конвоя в Тихом океане. Касательно объединения эскадры из Владивостока с ведомой вице-адмиралом Дубасовым они имели лишь рекомендательный характер, но в главном совпадали с монаршей волей. Отмечалось, что в этом случае вполне закономерно командование флотом перейдет к Дубасову, как более опытному. «Но по совокупности заслуг контр-адмирал Иессен был рекомендован к присвоению вице-адмиральского звания вне очереди, так что с Дубасовым и его младшим флагманом вице-адмиралом Чухниным в чинах стал бы равным. Также и в управлении флотом им рядом следовало держаться, хоть и в рамках единоначалия. Только так для дела польза будет наибольшая. Также и Небогатову, на этой войне Тихим океаном больше всех хаживавшему». Конечно, в отношении Бирилева обошлись хоть и сурово, но с пользой для дела. С этим согласились все. Он, несомненно, был хорошим хозяйственником, но в вопросах ведения современных боевых действий на море и эффективного использования новой техники и тактики совершенно не ориентировался. Пример с подводными лодками в этом отношении весьма показателен. Сочетание явно устаревших представлений адмирала-«марсофлотца» о морском бое в эпоху скорострельной артиллерии с решительным и волевым характером могли дорого обойтись, особенно теперь. А что до тихоокеанских дел, так до этого всего еще дожить надо, тогда и решения принимать. Рассудив так, конверт до поры убрали в сейф, занявшись первоочередными вопросами. Открывшееся ненадолго окно в помехах снова захлопнулось, едва успели отбить ответ немцам с разрешением на ремонт в Циндао, а также с приказом начальникам эшелонов немедля и скрытно отбыть к назначенным судам, перейти в резервные районы ожидания и там ждать новых инструкций, соблюдая меры по сохранению секретности. Потом занялись только что полученной штабной почтой, доставленной из Шанхая прорвавшей блокаду шхуной. Там в опечатанном конверте помимо телеграмм имелось сообщение от русского консула в Сингапуре Рудановского. В нем говорилось, что англичане, отказавшись от посылки броненосных эскадр в район боевых действий, планомерно увеличивают численность легких и крейсерских сил в Дальневосточном регионе. Причем их главной задачей становится ведение разведки с широким привлечением торговых судов, оснащенных радио и не имеющих груза. С середины сентября английские крейсера и такие пароходы-разведчики уже начали постоянное патрулирование у острова Квельпарт и южнее Цусимских проливов с целью своевременного обнаружения выхода наших кораблей на торговые пути, проходящие вдоль южного побережья Китая. Нахождение в этом районе британских кораблей подтверждалось и немцами из Циндао. В полученных бумагах имелся и рапорт от полковника Дессино о том, что в Шанхае готовится стоянка для английских миноносцев. Уже пришел специально оборудованный для этого пароход и два угольщика. Кроме того, из Средиземного моря будет переброшена группа миноносцев для усиления Гонконгского отряда после гибели в прошлом году на реке Янцзы истребителя «Спервик», насчитывающего семь боеспособных единиц. Судя по донесению капитана первого ранга Ливена из Сайгона, эта переброска уже началась. Ему стало известно от французов, что в сторону Гонконга прошли четыре английских двухтрубных истребителя и корабли сопровождения. Скорее всего, это «Фоам», «Малерд», «Анжерд» и «Ариэль» из Средиземноморского флота, напоминающие силуэтом японские «Кагеро». Учитывая такое сходство, не исключается и возможность их использования по прямому назначению либо тайной продажи этих и некоторых других кораблей японцам. Полученные сведения в корне меняли всю ситуацию. Хотя мало кто допускал вероятность того, что англичане решатся напрямую вмешаться в ход войны, в том, что будут всячески помогать своими флотом японцам, сомнений не было. Теперь отправка отдельных кораблей, даже крейсеров, для поиска и перехвата японских судов и пароходов-контрабандистов, идущих из Европы или Ост-Индии и с Филиппинских островов в оккупированные порты Китая и Кореи, превращалась в бесполезное пережигание угля. Учитывая плотность английских дозоров, выход наших рейдеров наверняка будет обнаружен, о чем немедленно известят японские штабы, а также все находящиеся в море суда, в первую очередь японские же. После этого они, конечно, укроются в портах, а потом начнут ходить только в составе охраняемых конвоев и под нейтральными флагами, что сделает продолжение крейсерства совершенно бессмысленным, да к тому же еще и рискованным. Кроме того, проводка ожидавшегося каравана черноморских транспортов Цусимскими проливами также становилась опасной. Англичане наверняка будут максимально полно информировать своих союзников – японцев – обо всех наших передвижениях. С их стороны не исключены и различные провокации, могущие повлиять на безопасность нашего судоходства, особенно в случаях, когда не будет свидетелей. Более того, сама стоянка флота на Цусиме уже не может считаться достаточно безопасной. Учитывая все еще многочисленные японские миноносные силы, которые, скорее всего, в ближайшее время вернутся из залива Броутона на юг и резко активизируются, противник вполне может предпринять массированную комбинированную ночную атаку миноносцев и отрядов самоубийц на рейд Озаки с высокими шансами на успех. Сколько соединений, подобных тому, что было задействовано в нападении на Окочи, уже сейчас скрывается в южнокорейских шхерах, никто не знал. Даже сам факт начала их формирования оказался не вскрыт нашей разведкой. Возможность собственных наступательных действий в пределах Японского моря в условиях сохраняющейся нехватки боеприпасов и острейшего дефицита легких сил для прикрытия тяжелых артиллерийских кораблей также резко снижалась в связи с действиями англичан и возможным совсем скорым возвращением японских миноносцев в Мозампо. А атака этой стоянки японского флота, как и порта Фузан, без высадки многочисленных десантов не имела смысла, зато с большой вероятностью могла привести к серьезным неоправданным потерям. А нужные силы пехоты для ее полноценной реализации взять сейчас негде. Получалось, что любые действия на южном направлении, до сих пор считавшемся приоритетным, встретят гораздо более активное и организованное сопротивление, не принося желаемого результата. Оставалось надеяться, что запланированное примерно на этот период наступление наших армий на сыпингайских позициях окажется достаточно успешным, чтобы окончательно перехватить инициативу. Тогда возможное улучшение снабжения войск маршала Оямы в Маньчжурии уже не будет иметь серьезного значения. В любом случае, теперь требовалось серьезно пересмотреть планы дальнейших действий и перераспределить имеющиеся ресурсы. Южное направление однозначно становилось вспомогательно-отвлекающим, с соответствующим сокращением числа участников. Но в преддверии предстоящей весьма масштабной операции у тихоокеанского побережья Японии очень важно было удержать оставшиеся силы японского флота и начавшие активно мешаться под ногами английские крейсера, а в перспективе еще и миноносцы, у Цусимы. Так что тем, кто останется здесь, действовать предстояло весьма активно, оттягивая все что можно от восточного направления. После предварительного обсуждения сошлись во мнении, что самым убедительным для противника станет имитация продолжения реализации генеральной доктрины по максимальному сокращению снабжения японских армий на континенте. Это планировалось с самого начала, так что больших дополнительных проработок не потребовало. С этой целью предполагалось снова нанести довольно основательный визит на японский остров Окинава. Его расположение далеко в стороне от основных прикрываемых судоходных маршрутов из Европы в Китай, к которым Владычица морей традиционно относилась с наибольшим трепетом, позволяло надеяться на сохранение достаточной скрытности на начальном этапе и обойтись меньшими силами при сохранении желаемого эффекта. Уже имелись сведения, что о наших прошлых визитах туда извещена японская Главная квартира и что предпринимаются кое-какие меры для противодействия подобным рейдам в дальнейшем. Однако телеграфное сообщение с Формозой через этот остров до сих пор не восстановлено. К повреждениям, устроенным крейсерами на линии в Наха теперь добавились еще и разрушения кабелей где-то у самой Формозы. Судя по всему, авантюрист Нильсен все же выполнил свою часть контракта. В условиях полного господства нашего флота на театре боевых действий рисковать своими кабелеукладчиками при восстановлении столь протяженной проводной коммуникации японцы не желают. А англичане затеяли по этому поводу нудные переговоры, желая урвать по максимуму. Гарантированное отсутствие в тех местах телеграфной связи позволит достаточно долго скрывать истинный размах предпринятой вылазки с сохранением видимости начала реализации далеко идущих локальных блокадных планов. Хотя для набега все же требовалось, пусть на время, но выделить часть сил армии и флота на занятие в принципе ненужного России острова, такой ход, при минимальных затратах, косвенно обеспечивал выполнение сразу двух первостепенных задач. Параллельно с отвлечением противника от направления предстоящего основного удара активные действия в промежутке между Цусимой и Окинавой не позволят в ближайшее время возобновить в серьезных объемах снабжение по морю японских армий на континенте из метрополии и, вполне возможно, заметно уменьшат поток военной контрабанды, постоянно идущей из Европы в Японию. К тому же этот вояж просто несколько удлинял маршрут следования до точки общего сосредоточения перед последним броском для привлекаемых к нему сил. Серьезного сопротивления не ожидалось, так что заметных потерь в этой почти тренировочной акции надеялись избежать. Конечно, с появлением нашего флота и армады транспортов у восточного побережья Японии истинная суть этой мышиной возни в архипелаге Рюкю сразу станет ясна всем, но времени для полноценного реагирования у противника и их союзников уже гарантированно не останется. При разборе прочей штабной и циркулярной корреспонденции из Петербурга обнаружилось запоздавшее уведомление для наместника и командования флотом, что заказ на изготовление дополнительного комплекта снарядов для броненосцев и крейсеров к концу июня наконец-то разместили на заводах. Но он может быть исполнен не ранее чем через два месяца, даже с привлечением к этому иностранных предприятий. Учитывая время, необходимое на доставку, пользы от тех снарядов окажется не много. Радовало хотя бы, что готовый боекомплект будет снаряжаться уже по новым стандартам со строжайшим соблюдением весовой дисциплины и отправляться, по мере изготовления, железнодорожным транспортом в самые кратчайшие сроки. До тех пор все необходимое будут по-прежнему изымать из арсеналов Черноморского и Балтийского флотов, но с обязательным предварительным калиброванием, дефектовкой и переснаряженим. Из Лазаревского адмиралтейства в Севастополе уже отправлена первая партия стальных бомб, снаряженных немецким толом и доработанными взрывателями. Пробный отстрел таких снарядов из пушек броненосцев «Три Святителя» и «Ростислав» дал очень хороший результат. Иначе говоря, необходимое обеспечение начнет прибывать не раньше чем через две недели, и это в лучшем случае, а принять все возможные меры для скорейшего завершения войны, как обычно, нужно уже сейчас! В принципе, не имея нормальной промышленной базы на Дальнем Востоке, ни на что другое рассчитывать и не приходилось. Неизбежные при таких масштабных и дальних перевозках накладки и задержки, судя по всему, придется снова компенсировать за счет ослабления чего-то менее важного. Среди почты нашлось и извещение, что поданные еще два месяца назад документы на присвоение внеочередных званий наиболее отличившимся офицерам флота по совокупности заслуг и без учета ценза все еще находятся на рассмотрении. Хорошо, что все представления к наградам оказались удовлетворены в полном объеме. В связи с этим в условиях жесткого кадрового голода приходилось продолжать практику назначения на командные должности людей несоответствующего звания, что вызывало дополнительные кривотолки со стороны. Учитывая, что фактически эскадра на Цусиме все еще не имела командующего, до возвращения во Владивосток следовало решить еще и этот вопрос. Имелось также и сообщение от одного из старых хороших знакомых Рожественского из «высших сфер». Он приватно уведомлял об отправке на Дальний Восток специальной комиссии по расследованию финансовой деятельности штаба Маньчжурской армии, а заодно и штаба наместника и наших представителей в Шанхае и Сайгоне. Возглавлял ее, ни много ни мало, вице-директор Кредитной канцелярии императорского двора А. И. Вышнеградский. В ее состав входит также товарищ главного военно-морского прокурора генерал-лейтенант Извеков. В телеграмме указывалось, что отправку столь высокой ревизии санкционировал лично Николай II после того, как до него дошли некие крайне возмутительные сведения о деле генерал-майора Ухач-Огоровича[11], начальника транспортов и одновременно начальника управления разведки Маньчжурской армии при Куропаткине. Теперь этот генерал вместе с несколькими другими интендантами достаточно высоких рангов перевоспитывался в Сучанских копях. А более двух десятков их подельников помельче на местах после приговора военно-полевых судов расстреляли перед строем, приравняв предпринятые ими хищения, повлекшие за собой заметное снижение боеспособности армии, к государственной измене. Столь суровые меры всколыхнули «либеральную общественность», и у некоторых нашлись серьезные заступники даже в столице, что вызвало массу слухов, крайне не желательных в сложившейся внутри страны напряженной обстановке. Помимо дополнительной подпитки такими слухами разного рода «политических брожений» в головах низших слоев общества в салонах и солидных кабинетах едва ли не в открытую поговаривают, что Рожественский таким способом просто и быстро устранил конкурентов, намереваясь надежно прибрать к рукам все финансовые возможности воюющих армии и флота. Надо сказать, что эти возможности заметно расширились с началом поступления захваченных в бою призов и трофейных грузов, финансовая отчетность по которым оставляет желать много лучшего из-за недостаточного либо специфического внимания к ней именно со стороны штаба наместника. Поступают сведения, что оказываемая немцами техническая помощь оплачивается по двойному или даже тройному тарифу, часть которого проходит непосредственно через карман наместника и там оседает, а призовой фонд вообще является практически его личной казной, используемой совершенно бесконтрольно. Кроме того, под такой же удар попал и великий князь Михаил, развивший совместно с Министерством путей сообщения бурную деятельность на Транссибирской магистрали и непосредственно в Маньчжурии. Его тоже «обвиняют» в огромных хищениях казенных средств, организованных в сговоре с полковником Миллером и князем Хилковым и его подчиненным полковником Келлером, начальником Уссурийской железной дороги, под видом большого расширения железнодорожных сетей, снабжающих наши армии и флот и ревизии их осадных артиллерийских парков. Такое положение вещей вызывает вполне закономерную зависть у многих столичных обитателей, оказавшихся слишком далеко от подобных кормушек. Именно их стараниями и раздувается этот скандал, пока еще не достигший страниц газет только из-за ужесточения мер люстрации, принятых по личному распоряжению государя. Некоторые особо рьяные писаки уже посажены в крепость и находятся под следствием. При этом вскрылись некие интересные факты, следствием которых стал даже вызов к царю английского посла. После чего пыл остальных несколько ослаб. Подобные притеснения свободной прессы оказались не поняты не только за границей, но даже со стороны некоторых из великих князей, имевших серьезный разговор с императором, закончившийся новыми кадровыми перестановками и отъездом по делам службы в Варшаву и Киев двоих из них. Это, в свою очередь, стало причиной очередной серьезной размолвки Николая II с вдовствующей императрицей, из чего последовало резкое охлаждение их отношений и ее спешный отъезд в Данию. Из полученной почты стало ясно, что меняется многое. Именно об этом, хоть и разными словами, писали и в письмах из дома всем, от матросов до адмиралов. В последние месяцы, несмотря на не самые приятные изменения в общем укладе, связанные с войной, жить в России стало спокойнее. Гораздо меньше осталось тех, кто баламутил толпы, собиравшиеся порой на улицах. Городовые стоят на своих местах, порядок в городах и на селе поддерживается жесткой рукой. На фоне столичных передвижек и под влиянием патриотического подъема, вызванного успехами русского оружия, резко пошло на убыль забастовочное движение. Этому совершенно неожиданно в немалой степени способствовала организованная великой княгиней Ольгой еще в июне отправка матросов, тяжелораненных в двух цусимских боях, а также солдат, пострадавших в июньском корейском наступлении и майдзурском и цусимском делах, для окончательного излечения на курорты Европейской части страны. Причем за счет средств императорской семьи с последующим недельным отпуском домой. Почти все они к этому времени по итогам оказались с медалями или даже с Георгиевскими крестами на груди. Эти герои появились в своих глухих деревнях как раз тогда, когда высочайшим указом были отменены выкупные платежи и введено «Обязательство по рачительному использованию пахотных земель», предписывавшее помещикам и прочим землевладельцам обеспечить рациональное и максимально эффективное землепользование. Для надзора за этим учреждался акционерный сельскохозяйственный банк с контрольным пакетом за царствующим домом, с соответствующим штатом агрономов и прочих необходимых специалистов. Помимо активного внедрения прогрессивных методик он должен был заниматься одновременным предоставлением льготных кредитов на такие мероприятия. Ну и еще кое-что по мелочи, чтоб людишки с голоду не пухли. К тому же начали широко распространяться красивые лубочные плакаты, зазывавшие на новые благодатные земли где-то на Дальнем Востоке, откуда эти Иваны да Федоты как раз и заскочили к домашним за казенный кошт. А в рабочих слободках все настойчивее прививалось правило давать два законных выходных в неделю, как это уже ввели царским указом на всех казенных заводах, а сверхурочные – за отдельную плату. Возможно, именно такое совпадение сразу нескольких не особо значительных обстоятельств и смогло столь резко изменить все. У отпускников и дома, и в дороге разговор с агитаторами был короткий. – Ах ты, тля худая, снаряды, патроны на войну везти не хочешь! А чем же там нашему брату воевать прикажешь?! Против кого развернуть? Я те щас разверну! Я тее щас все как надо развальцую! На-а! – Пушки, пулеметы делать не будешь?! На-а! – Это ты, малахольный, японскому микаде поздравление написал?! Нет! А кто?! Смотри у меня! – Ах, ты это про НАШЕГО ЗИНОВИЯ так?! Да я тебя за это!.. Причем все от души, явно не за деньги. Такое сразу чувствуется. Да и авторитета у отпускников в разы больше будет, чем у заезжих пустобрехов. Они сами все на себе испытали «За Веру, Царя и Отечество!» А этот вовсе не из наших краев. Да и вообще… на еврея сильно похож! Бей его, ребята!.. Так и пришлось товарищам карбонариям после исчезновения некоторых видных фигур, запятнавших себя кровью, затихариться до поры. А видя незавидную участь тех, кто чудом уцелел после того, как, упамши раз двадцать прям лицом на что-то твердое, успел в околоток «самолично» сдаться и попал под трибунал по законам военного времени, некоторые и вообще переменили свои политические взгляды. Поскольку контингент пошел вообще несознательный. Ну, просто невозможно работать с такими людьми! Особенно если денег за это не дают. Этот вопрос затронули уже чисто попутно во время короткого обеденного перерыва, перед самым прибытием крейсеров из Окочи. Тема оказалась самой приятной из всех, обсуждаемых за это уже непомерно растянувшееся утро, так что аппетита никому не портила, и менять ее не хотелось. Однако война продолжалась. Получив рапорт о прибытии «Богатыря», «Светланы» и «Терека», трапезу свернули, а потом и стрельба на рейде началась, вернув все на свои места. Глава 11