– Здравствуйте, – поздоровался я. Женщина слезла со стула и убрала складной метр в коробку. Чет Бакер сыграл на трубе последний долгий аккорд, и зазвучала следующая мелодия. – Тот самый Оскар, о котором ты мне рассказывала? – спросила мама Бие. Бие кивнула. Ее мама пожала мне руку и задала несколько вопросов про школу. Я слушал и отвечал почти автоматически. В моей голове крутилась мысль: что на самом деле говорила про меня Бие? Что Оскар – это тот парень, который поет и танцует на тротуарах? Или Оскар – это парень, который не может отличить шоколадное мороженое от клубничного? А может, Оскар – это такой парень, который шепчется с рыбками? После короткого допроса мама Бие опять залезла на стул, а Бие потащила меня дальше показывать их квартиру. Мы прошли через кухню и оказались в маленькой комнате. Оказалось, что Бие являлась такой же счастливой обладательницей «комнатки прислуги», как и я. Одна стена была так же скошена, как у нас в доме, но в остальном комната не была такой уютной как моя. На полу лежал матрас, а у стены рядом с окном возвышалась целая башня из коробок, достававшая до потолка. – Это моя новая постель, – сказала Бие и уселась на матрас, скрестив ноги. – Так что там насчет печенья? Я топтался между матрасом и башней из коробок и чувствовал себя круглым дураком. Здесь все было совсем не так, как дома у Хьюго. Там я запросто мог растянуться у него на кровати и перелистывать брошенный на пол журнал для мальчишек. А здесь я никогда прежде не был и чувствовал себя ужасно неловко. И все-таки я должен рассказать Бие о моей проблеме. Это я-то, который делится своим самым сокровенным только с бабулей, да и то лишь при условии, что на ней нет слухового аппарата. – Это может прозвучать немного странно… – робко начал я. Бие, не отрываясь, смотрела на меня своими черными глазами. Вид у нее был жутко заинтригованный. Я совсем растерялся. – Так вот. То «печенье счастья», которое я получил от тебя, оно было… вкусное, – пробормотал я. – Ясно… – разочарованно протянула Бие. Понятно, что она ждала что-то поинтереснее. Конечно же, расскажи я ей правду о «печенье счастья», это было бы жутко интересно. Но о таких вещах как-то стыдно говорить вслух. – Хочешь еще одно? – спросила Бие вдруг. Должно быть, я рефлекторно дернулся вперед, потому что Бие рассмеялась. – Вижу, оно тебе действительно понравилось, – сказала она и отправилась на кухню. Я пошел следом. Бие открыла кухонный шкафчик и принялась в нем рыться, пока не выудила два золотистых пакетика с печеньем. Один она дала мне, а другой принялась разворачивать сама. Я стремительно сорвал обертку, и на моей ладони оказалось уже знакомое мне печенье в форме полумесяца. Я откусил уголок и достал изнутри бумажку. «Свершилось», – пронеслось вихрем в моей голове, и я развернул записку. «Настоящий друг тот, кто умеет тебя выслушать». И только?! Но это же никуда не годится! – А что написано на твоей? – спросил я Бие. – «Повезет тому, чьим другом ты станешь», – прочитала она и помахала бумажкой. – Это же классика, – добавила она. – Вот как, – выдавил я. – По правде говоря, твое имбирное печенье куда как вкуснее, – сказала Бие и кивнула на бабушкину жестяную коробку, которую я поставил на кухонный стол. Я, все еще ошарашенный новым открытием о «печенье счастья», машинально открыл коробку и протянул печенье Бие. Она взяла его и достала мне тоже. Так мы и стояли на кухне, угощая друг друга печеньем. Немного глупо как-то. Бие сунула в зубы имбирное сердце и улыбнулась, а в моей голове прозвучал бабушкин голос: «Неизвестно, что хуже: почувствовать себя глупцом, когда тебя отвергли или когда ты так и не осмелился признаться?» Все верно. Правда, сейчас речь шла не о любви, а о том, осмелюсь ли я наконец-то рассказать Бие про это злосчастное «печенье счастья». Я понял, что просто вынужден это сделать. – Если хочешь, возьми еще одно имбирное печенье, – предложил я Бие, – и выслушай меня. Мне надо рассказать тебе одну очень важную вещь. Друг в беде Бие выслушала всю мою историю. Несколько раз по ходу моего рассказа она начинала смеяться, но это был совсем не злой смех. Я рассказал ей почти все, кроме того, что, наверное, влюблен в Майю. Это был бы уже перебор. Но Бие все равно поняла, в какую ситуацию я попал и почему мне позарез нужно «печенье счастья» с точно такой же бумажкой. – Это даже удивительно, но я никогда не встречала в «печенье счастья» подобной бумажки, – сказала девочка и задумчиво почесала кончик носа. – Ты уверена? – Я не мог поверить своим ушам. – Думаю, да, – кивнула Бие. – Хотя в последней партии могут быть и новые записки. Те печенья, которые лежат внизу, на кухне, только что купленные. Пошли проверим. Во мне зажглась надежда. Бие зажгла ее, как бенгальский огонь, и он теперь горел в моей груди, разбрасывая искры. Я вскочил со своего места. Бие, прихватив куртку, крикнула что-то своей маме, я не понял что, и, обувшись, мы галопом понеслись вниз, на кухню ресторана. На кухне повар поджаривал что-то на большой сковороде. Папы Бие видно не было. Бие сунула руку в банку с печеньем и достала четыре золотистых пакетика. Бенгальский огонь внутри меня полыхал вовсю, и казалось, что искры жгут мне пальцы, пока я с дрожью в руках разворачивал бумажку. Первая записка гласила: «Кто ищет правду, тот найдет счастье». Вторая: «Повезет тому, чьим другом ты станешь». – Я же говорила, это – классика, – усмехнулась Бие. У нее было написано: «Следуй своей мечте» и «Друга в беде не бросай». Полный ноль. Только куча глупых фраз про счастье и дружбу. – Кажется, все то же, что и раньше, – вздохнула Бие. Я сгреб бумажки и со злости кинул их на кухонный стол. Повар недовольно посмотрел на меня. Тогда я собрал все обратно и сунул в карман. – В одном я точно уверена, – заявила Бие. – В чем? – пробурчал я. – Друга в беде не бросай, – сказала Бие и подмигнула. Я уставился на нее. Бие совсем не выглядела расстроенной, наоборот, у нее был на редкость бодрый и довольный вид. Что ж, почему бы ей не быть довольной? Это же не она получила новую жизнь, в которой на каждом шагу умираешь от стыда. Ну а я? Что мне теперь делать? Не могу же я попросить все «печенья счастья» сразу? Или могу? На кухне с горой грязных тарелок возник папа Бие. Он счистил остатки еды в черный мешок для мусора и загрузил тарелки в огромную посудомоечную машину. Потом он завязал мешок, который был уже полон. – Бие, Оскар, – попросил мужчина нас, – можете отнести его на задний двор? Он оторвал новый мешок для мусора от черного пластикового рулона и сунул на место старого. Затем быстро сказал несколько слов повару и, забрав тарелки с готовой едой, исчез в зале ресторана. – У меня есть идея, – шепнула Бие, приложив палец к губам. Улучив момент, когда повар повернулся к нам спиной, она схватила с полки всю банку с печеньем и запихнула ее в еще один черный мешок. Его Бие сунула мне, а сама взяла тот, который был с мусором. В этот момент на кухне опять появился ее папа. – Вынесете мусор, да? – повторил он. Я весь взмок под курткой. Сейчас он обнаружит, что у нас два мешка для мусора вместо одного. Бие попыталась загородить меня, но на кухне было уже и так тесно, поэтому ее папе пришлось попятиться назад. – Извини, – сказал он и сдвинул меня в сторону. Он даже случайно задел мешок у меня в руках, когда я попытался спрятать его за спину, но, кажется, нечего не заметил. Бие потянула меня за руку к двери, которая вела на задний двор. – Можно я еще зайду на минутку к Оскару? – крикнула она. – Конечно, – пробормотал ее папа, гремя чем-то на кухне. Бие распахнула заднюю дверь, и на нас дохнуло холодом. Мы вышли во внутренний дворик, и девочка прикрыла за собой дверь.