— Патрик, дорогой мой, какой приятный сюрприз! — воскликнул Джордж и, морщась, поднялся. — Я сижу здесь, потому что среди шума совсем плохо слышу. — Я думал, жизнь следует проводить в тихом отчаянии{141}! — прокричал Патрик. — Не в таком уж тихом! — прокричал в ответ Джордж, слабо улыбаясь. — Ой, смотрите, Николас Пратт! — сказал Патрик, усаживаясь рядом с Джорджем. — Да, это он, — проговорил Джордж. — С ним нужно быть готовым ко всему. Если честно, я никогда не разделял симпатии твоего отца к Николасу. Патрик, мне очень не хватает твоего отца. Он был прекрасным человеком, но, по-моему, несчастным. — Я его сейчас почти не вспоминаю, — сказал Патрик. — Ты нашел себе дело по душе? — спросил Джордж. — Да, но карьеру на нем не построишь, — ответил Патрик. — В жизни нужно сделать что-то полезное, — изрек Джордж. — Я вот с удовлетворением вспоминаю пару законодательных актов, которые помог провести через палату лордов. Еще я помог сберечь Ричфилд для следующего поколения. Такими вещами утешаешься, когда кончается все веселье. Люди не острова{142}, хотя мне знакомо на удивление много людей, владеющих островами, и не только в Шотландии. Нет, что-то полезное должен сделать каждый. — Вы абсолютно правы, — сказал Патрик, слегка напуганный искренностью Джорджа. Вспомнилась одна неловкая ситуация, когда отец, явно без задней мысли, схватил Патрика за руку и сказал: «Если у тебя есть талант, используй его, не то будешь жалеть всю жизнь». — Смотри, вон Том Чарльз берет напиток у официанта. У Тома чудесный остров в штате Мэн. Том! — позвал Джордж. — Интересно, он нас заметил? В свое время Том был главой МВФ и с тяжелейшей работой справлялся блестяще. — Мы с ним виделись в Нью-Йорке. Вы познакомили нас в клубе, когда я приезжал сразу после смерти отца, — напомнил Патрик. — Ах да! А мы тогда гадали, что на тебя нашло, — проговорил Джордж. — Ты бросил нас на произвол судьбы с этим занудой Баллантайном Морганом. — Я с чувствами не справился, — сказал Патрик. — Наверное, очередная байка от Баллантайна подкосила. Кстати, его сын сегодня здесь. Боюсь, он, как говорится, весь в отца. Том! — снова позвал Джордж. Том Чарльз огляделся по сторонам, не понимая, откуда его зовут. Джордж снова помахал ему. Патрик тотчас узнал собачьи глаза с нависающими веками. Лица с такими чертами преждевременно стареют, зато потом не меняются. Лет через двадцать Том даже молодым покажется. — Я слышал про ваш ужин, — сказал Том Джорджу. — По-моему, это что-то с чем-то. — Да, — отозвался тот. — Думаю, это лишний раз демонстрирует, что младшие члены королевской семьи должны взяться за ум, а мы — молиться за королеву в эти трудные времена. Патрик понял, что он не шутит. — Как прошел ужин у Гарольда? — спросил Джордж. — Гарольд Грин родился в Германии, — объяснил он Патрику. — Мальчишкой он хотел вступить в гитлерюгенд — бить окна и носить ту чудесную форму. Это же мечта каждого мальчишки! Вот только отец сказал, что в гитлерюгенд нельзя, потому что он еврей. От этого разочарования Гарольд так и не оправился. Он настоящий антисемит с налетом сионизма. — Ты к нему несправедлив, — заявил Том. — Да, наверное, — отозвался Джордж. — Но какой смысл доживать до старческого маразма, если всегда поступать справедливо? — За ужином много обсуждали заявление канцлера Коля о том, что его абсолютно шокировала война, разразившаяся в Персидском заливе. — Думаю, бедных немцев шокировало то, что войну развязали не они, — вставил Джордж. — За ужином Гарольд удивлялся, что ООН не переименуют в ОБН, Организацию бесполезных наций, мол, практической пользы от нее нет, — сказал Том. — Лично меня интересует, — Джордж поднял подбородок, — какие шансы против японцев у страны, в которой «индустриальная акция» означает забастовку. Боюсь, я живу слишком долго. Я ведь помню времена, когда наша страна чего-то стоила. Я только что говорил Патрику, что каждому человеку необходимо сделать что-то важное. А тут слишком много пустых прожигателей жизни, которые ждут не дождутся смерти родственников, чтобы позволить себе отпуск подороже. И к моей снохе это, увы, тоже относится. — Стервятники! — буркнул Том. — А в отпуск пусть едут поскорее. Если банковская система и выдержит, то лишь на какой-то религиозной основе. — Валюта всегда держалась на слепой вере, — вставил Джордж. — Такого, как сейчас, не было никогда, — возразил Том. — Никогда так много не принадлежало столь немногим. — Я слишком стар, чтобы волноваться из-за такого, — сказал Джордж. — Знаете, что я думал? Если попаду на небеса, а я на это рассчитываю, то хотел бы встретить там Кинга, своего старого дворецкого. — Чтобы багаж вам распаковал? — спросил Патрик. — Нет-нет, — запротестовал Джордж. — Он и в этом мире распаковал достаточно багажа. Я вообще не думаю, что на небеса берут багаж. Вы согласны? Там, наверное, как прекрасный уик-энд налегке, без багажа. Подобно скале посреди бухты, Сонни неподвижно стоял у входа в шатер, так что всем гостям приходилось его приветствовать. — Это же просто чудесно! — доверительным тоном проговорил Жак Далантур и развел руками, охватывая весь шатер. Словно в ответ на его жест, в дальнем конце шатра заиграл джаз-бэнд. — Ну, мы очень старались, — самодовольно отозвался Сонни. — По-моему, Генри Джеймс сказал… — начал посол, прекрасно зная, что это так: цитату, которую отыскал секретарь, он много раз повторял до отъезда из Парижа. — «В богатом на сложности английском мире настоящее всегда предстает в профиль, а прошлое — анфас»{143}. — Французских авторов мне цитировать бесполезно, — заявил Сонни. — Они выше моего понимания. Нет, верно, английская жизнь сложная и богатая, хотя была и богаче, пока клятые налоги не начали сжирать последнее. — Ах, — сочувственно вздохнул месье Далантур, — так сегодня вы «делаете вид, что все в порядке»? — У нас были сложные моменты, — признался Сонни. — Бриджит вдруг взбрело в голову, что у нас мало знакомых, и мы кого только не пригласили. Например, вот тот индийский парень. Он пишет биографию Джонатана Кройдена. Я в глаза его не видел, пока он не приехал сюда взглянуть на письма, которые Кройден написал моему отцу, и — хоть стой, хоть падай — за ланчем Бриджит пригласила его на вечеринку. Боюсь, потом я устроил ей скандал, но это было уже слишком. — Али, здравствуй дорогой! — поприветствовал Николас Али Монтагю. — Как прошел ужин? — Очень по-провинциальному, — ответил Али. — Надо же! У нас было tous ce qu’il y a de plus chic[46], вот только принцесса Маргарет устроила мне нагоняй за то, что я выразил «мнение атеистов». — При таких обстоятельствах даже я поучаствовал бы в беседе о религии, — сказал Али. — Но получилось бы так лицемерно, что я мигом угодил бы в ад. — Уверен я в одном: если бы Бога не было, никто не заметил бы разницы, — вкрадчиво проговорил Николас. — Кстати, я вспоминал вас буквально минуту назад, — сказал Али. — Я случайно подслушал разговор двух стариков, выглядевших так, словно несколько раз упали с лошади. Один сказал: «Я собираюсь написать книгу». — «Прекрасная мысль», — ответил другой. «Говорят, что в каждом человеке есть книга»{144}, — сказал будущий автор. «Хмм, так, может, и мне стоит книгу написать?» — отозвался его приятель. «Ты крадешь мою идею!» — разозлился первый. Разумеется, мне стало интересно, как продвигается ваша книга. Наверняка уже завершена. — Трудно закончить автобиографию, если жизнь так богата событиями, как моя, — саркастически заявил Николас. — Я то и дело нахожу перлы, которые не могу не добавить, как, например, разговор, пересказанный вами, дорогой Али. — В инцесте всегда присутствует обоюдное согласие, — со знанием дела проговорила Китти Хэрроу. — Это считается страшным табу, но происходит раз за разом, порой даже в самых лучших семьях, — самодовольно добавила она, коснувшись башни пепельных волос, возвышавшейся над низким лбом. — Помню, как мой собственный отец стоял за дверью моей комнаты и шептал: «Ты безнадежна, никакого сексуального воображения». — Боже милостивый! — воскликнул Робин Паркер. — Мой отец был прекрасным человеком, невероятно обаятельным, — заявила Китти, передернув плечами. — Все его обожали. Видите, я знаю, о чем говорю. У детей сумасшедшая сексуальность, они соблазняют родителей. Это все по Фрейду, хотя сама я его книг не читала. Помню, мой сын демонстрировал мне свою детскую эрекцию. Думаю, родителям не следует использовать ситуацию, но понимаю, почему они поддаются соблазну, особенно в тесноте, когда члены семьи живут друг у друга на голове. — Ваш сын здесь? — спросил Робин Паркер. — Нет, он в Австралии, — грустно ответила Китти. — Я умоляла его купить ферму здесь, но он без ума от австралийских овец. Я дважды навещала его, хотя на самолете лететь мне тяжеловато. Да и сама Австралия не по мне — сплошной дым барбекю и занудные жены стригалей. Причем самих стригалей не видно. Однажды Фергюс привез меня на океан и заставил плавать с трубкой. Скажу одно — ничего вульгарнее Большого Барьерного рифа я в жизни не видела. Это же кошмар с кричащими цветами: переливчатый синий, жуткий оранжевый, да еще вперемешку, когда в маску попадает вода. — Буквально на днях королева посетовала, что недвижимость в Лондоне слишком дорогая. Она не знает, что делала бы без Букингемского дворца, — объясняла принцесса Маргарет сочувственно кивающему Питеру Порлоку. — Как твои дела? — спросил Николас у Патрика. — Очень выпить хочется, — отозвался тот. — Всей душой сочувствую, — зевая, проговорил Николас. — Героином я никогда не увлекался, а вот с сигаретами завязать пришлось, так я чуть не умер. Смотри, вон принцесса Маргарет. О нее лучше не спотыкаться. Ты ведь слышал, что стряслось за ужином. — Дипломатический скандал. — Верно. — Какой ужас, — мрачно изрек Патрик. — Признаюсь, я в восторге от ПМ, — заявил Николас, снисходительно глянув на принцессу. — Из минимального инцидента она сумела выжать максимум унижения для посла. Кому-то нужно поддерживать гражданскую гордость в годы, когда ее сразила болезнь Альцгеймера, и никто не делает это столь убедительно. Вообще-то, и строго entre nous[47], ведь я надеюсь, что Далантуры отвезут меня обратно в Лондон, — угрожающе зашептал Николас, — я не помню, чтобы Франция проявляла подобный героизм со времен режима Виши. Видел бы ты, как Далантур упал на колени!{145} Я в полном восторге от его супруги: напускному глянцу вопреки, она настоящая злыдня, с ней очень весело. А вот самого Жака я всегда считал глуповатым. — Можете сказать ему об этом лично, — предложил Патрик, увидев, что сзади к ним приближается посол. — Mon cher Jacques![48] — Николас плавно повернулся к нему. — Ты был просто восхитителен! Уступив требованиям этой надоедливой особы, ты показал, сколь они нелепы. А с молодым Патриком Мелроузом ты знаком? Его отец был моим близким другом. — Рене Боллинже был просто чудо! — вздохнула принцесса. — Блестящий посол, мы все его просто обожали. Тем сложнее привыкнуть к заурядности этих двоих. — Принцесса показала мундштуком на Далантуров, с которыми прощался Патрик.