И вот наконец отдан буксир, ледокол принял последние письма команды, три коротких гудка, приспущенные и вновь поднятые флаги — и «Товарищ» остался один на просторе Ледовитого океана. Ветер свежел и дул с запада. Барометр падал. Нордкап таял в тумане. Три дня подряд гремел шторм. Команде и ученикам приходилось работать не отдыхая. На высоте тридцати метров над палубой, упершись ногами в проволочные перты, прижавшись животами и грудью к реям, просунув руки в веревочные кольца, чтобы не сорваться, люди крепили, отдавали, привязывали, отвязывали и меняли паруса. Мокрая, стоящая колом, как железный лист, парусина начисто срывала ногти. Кожа трескалась на ладонях и сгибах пальцев. Клеенчатые куртки и зюйдвестки пробивал ледяной дождь. Шли лавировкой. Для поворотов против ветра чуть ли не каждые полчаса объявляли аврал. Все спали не больше четырех часов в сутки, но никто из курсантов, даже те, кто попал в полярное море впервые, не жаловался. Вскоре выяснилось, что радиостанция, поставленная на борту, имеет нестандартную волну, «Товарищ» мог принимать сообщения с берега, но его не слышали на берегу… На помощь пришел норвежский радиолюбитель. «Уловив случайно ваши бесплодные попытки связаться с нашими станциями, я настроил свой приемник на вашу волну, можете ежедневно от шестнадцати до восемнадцати часов передавать свое радио через меня», — предложил он. На рассвете 26 июля на широте Бергена подул попутный нордовый ветер. Поймав его, «Товарищ» пробежал Северное море и вечером 29-го под всеми парусами подошел к Английскому каналу — проливу Ла-Манш. Из-за односторонней связи с берегом нечего было надеяться получить лоцмана. Пришлось проходить через пролив самостоятельно. Дмитрию Афанасьевичу помог опыт. Однако с острова Уайт заметили огромный парусник и выслали навстречу лоцмана. Дмитрий Афанасьевич решил щегольнуть перед англичанами выучкой своего экипажа. С мостика полетела команда: — Повахтенно к своим мачтам, паруса убирать! Курсанты и матросы разбежались по местам, и через три минуты льняные крылья судна поднялись вверх и красивыми складками неподвижно повисли под реями. — Марсовые, к вантам! Пошел все наверх, паруса крепить! Через шесть минут все паруса были закреплены и укатаны плотно, как носовые платки. Лоцман, поднявшийся на борт, пораженный быстротой работы, пришел в восторг и несколько минут не выпускал из своих лап руки капитана. — Олл райт! Олл райт! Бьютифул! Фантастично! — повторял он. Это были дни начала знаменитых международных яхтенных гонок, которые проводятся при участии английского короля. Яхты ожидали старта против города Коус, на северном берегу острова. Непростительно пропустить такой момент. Курсанты да и матросы должны видеть это. И Дмитрий Афанасьевич просит буксир, для того чтобы подтянуться к месту старта. «Товарищ» не имел жесткого расписания рейса, и лишний день, проведенный около острова, никак не отражался на плавании. Обогнув северо-восточную оконечность острова и пройдя городок Райт, буксир взял курс прямо на большую королевскую яхту «Виктория и Альберт». Гонки только что начались. Тут были прославившие себя яхты «Шемрок четвертый» и стройная «Британия», принадлежащая богатейшему английскому пивовару Бассу, и шхуна «Атлантик», недавно побившая рекорд на гонках через Атлантический океан. Со всех сторон к «Товарищу» полетели моторные катера и яхты. Мужчины и женщины махали шляпами и платками с их бортов. Поравнявшись с «Викторией и Альбертом», «Товарищ» приспустил кормовой флаг, приветствуя английского короля. С яхты мгновенно ответили. Король приветствовал первый пришедший в Англию советский парусник! Отремонтировав в Саутгемптоне рангоут и очистив сильно заросшую подводную часть корабля, запаслись свежими продуктами и пресной водой и 8 сентября. Двинулись дальше. Но из-за штилей и противных ветров только 20 сентября прошли мыс Финистерре и за бортами наконец плеснула атлантическая волна. 4 октября подошли к острову Мадейра. Вечером Дмитрий Афанасьевич собрал всех учеников на юте и рассказал историю открытия острова. — Это произошло в тысяча четыреста восемнадцатом или в тысяча четыреста девятнадцатом году. Знатный англичанин Мак-Ким полюбил сельскую девушку Анну Д'Арфе. Родители Мак-Кима не позволили ему на ней жениться. И тогда влюбленные решили бежать во Францию. Они попросили капитана маленького торгового корабля приютить их. Капитан взял их на борт. Но едва суденышко отвалило от берега, как ударил жестокий шторм. Тринадцать дней корабль гнало в открытый океан. Наконец он очутился у берега неизвестного, заросшего густым лесом острова. Моряки сошли на землю, и здесь, истощенная качкой и потрясенная страхом, Анна Д’Арфе через несколько дней умерла. Мак-Ким похоронил ее на тенистом берегу и через пять дней сам умер на ее могиле. В это время переменивший направление шторм отбросил корабль от острова, на котором случайно осталось несколько матросов. Корабль пропал без вести. Когда шторм стих, оставшиеся на острове добрались на шлюпке до берегов Африки. Здесь они попали в плен к маврам и только через три года были выкуплены испанцами. Их рассказы о трагической гибели двух влюбленных и о необыкновенном острове, еще не положенном на карту, дошли до португальского мореплавателя Гонзалеса Царко, который несколько ранее уже открыл соседний остров Порто-Санто. Царко снарядил новую экспедицию. Остров был открыт, объявлен португальским и назван Мадейра, что значит «лесистый». Царко нашел деревянный крест на могиле Мак-Кима и Д'Арфе и в тысяча четыреста двадцать четвертом году заложил на этом месте город Фунчал. Фунчал в настоящее время — столица Мадейры. Остров очень уютен. Климат на нем мягкий, теплый, необычайно ровный. Кажется, что вокруг — вечная весна. Это один из лучших мировых курортов для туберкулезников. С Мадейры вывозят знаменитое вино, черный и белый виноград, фрукты, овощи, мясо. Дмитрий Афанасьевич никогда не пропускал возможности рассказать что-нибудь интересное о землях, которые проходили мимо, или о знаменитых парусных кораблях. Простояв три дня на фунчальском рейде, «Товарищ» взял курс к берегам Южной Америки. Крайняя восточная оконечность Южноамериканского материка называется мысом Святого Рока. От островов Зеленого Мыса до мыса Рока около 550 миль. Казалось бы, небольшое расстояние. Но парусник здесь поджидают три трудности. В северной части Атлантики дует обычно норд-остовый пассат. Он слабеет по приближении к десятому градусу северной широты. Затем начинается роковая для всех парусных кораблей полоса штилей. В южной части океана хозяйничает пассат от зюйд-оста. Чтобы благополучно миновать мыс Святого Рока и вступить в южную часть Атлантического океана, парусный корабль должен, миновав острова Зеленого Мыса, сделать зигзаг к востоку, в сторону Африки, и затем постепенно спускаться к югу, стараясь пересечь экватор между двадцать пятым и двадцать седьмым меридианами. «Товарищ» двигался к югу со скоростью трех-четырех узлов. Тропик Рака пересекли 15 октября, а до десятого градуса северной широты тащились еще шестнадцать дней. Солнце обдавало людей сухим жаром. Голубое небо, казалось, дрожало от напряжения. Черные борта корабля накалялись так, что к ним нельзя было прикоснуться рукой. По верхней палубе не пройдешь босиком. Паруса почти не приходилось трогать. Работали только от восьми до одиннадцати утра и от трех до шести пополудни. Как ни старался Дмитрий Афанасьевич воспользоваться малейшими изменениями ветра, чтобы уклониться к востоку, течение упорно относило корабль к западу, и экватор удалось пересечь только под тридцать вторым градусом западной долготы. Месяц болтания «Товарища» в теплой тропической воде сыграл с кораблем скверную штуку: подводная часть днища снова густо обросла ракушками и водорослями длиною чуть ли не в полметра. Перегруженный, с трудом двигавшийся «Товарищ» окончательно потерял свои ходовые качества. Теперь нужен был только хороший попутный ветер, чтобы набрать ход, а его все не было… Наконец 24 ноября, при посвежевшем зюйд-остовом пассате удалось пройти параллель Пернамбуко. Здесь кончились штили и неожиданные свирепые шквалы. В ночь с 24 на 25 декабря «Товарищ» с попутным ветром прошел городок Мальдонадо и к рассвету был в виду Монтевидео. 1927 год встретили в устье огромной южноамериканской реки Ла-Платы вместе с командой буксирного корабля «Мирадор», подошедшего к «Товарищу», чтобы вести его в Росарио. 1 января «Мирадор» потащил барк по Ла-Плате к устью Параны. 5 января в десять часов вечера плавание было окончено. Первое советское судно пришло в Аргентину, еще не установившую дипломатических отношений с молодой республикой рабочих и крестьян. На следующий день началась выгрузка. Дмитрий Афанасьевич с грустью смотрел на парусник. Что-то подсказывало ему, что это — его последнее плавание. Что никогда больше не вступит он под сень парусов, не ощутит свежести океанских ветров, не вдохнет полной грудью ароматный воздух тропиков, напоенный запахом йода и соли… Время, проклятое время… Эх, если бы сейчас перепрыгнуть эту стену из сорока лет и вновь очутиться на палубе «Армиды» гибким, двадцатилетним, в засученных брюках и со шваброй в руках… Не капитаном, даже не простым матросом — юнгой на побегушках… Вот настоящее счастье!.. А «Товарищ».. Как он красив! Из запущенного, кое-как оборудованного, грязного корабля превратился в отличное учебное судно, которое не стыдно показать за границей. Экипаж прошел ветры и штормы, сработался, натренировался. Командный состав изучил до тонкостей парусное дело, привык к кораблю… Когда-то лучшей рекомендацией в мире для молодых штурманов было плавание на знаменитой «Катти Сарк». «О! — уважительно говорили судовладельцы. — Вы плавали под командой капитана Вуджета? Да, да, прекрасная школа, прекрасный, знающий капитан». И без страха доверяли свои лучшие корабли бывшим ученикам славного Ричарда. Может быть, когда-нибудь так же скажут и про него, капитана Лухманова. Сорок пять лет отдал он морю. Когда он придет в Ленинград, сухопутные знакомые будут спрашивать: — Вы были в Аргентине? Расскажите, это, должно быть, страшно интересно! Но разве расскажешь? Разве передашь бледными словами все, что видено, что пережито? Да, он был в Аргентине, и в Австралии, и в Англии, и в Японии, и в Сингапуре и… даже и не припомнить где. Он работал при страшной жаре. Пил тухлую воду из корабельных цистерн. Спал на палубе, где тело обжигали москиты. Иногда после дня каторжных разгрузочных работ съезжал на берег. Ходил по великолепным улицам среди разряженной толпы, мимо ресторанов, где призывно гремела музыка. Смотрел на затопленные электричеством гигантские витрины, за которыми были выставлены драгоценные вещи сказочной стоимости, и думал о том, где бы найти лавчонку дешевой распродажи, чтобы купить себе пару рабочих башмаков на те несколько монет, что звенят в кармане форменных полотняных брюк… Он был юнгой, матросом второй статьи, матросом первой статьи, штурманским учеником, помощником штурмана, штурманом, помощником начальника порта, начальником порта, морским представителем в чужой стране, капитаном, директором морского техникума… С четырнадцати лет строил он свою жизнь так, как задумал еще мальчишкой. Он неплохо построил ее. Он может гордиться своей головой, своими руками, пройденной тяжелой дорогой. Не каждому удается такое, не у каждого хватает терпения, возмечтав, осуществить свою мечту. А теперь — время уйти, дать дорогу другим. Он не только строил свою жизнь, он учил и учит строить жизнь других. У него прекрасные ученики. Можно уверенно сдать судно старшему помощнику Эрнесту Ивановичу Фрейману, а самому вернуться домой, в техникум, к будущим штурманам и капитанам… Что нужно сделать в эти короткие дни стоянки? Составить рейсовое донесение, заполнить акты о приеме и сдаче корабля, похлопотать об обратном грузе для «Товарища», договориться о вводе корабля в док для очистки подводной части, запастись консульскими визами на въезд в разные государства Европы, купить билет на пароход трансатлантической линии. И все. Прощай паруса навсегда!.. 20 января пароход «Хайланд-Лок», на который он купил билет, отдал швартовы и, развернувшись, тронулся на Монтевидео, а оттуда в Лондон. 18 февраля показался виденный столько раз мыс Лизард. Туман, туман, туман, густой, как кисель. Из-за него только через месяц пароход стал у стенки в Лондоне. Потом Дувр. Остенде, Брюссель, Берлин, Варшава. Москва. Доклад о благополучном плавании. Вокзал. И вот наконец Ленинград, милый, родной, тихий после столицы. Ленинград, который он оставил девять месяцев назад. Газеты принесли весть, что «Товарищ» вышел из Буэнос-Айреса с грузом для Ленинграда 20 апреля. 1 мая экипаж «Товарища» послал по радио из южной части Атлантического океана праздничное поздравление советскому народу. 25-го сообщил, что пересек экватор в долготе 27 градусов 42 минуты к западу от Гринвича. И после этого — тишина. Зловещая, непонятная. Парусник будто нырнул в безвестность. В техникум начали приходить родственники и знакомые членов экипажа. Волнуясь, они спрашивали: — Где же «Товарищ»? Ведь у него есть новая радиостанция. Почему он молчит? Что вы думаете о его положении? Дмитрий Афанасьевич успокаивал всех. Но время шло, и молчание корабля все сильнее тревожило капитана Лухманова. В самом деле — что произошло? Может быть, заболел радист? Он единственный на борту, кроме него, никто не умеет обращаться с радиостанцией… Может, сама радиостанция вышла из строя и ее никак не могут отремонтировать? А может быть, «Товарищ» погиб в океане? На днях газеты сообщили, что над Атлантикой пронесся сильнейший шторм… Неужели спокойный, рассудительный Фрейман сделал какую-нибудь грубую ошибку и погубил судно? Нет, нет, этого не может быть!.. О судьбе «Товарища» запрашивали американские радиостанции. Волновался Лондон. Весь июнь прошел в неизвестности. И вдруг 4 июля из Англии телеграмма: «Товарищ» прошел Плимут». Жив! 6-го прилетела телеграмма из Дувра: «Надеемся на скорое свидание. Все товарищи приветствуют. Фрейман».