– Пфф! Когда я первый раз встала на коньки, я упала раз двадцать, не меньше. – Тебе было три года! – Думаешь, в три года поражения воспринимаются менее серьезно? Теперь уже смеется он, а у меня такое чувство, что я знаю его всю жизнь. Мы возвращаемся к скамейке, где оставили Ринни с ее будущим мужем: они уже надели коньки и пьют безалкогольный шантвейн. Аромат от него такой зимний, что сразу представляется опутанная искрящимися лентами ель, разукрашенная сверкающими игрушками. Здесь, кстати, она уже есть, в самом центре катка, ее установили пару недель назад. – Вы там что делали? – интересуется Рин со смехом. – Я уже всю жо отморозила. – Мы подошли к выбору со всей ответственностью, – замечает Бен. – Вам еще повезло, что там не было очереди, – добавляю. – Э… да они спелись, по ходу. – Ринни смотрит на Сэфла. – Кажется, мы сегодня играем командами. Сэфл забирает у нее пустой пластиковый стаканчик с плотной крышкой и кидает вместе со своим в специальный контейнер. Пока я надеваю коньки, Бен смотрит на меня, как я их шнурую, и от этого взгляда почему-то покалывает кончики пальцев. Зимнее настроение создает ощущение нереальности происходящего, и мне кажется, что все, что случится сегодня, – это как короткая праздничная сказка. Мы подходим к выходу на каток, пропускаем вперед Ринни и Сэфла. – Снимай защиту, – командую я. – И давай мне. Бен не захватил сумку, поэтому чехлы для коньков я убираю в свою. – Помочь? – спрашивает он. А потом перехватывает сумку и вешает к себе на плечо. – Так тебе будет проще меня держать. Мне на самом деле смешно. Он вцепился в бортик – такой взрослый солидный мужчина, врач – и смотрит на меня большими глазами. – Нечего отлынивать, – отвечаю. – Шагай. И первой выхожу на лед. Движение, общий ритм, легкость скольжения тут же подхватывают меня. Мне хочется взлететь над катком, хочется танцевать, пусть даже сегодня я взяла старые фигурные коньки, а те, что для танцев, оставила дома. Музыка льется из динамиков, врывается в мое сердце, и мне кажется, что отпустить ее я могу только в движении, раскинув руки и взлетая в прыжке. Сколько себя помню, так было всегда. – Лаура? – Голос Бена возвращает меня в реальность. Ринни смеется. – Ну, мы погнали. Догоняйте! – Они с Сэфлом вливаются в общий поток движения, а я улыбаюсь и протягиваю Бену руку. – Поехали. – Что, прямо вот так? – Да, вот так! Его пальцы сжимают мои, другой рукой он цепляется за бортик. – Видишь вон ту черту? – говорю я ему, указывая на красную линию, отделяющую голографическую стену от реальной. – Там тебе станет не за что держаться. Это значит, что… – До моего позора осталось десять метров. Я качаю головой. – Поехали! Решительно отталкиваюсь – ему остается либо отпустить мою руку, либо скользить вместе со мной. Мне самой интересно, что он выберет, и Бен выбирает второе. – Чуть согни колени. Так будет проще. – Уверена? – Сто процентов. Для того, кто первый раз стоит на льду, особенно для мужчины, он держится потрясающе. Очень ровно. Хотя напряжение чувствуется через силу его пальцев, сжимающих мои. – Так, ну и как же получилось, что фервернец ни разу не стоял на коньках? – интересуюсь я, чтобы его отвлечь. – Вообще-то я не фервернец. – Нет? – Я родился в Рагране. Моя семья переехала сюда, когда мне было два года, но у меня до сих пор гражданство Раграна. – О! Понятно. Рагран – одна из континентальных стран, уровень жизни там значительно ниже, чем в Ферверне или в Аронгаре, но сейчас ситуация уже значительно лучше, чем была, скажем, еще лет десять-пятнадцать назад. Один из самых страшных налетов современности случился в Мериуже, столице Раграна. Это была трагедия мирового масштаба, после чего полетели головы. Буквально. Правящий был снят и чуть ли не изгнан обществом иртханов, в миротворческой миссии участвовали все страны-соседи, в том числе Аронгара и Ферверн. – Да, поэтому у меня периодически возникают бюрократические проволочки с клиникой. – Бен сосредоточенно смотрит вперед. Так сосредоточенно, словно видит не катающихся людей, а всех, вместе взятых, бюрократов. Какое-то время мы катаемся молча (не считая моих комментариев о том, когда лучше податься вперед, как правильно ставить ноги и как держать равновесие), и он держится классно! Отличный баланс, потрясающая координация и реакция. Наверное, иртханам в этом плане проще – у них звериные инстинкты, но ручаться не могу. Как бы там ни было, он вспоминает о том, что мы проехали голографический «барьер», только оказавшись у очередного бортика. Здесь специальная ледовая площадка для кругового катания, дорожка огибает его справа, а слева у бортика толпятся отдыхающие. – Перерыв? – спрашиваю я. – Перерыв, – соглашается он. – Ну, как проходит обучение? – Раскрасневшиеся и счастливые, к нам подъезжают Сэфл и Ринни. – Чудесно. Я чувствую себя камнем, который Лауре приходится тащить на веревочке. – Бен снова улыбается. – Эй! Ты отлично катаешься. – У меня ощущение, что я все время тебя торможу. – Рядом с ней у всех такое ощущение, – говорит Ринни, и изо рта у нее вырывается облачко пара. – Она все время куда-то летит, когда выходит на лед. – Почему ты не пошла в спорт? – спрашивает Бен. – Спорт меня никогда не привлекал. – Почему? – Соревнования. Я не хотела превращать то, что люблю, в гонку за медалями и первыми местами. Бен приподнимает брови. – Скажем дружно «нет амбициям»? – О-о-о, с амбициями у меня все в порядке. Просто спорт – это не мое. Отец считал, что я переломаюсь, если пойду в фигурное катание, а я поняла, что действительно сломаюсь, если буду гоняться за медалями и успехом. – Глубоко, – произнес Бен, и как-то так получилось, что его ответ упал в тишину, возникшую в паузе между песнями. Которую спустя несколько мгновений заполнили сильные, пронзительные аккорды льющейся из динамиков музыки нового суперхита и яростный голос Сибриллы Ритхарсон. Твои поцелуи Как сны до рассвета… И в каждом касании Вечное лето! Сильнее, чем пламя, Зима в моем сердце… Ты был тем единственным, С которым согреться… Могла бы я тогда, Когда меня любить Ты б мог На треть так сильно, как ее!