– Никто и ниоткуда. Двадцать восемь лет, обыкновенный нотариус. К тому же ещё и романтик. Влюбился в женщину старше его на десять лет, хотя мог бы подчинить любую супермодель. – Нельзя недооценивать романтиков, Герман Германович, они весьма опасны. – Говорю же, он самый обыкновенный нотариус и не представляет собой угрозу. – Этот «обыкновенный нотариус» справился с самим Смотрящим. Вас это не обеспокоило? – Один слипер не является непреодолимой силой. С ним легко будет справиться, особенно если заставить его выручать свою любовницу, которую мы планируем захватить, Жанну Миловидову. – Учитываете, что она тоже слипер? – Так ведь и мы не лыком шиты? – Однако зомбер у вас похитили. Оскар поморщился. – Да, это проблема, и меня она беспокоит больше, чем возня с Безоружным. Как только нападём на след генератора… – Зомбер в настоящее время у депутата Госдумы Мараева, который подозревается в управлении КЗО. – Откуда вы знаете? – ошеломлённо вытаращил глаза Герман Германович. – Ответ «от верблюда» вас не устроит? – Смоляр оценил выражение лица собеседника и закудахтал; эти странные звуки, наверно, представляли собой смех. – В зомбер встроена закладка, которая уже сработала. Господин Мараев получил скрытую пси-команду и вскоре начнёт действовать. КЗО будет полностью под нашим контролем. Я дам вам знать. Только не облажайтесь на этот раз, господин Сбер-царь. Я ведь могу… Смоляр споткнулся, пожевал губами. – Мы ведь можем и обидеться. Хотелось бы не разочаровываться. Вы хитры, подумал Герман Германович, не заметив, как в глазах гостя мелькнули весёлые искры, но я сильнее! – Я вас не разочарую! – пообещал он. Глава 16 Тройное нападение Жанна по-прежнему была недоступна, и вконец расстроившийся Нестор поехал в Ярославль, презрев предупреждение Ланина, что покидать квартиру без разрешения нельзя. Он ещё не до конца определился со своим решением вернуться к нормальной жизни нотариуса и думал лишь об одном: как сделать это с наименьшими потерями, как в психологическом плане, так и материальном. К тому же в душе до сих пор не было уверенности, что он стопроцентно прав. Жажда справедливости давно стала опорой его жизненной концепции, а от компромата на предателей во власти нельзя было отмахнуться как от фейков в Интернете. Да и Жанна в общем-то сомневалась, если и не в его искренности, то в возможности «уйти на покой» во времена войны чуть ли не половины планеты с Россией за её богатства и дерзость по отношению к «самому великому демократическому государству Земли». США действительно можно было считать великим государством, но лишь с единственным уточнением: это было величайшее в истории человечества криминализированное образование – опухоль мира, в генетической основе которой сплавились все негативы поведения предков-переселенцев Старого Света, негодяев, бандитов, насильников и убийц. Нестор соглашался с мнением Жанны, остро воспринимая гнусную сущность властителей Америки (впрочем, не отличавшихся от лживого поведения российских властных структур), с которыми нужно было бороться, но не любыми доступными методами. Обман друзей или соратников по сопротивлению не казался ему допустимым, даже при наличии намерений противника уничтожить всё то светлое в душах людей, что ещё хранило коллективное бессознательное русского народа. Отец был дома и не один. Открыв дверь сыну, он удивился и обрадовался, хотя вид имел смущённый. Причину этого смущения Нестор увидел спустя несколько секунд: у старшего Безоружного гостила женщина. Незнакомая, миловидная и тоже смущённая. – Это Катя, – представил её Евлампий Калистратович, отводя глаза. – Работаем вместе. – Я, пожалуй, побегу, – заторопилась она, оценив взгляд Нестора. – Завтра поговорим, Евлампий Калистратович. – Хорошо, – не менее торопливо согласился хозяин. – Я подготовлю документы. Гостья быстро собралась и ушла, пожелав мужчинам хорошего вечера. – Сотрудница? – с пониманием сказал Нестор, проводив Катю взглядом. Отец неуверенно улыбнулся. – Ну… я живой человек… Нестор засмеялся, обнял его, поспешил в ванную. Старшему Безоружному исполнилось всего лишь шестьдесят, и мужчина он был хоть куда. Гость умылся и, чувствуя себя посвежевшим, прошёл в гостиную, где на стене висел работающий китайский «Яйцюань» с двухметровым экраном. – Что смотрели? – Да так, ерунду всякую, про новые запреты Минкульта. Ужинать будешь? – Если только что-нибудь лёгкое, плюс кофе. – Лёгкое – это каша. – Давай, – согласился Нестор. – Овсянку любишь? – А то! Отец ушёл на кухню, а Нестор пощёлкал пультом, вернулся на канал «Культура». Шло заседание Общественного совета при министре культуры России, где действительно говорили о новых веяниях в «демократизации культурных проектов» в стране, по большей части запретительного характера. Обсуждались тот или иной информационный ресурс и меры по его «реформированию» в соответствии с «общемировыми практиками». Под этим понимались выставки нетрадиционных видов искусств типа «живых трупов», свободная продажа книг для детей в контексте таких «шедевров» как «Приключения соплей», «Привет, месячные» и «Гендерный выбор для пятилетних». А также непременное участие в российских фильмах актёров нетрадиционных ориентаций и другого цвета кожи. И впихивали этот «невпихаемый» в России контент не только «эффективные менеджеры» и продюсеры, но и деятели культуры, актёры и художники, ориентирующиеся на западные «культурные ценности». Если в Европе и других странах мира эти «ценности» продавливались легко, стоило только за дело взяться британским или американским идеологам и СМИ, то в Россию западные веяния приходили с опозданием на десять лет. Но всё же приходили и в конце концов становились обязательными к выполнению. А сторонникам «прекрасного нового мира» было где порезвиться. К примеру, больше всего споров вызвало предложение одного из «креативных» депутатов Госдумы запретить к показу фильм «Москва слезам не верит», который по мысли автора являлся просто «верхом оскорбления святого феминизма». – Что мы видим в фильме? – вопрошал прыщеватый молодой человек по фамилии Улицкий, с причёской «голубь» и тату на висках. – Сильная женщина строит карьеру с нуля и вдруг начинает испытывать тоску по мужскому плечу, хотя его обладатель – жуткий гомофоб, считающий, что мужчина должен зарабатывать больше женщины! Это недопустимо! Парню ответили резко, но защитников у него было немало, что удивило Нестора, считавшего, что надо быть либо идиотом, либо провокатором, чтобы защищать такие инициативы. Попал под раздачу и фильм «Служебный роман» – как «гимн типичного харассмента»! А фильм «Брат» – «гимн политнекорректности» – вообще предложили уничтожить. Потом зашла речь об изъятии из оборота книг по примеру США, где из библиотек вычистили сочинения Марка Твена и О.Генри с его «Вождём краснокожих». В России под цензуру новой этики попали «токсичные» книги о самопожертвовании, национальной идентичности и патриотизме, такие как гайдаровский «Тимур и его команда», «Как закалялась сталь» Островского, исторические романы Иванова «Русь великая» и «Русь изначальная», романы про «оккупанта» Ермака, а также романы и повести Бондарева, Васильева, Томана и Быкова о Великой Отечественной войне. Кстати, предлагалось и эту войну переименовать в Великую Западно-Американскую освободительную. Когда отец пригласил сына на кухню, Нестор смеялся. – Ты чего? – удивился Евлампий Калистратович. – Придрались даже к Восьмому марта и подаркам к празднику женщинам, представляешь? Женщины везде приравнены к мужчинам, а тут намекается, понимаешь, что они какие-то особенные. Евлампий Калистратович улыбнулся. – Наши радетели за культуру скоро и Оруэлла поместят в список запрещённой литературы за его «1984». Как тебе нравится новый министр культуры? – Да никак, – сказал Нестор. – Я его лишь дважды по ТиВи видел, не говорит, а жуёт слова, и речь обтекаемая и ни о чём, один пафос. Ты лучше расскажи, как у тебя дела. Твой доброжелатель отозвал свой донос? – Он-то отозвал и даже каяться приходил, но следователь уже запустил машинерию, и судья прислал повестку в суд. – Ну и уроды! – только и произнёс изумлённый молодой человек. – Когда суд? – Завтра. – Так я, значит, вовремя приехал? – Может быть, не надо тебе вмешиваться? – неуверенно сказал Евлампий Калистратович. – Ещё как надо! Не волнуйся, я не собираюсь с кем-то ругаться, а тем более бить морду. Все эти люди, точнее, нелюди, сами прекратят неправедное расследование. – Почему ты так уверен? – Потому что я умею читать чужие мысли, – шутливо проговорил Нестор, хотя говорил чистую правду. – И у меня читаешь? – прищурился Безоружный-старший. Нестор приобнял отца. – Нет, конечно, ты ж мой родитель, хотя и ушёл от мамы, за что я тебя когда-то сильно невзлюбил.