– О нет. Это нельзя пропускать. Даже если там меня начнет допрашивать Туман, зачем я лазил в морг. А может, они даже и не знают, что это был я. * * * Видок у них был еще тот, подозревала Махит: два чиновника из министерства информации и варварка, все помятые и в зеленых пятнах; одна – с длинной прорехой на рукаве после борьбы с жуткой иглой Одиннадцать Ели (то есть она) и один – с такой внешностью, будто прятался в пруду, где, собственно, и прятался (Двенадцать Азалия); только Три Саргасс носила свою растрепанность так, словно это последний писк придворной моды. Тем не менее на пути в Юстицию они не встречали сопротивления: двери перед привязкой Двенадцать Азалии открывались по-прежнему, а это подсказывало, что, даже если к нему приставлен какой-то отряд следователей из Юстиции, приходить ему не запрещено, а министерские чиновники тайком приглядывали за ними, пока Три Саргасс преодолевала препоны бюрократии, отделяющие Восемь Виток от любой вваливающейся с улицы помехи. Бюрократия расступалась перед Три Саргасс, будто облученная пластмасса, гнилая и податливая под нажатием. Было в этом что-то неладное; слишком быстро они поднимались по огромной башне-игле Юстиции. Махит хотела озвучить свое растущее подозрение, что Три Саргасс заводит их в западню. Но если сказать, возможно, тут-то западня и захлопнет пасть с игольчатыми, как тысяча башен Юстиции, зубами… Могло быть и так, что все это время Восемь Виток дожидалась ее. (На это и намекала Девятнадцать Тесло, когда подсказала Махит поискать, кто за ней, собственно, посылал. Но Махит нельзя просто перенимать чужие рассуждения.) Через последние этажи в личный офис Восемь Виток их доставил лифт: маленькая и полупрозрачная капсула из красного кристалла. Внутри как будто стояла наэлектризованная тишина. Махит поймала себя на том, что глазеет, как свет ложится на лицо Три Саргасс, превращая теплый коричневый цвет кожи в багровый, словно та окунулась в кровь. – Слишком все просто, – сказала она. Три Саргасс откинула голову, повела плечами. – Знаю. – И все же мы едем в лифте… – Могу попросить Лепестка нажать на кнопку аварийной остановки, но уже поздно идти на попятный, Махит. – Очевидно, Восемь Виток сама хочет провести эту встречу, – сказал Двенадцать Азалия. – И мы хотим. Не вижу причин для беспокойства. – В конце концов, – добавила Три Саргасс сухо, отрешенно и слегка горестно, – иногда для разнообразия приходится делать то, что от тебя хотят другие. Внутренняя частичка, настроенная на тейкскалаанские двойные смыслы, аллюзии, отсылки и тайные мотивы, – та частичка, благодаря которой Махит, если честно, и была хорошим политиком, почему ее тест на способности и показал «дипломатия» и «переговоры» и выявил «зеленую, зеленую, зеленую» совместимость с Искандром, – эта жестокая частичка предположила, что, вполне возможно, все это время Три Саргасс работала на Восемь Виток. Раз она так настаивала, чтобы Махит пришла на встречу… «А что это меняет?» Должно бы что-то менять. Но не меняло. Да и уже поздно. Двери лифта открылись. Офис Восемь Виток ничем не напоминал белую кварцевую безмятежность кабинета Девятнадцать Тесло; несмотря на расположение на самой верхушке башни Юстиции, он казался замкнутым, почти клаустрофобным. Пять стен скрывались под инфокартами и кодексами, стоящими на полках в два ряда. Окна – в центре каждой стены-грани находилось окно – закрывались тяжелыми матерчатыми шторами. Из-под них пробирался дневной свет, но не дальше дюйма. Посреди комнаты, словно центральное ядро ИИ – медленно бьющееся сердце в гнезде из информационных кабелей, – восседала сама Восемь Виток: дама в годах за рабочим столом, под прозрачной дугой голоэкранов. Все они были повернуты к ней; изображения подавали Восемь Виток, а не гостям, десяток видов Города с камер, документы с глифами и, как показалось Махит, двухмерную звездную карту. – Доброе утро, госпожа посол, – сказала Восемь Виток. – Асекреты. Махит склонилась над руками, сложив пальцы в треугольник. – Доброе утро. Благодарю, что согласились нас принять. В выражении Восемь Виток не изменилось ничего: неподвижна, как статуя, черные пустые глаза не выдавали ни интереса, ни беспокойства. – Это экономит время, – ответила она. – То, что вы пришли сами. – Я проделала очень долгий путь, как выяснилось, по вашему приказу, – сказала Махит. От притворства толку не было; она пришла, чтобы спросить «зачем». Зачем Восемь Виток действовала с такой срочностью два месяца назад, когда умер Искандр; зачем ей вообще понадобился лселский посол. – Ценю расторопность, с которой Лсел ответил на мою просьбу, – сказала Восемь Виток. – Это замечательно; в будущем подобное сотрудничество пойдет вашему народу только на пользу. Советую придерживаться его и впредь. Это звучало пренебрежительно. «Нет, вы мне все-таки не нужны, идите и присматривайте за вступлением Лсела в тейкскалаанский космос, как послушная варварка». За поглощением станции империей. «Сотрудничайте дальше». Махит ведь только прибыла. Что она сделала – или не сделала – за свою неделю при дворе, раз стала бесполезной для Восемь Виток? Хотя ранее так сильно требовалась будущей соимператрице? Или требовалась вовсе не она, а Искандр – или вообще любой станционник, кто угодно с имаго-аппаратом, который можно забрать для собственного пользования: Восемь Виток – яслирод императора, и если она знала о предложении Искандра поддерживать жизнь Шесть Пути, то новый посол понадобился бы ей в срочном порядке, какой угодно – главное, чтобы он мог добыть имаго-аппарат. Или чтобы имаго-аппарат можно было добыть из него. Гнев нахлынул на Махит, как далекая и огромная волна. Ее пронизал ледяной холод. – Ваше заявление для утренних новостей, – начала она, к собственному удивлению, – предполагало, что вы не поддерживаете захват Лсела. Или захваты в целом. Даже наоборот; и мне довольно обидно такое отношение к мнению его сиятельства… – Махит, – предупредительно сказала Три Саргасс. – Не переживайте из-за неприличия вашей подопечной, асекрета, – сказала Восемь Виток. – Ее замешательство объяснимо. – Вы затребовали посла, – сказала Махит. – Я бы хотела знать зачем. И что я могу для вас сделать, кроме скромного сотрудничества. Все еще совершенно невыносимо спокойная Восемь Виток раздвинула руки на столешнице. Ее костяшки были морщинистыми, распухшими; Махит не представляла, чтобы она могла взять в руку стилус. – За два месяца, которые ушли на ваш путь, госпожа посол, ситуация изменилась. Мне жаль, если вы надеялись, будто я приберегла для вас какую-то особую просьбу. Боюсь, при нынешних обстоятельствах ее нет. Беспомощная, владея собой еще хуже обычного – хуже, чем когда убивала человека у себя в апартаментах, хуже, чем когда чувствовала, как под прикосновением руки Шесть Пути нейрохимия Искандра зажигает фейерверки, – Махит спросила: – Что вы от меня хотите? Жалобно. Отчаянно, как брошенный ребенок. Внезапно почувствовала на талии руку Три Саргасс, как ее пальцы прижались к спине, и тогда осознала, что сказала, и закрыла рот. – Возвращайтесь к работе, госпожа посол, – сказала Восемь Виток. – Ее у вас будет в достатке вне зависимости от того, кто сидит на солнечном троне или стоит за ним. Вне зависимости, получится ли у Шесть Пути устроить свою войну и отослать Один Молнию подальше; или получится устроить войну, но не отослать; или не получится ничего. Или направить войска в сектор, который вас не волнует. Работа для посла со станции Лсел будет всегда. Этого достаточно для любого гражданина; должно быть достаточно и для вас. Позади открылись двери лифта. Попятившись в них, Махит чувствовала себя так, будто спотыкается, с трудом держится на ногах; в тесной красной каморке во время спуска она слышала только собственное грубое дыхание. Что она упустила? Что изменилось? Почему Восемь Виток сперва искала человека с доступом к имаго-аппаратам, если она вообще хотела от лселского посла именно этого – но что еще есть особенного в станционниках? – а потом решила, что в этом нет никакого смысла? Глядя на окрашенные красным светом и тревогой лица Три Саргасс и Двенадцать Азалии, она думала, что трех часов сна в саду было маловато; она в панике, она одинока, она хотела… она хотела вернуть Искандра, того, кто может поддержать посреди огромного механизма Тейкскалаана. * * * Махит сидела на каменной скамье перед Юстицией, уткнувшись лицом в ладони, и слушала, как поверх нее разговаривают асекреты. – … в ее апартаменты возвращаться нельзя… – Я знаю, что ты можешь целыми днями жить на стимуляторах и наглости, Травинка, но некоторые из нас все-таки люди… – Я не говорю, что она не человек, – прошу, не оскорбляй меня или ее намеком, будто я не считаю ее таким же человеком, как гражданина… – Да не намекаю я ни на что, мать твою. Может, и ты уже не держишься на чае, своих тщеславных амбициях и честном слове, а потеряла контроль хуже нее… – У тебя есть предложения или просто собираешься дальше меня оскорблять? Двенадцать Азалия сел на скамье рядом с Махит. Она не подняла голову. Поднимать голову или вмешиваться было слишком трудоемко. – Пойдем ко мне, – сказал он тяжело. – Все равно я уже влез по уши, я есть с вами на всех записях Города за последние шесть часов, потерял все возможности отпираться. Давайте уж теряйте и вы. Долгая пауза. Махит следила, как солнечный свет ползет по плитке на площади, как плитка в нем колеблется. – Какая благородная жертва, – наконец сказала Три Саргасс. Остро. Бросая вызов. – Представь, что я хочу помочь, – ответил Двенадцать Азалия. – Представь, что ты мне нравишься, Травинка, представь, что я твой друг. Вздох. Махит вспомнилось, что вода тоже зыбится, что с точки зрения физики вода и свет движутся одинаково. Волнами. – Ладно, – сказала Три Саргасс. – Ладно, но если у тебя в квартире убийцы, то я бросаю все, иду во флот и улетаю с планеты. Там не настолько вредная рабочая обстановка. Двенадцать Азалия не то чтобы рассмеялся – получилось как-то слишком придушенно. Его квартира находилась дальше от дворцового комплекса, чем до этого заезжала Махит, – сорокаминутный переезд, сказал он, но не у всех в министерстве информации такие славные бонусы, как у Травинки, кому-то приходится платить за квартиру из собственной зарплаты. Махит казалось, он говорит только для того, чтобы говорить, чтобы слышать от себя что-то нормальное. В стороне от дворца и центральных районов Город сменял тональность – много магазинов поменьше размером, с акцентом на еду, которую готовят, пока клиент ждет, или на органику, импортированную издалека, с другого континента или другой планеты, на ремесленные товары – все одноразовое и сделано по подобию какого-то эталона. Махит ожидала, что прохожие будут на них глазеть – варварка и два асекреты, все растрепанные, на пути в спальный район, – но на здешних улицах не они были источником напряжения. С этим тейкскалаанцы справлялись и сами. Сперва показалось, что на улицах просто маловато людей, что все население района Двенадцати Азалии где-то на работе или просто ниже по численности, чем можно подумать из-за высоких зданий в виде цветов; но то, как менялось от расслабленной безмятежности к озадаченности и растущему страху выражение лица Двенадцать Азалии, мигом перечеркнуло этот вариант. Что-то явно случилось. Воздух словно наэлектризовался – психологический отголосок ее ощущений после взрыва в ресторане. Она плелась за Двенадцать Азалией. Даже не могла вспомнить, когда она в последний раз настолько уставала. – Лучше пойти другой улицей, Лепесток, – отрывисто бросила Три Саргасс. – На этой демонстрация. – Я живу на этой улице. Махит подняла глаза. Пропавшее население собралось в текучей массе, перехлестывающейся с тротуаров на проезжую часть. Мужчины, женщины, с детьми, с плакатами и фиолетовыми растяжками. Лица – по-тейкскалаански неподвижные, непроницаемые, решительные. Даже дети не шумели. Тишина казалась опаснее шума. Казалась чреватой. – Они не за Один Молнию, – сказала Махит. – Если только народная аккламация за прошедшие три дня не стала тише. – Сквозь народную аккламацию пройти просто, – ответила Три Саргасс, – если можешь притвориться, что тебе нравится рифмованная галиматья, и кричать любые аллитерации со словом «яотлек»…