Махит облизала ложку, смакуя остатки этого зеленого вкуса. Когда ложка засияла, она спросила, подбирая слова аккуратно как никогда: – Кому служат Солнечные? – Городу, – одновременно ответили асекреты. Дежурный ответ, выученный ответ – ответ из тейкскалаанского мироощущения. – А кто ими командует? – продолжала Махит. – Никто, – сказала Три Саргасс. – Вообще никто, в этом и суть: они отвечают перед ИИ Города – центральным алгоритмом, который следит… – Как метро, – добавил Двенадцать Азалия. – Они – Город, так что в первую очередь служат императору. Махит помолчала, нащупывая края вопроса, правильную формулировку. – Алгоритм метро написал Десять Перл, – начала она, вспоминая ту сцену из проблеска имаго, как Десять Перл заслужил свое место: «непогрешимый алгоритм». – Десять Перл не контролирует Солнечных, – сказал Двенадцать Азалия. – Они – люди. – Люди, которые реагируют на потребности Города, – медленно, обдумывая идею, сказала Три Саргасс. – Люди, которые отправляются туда, куда их пошлет Город, – а вот центральным ИИ, полагаю, действительно управляет Наука… – Кто контролирует Шесть Раскинутых Ладоней? – перебила Махит. – Министр войны – Девять Тяга. Она новенькая – меньше трех лет в Городе, – но у нее безупречный послужной список во флоте. Просто-таки раздражающе безупречный; мне однажды довелось почитать о ней в базе данных Информации. – Три Саргасс, – сказала Махит, – а может министр войны поменять то, что имеется в виду под нуждами Города? Для… ну, для чего угодно. – Какое вкусное и ужасное допущение, Махит, – ответила Три Саргасс с утомленной елейностью. – Намекаешь на заговор двух министерств нашего лучезарного императора по захвату полиции? – Не знаю, – сказала Махит. – Но это одно из правдоподобных объяснений утренних событий. – «Правдоподобное» – еще не значит «вероятное», – сказал Двенадцать Азалия. Говорил он оскорбленно. Потревоженный такой идеей. А идея действительно тревожная. Махит его понимала. Она не могла представить, зачем это Войне, даже если это возможно. И не очень-то хотелось, чтобы это было возможно. «Сколько глаз Города за нами сейчас наблюдает?» – Обсуди пока все с послом, Лепесток, я спать, – сказала Три Саргасс. – Спать? – изумленно переспросила Махит. Три Саргасс, доев мороженое, ответила тем, что сняла камзол, легла в траве на живот и положила лоб на скрещенные руки. Приглушенно сказала в землю: – Я не спала тридцать девять часов. У меня серьезно подорвано критическое мышление, как и у тебя. Я не представляю, что делать с твоими машинами бессмертия, возможным сговором Науки и Войны, войной в целом, тем, что члены моего правительства хотят тебя убить, против чего я решительно настроена как по профессиональным, так и по личным причинам, и ты мне так и не рассказала, что тебе говорил император… – Ты общалась с его лучезарным величеством? – ошарашенно переспросил Двенадцать Азалия в тот же момент, когда Махит переспрашивала: – По личным причинам? Три Саргасс прыснула. – Я – спать, – повторила она. – Разговаривай с Лепестком или сама ложись – мы похожи на загулявших стажеров-асекрет, в саду Востока-Четыре нас никто не потревожит, а уж когда я проснусь… придумаю какой-нибудь там план, – она закрыла глаза. Махит видела, как она обмякла, – глупо было сомневаться, что она не притворяется. – Когда вы учились, она была такой же? – спросила Махит, совершенно обессиленная. – Ну… несколько менее устрашающая версия, да, – сказал Двенадцать Азалия. – Так ты правда побывала на аудиенции с Шесть Путем? «Восемьдесят лет мира», – сказал на этой аудиенции император. Сказал с таким пылом, с таким неприкрытым желанием. Восемьдесят лет чиновники чувствовали себя в такой невероятной безопасности, что сон на лужайке казался им предпочтительней поиска политического убежища. Широкий купол неба был таким синим и таким бесконечным, а Махит под ним чувствовала себя такой маленькой. Ей никогда не привыкнуть к безграничности планет, даже если эта планета по большей части – город. – Да, – сказала она. – Побывала. Но сейчас рассказать об этом не могу. – А сколько ты уже на ногах? – Наверное, столько же, сколько она. А то и дольше. Махит сбилась со счета. Это звоночек. Пальцы все еще покалывало, они почти онемели. Впервые она задумалась, вдруг это останется навсегда; вдруг это неизлечимое повреждение. Вдруг впредь все, чего она коснется, будет казаться на ощупь только слабым электрическим огнем. Можно ли привыкнуть жить с этим? Она сомневалась, что сможет. Резко ощутила, что еще чуть-чуть – и разрыдается. Двенадцать Азалия вздохнул. – Как мне ни больно признавать, но Травинка права. Приляг. Закрой глаза. Я… посторожу. – Ты не обязан, – ответила Махит из-за какого-то порыва защитить хотя бы одного человека от кошмара, в который превращалось все, чего касалась ассоциация с Искандром. – Я уже осквернил для тебя труп, а теперь заговорил, как в плохой голосерии «Девяносто Сплав». Ложись спать. Махит легла. Она словно сдавалась. Трава была на удивление удобная, опьяняюще теплым ложился на кожу солнечный свет. Ребрами чувствовались бугорки прижавшихся имаго-аппарата Искандра и лселского сообщения. – Что такое «Девяносто Сплав»? – Военная пропаганда с удивительно цепляющим романтическим сюжетом, – сказал Двенадцать Азалия. – Там вечно кто-то говорит, что посторожит. Потом все обычно умирают. – Найди другой жанр для цитат, – сказала Махит и тут обнаружила, что проваливается в бессознательность – легко, просто, темнота под веками раскрывается, словно мягкое утешение свободного падения. Долго проспать не получилось, несмотря на всю усталость. Со временем сад наполнился тейкскалаанцами, они носились, кричали, с воодушевлением покупали мороженое и странные завтраки из свернутых блинчиков. Казалось, никого не волнуют массовые беспорядки или внутренний терроризм. Они просто молоды и счастливы, и всюду разливались солнечный свет и смеющиеся голоса на таких тейкскалаанских диалектах, каких Махит не знала и знать не хотела. (Другая жизнь. Другая жизнь, в которой она прилетела сюда одна, безо всякого имаго, и – училась, писала стихи, запоминала ритмы речи, о которых не пишут в учебниках. Другая жизнь – но иногда стенки между жизнями кажутся такими тонкими.) Скоро Махит не могла даже притворяться, что спит, так что перестала жмуриться и села. На локтях от сине-зеленой травы остались пятна. Покалывающая боль в нервах унялась, но еще оставалась на заднем плане, отвлекала, напоминала о себе за болью от раненой руки. Три Саргасс и Двенадцать Азалия тихо переговаривались, склонившись над инфолистом; из-за их расслабленной фамильярности Махит почувствовала себя омерзительно одиноко. Она скучала по Искандру. Скучала, даже когда злилась, а злилась она на него почти все время. – Который час? – спросила она. – Полдень, – сказала Три Саргасс. – Иди сюда, тебе стоит взглянуть. Рядом с Три Саргасс лежала стопка новостей: целая пачка брошюр и инфолистов из пластипленки – широкие прозрачные страницы из складывающегося пластика, покрытые глифами. Сверху, похоже, были рассерженная университетская брошюра об ужасах, которые натворили в системе Одилия не в меру усердствующие имперские легионы; реклама билетов по скидкам на гандбол провинциальных команд – Махит их не узнала, но фанатов у них явно хватало; и сборник новых стихов – одновременно очень скверных по метрике и очень восторженных насчет Один Молнии. Махит снова задумалась о тех, кто так блаженно носился по саду. «Загулявшие стажеры-асекреты», – сказала Три Саргасс. Университетские студенты. Здесь молодежь чувствовала себя в безопасности – настолько, что позволяла себе легкий радикализм. Раздавала брошюры почти о чем угодно и не переживала насчет цензурных ведомств. Кто станет цензурировать детишек, которые учатся на слуг империи? В руках Двенадцать Азалии, похоже, был новостной инфолист – статьи, иллюстрации, заголовки. Асекрета провел по нему пальцами, и текст сдвинулся: он словно держал прозрачное окно, сделанное из новостей. Махит заприметила в нижнем левом углу значок «Обратите внимание!»: свое имя тейкскалаанскими глифами, в неуклюжем силлабическом написании. «ЛСЕЛСКИЙ ПОСОЛ НАХОДИТ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ ДРУЗЕЙ» – было написано там. «Новый посол с далекого Лсела так же близок со светозарным императором, как и прежний? Судя по фотографиям – ДА! В последний раз ее видели в обществе эзуазуаката Девятнадцать Тесло, когда она входила во Дворец-Земля в ПОЛНОЧЬ…» – Восхитительно, – сказала Махит. – Сплетни. – Не это, – сказала Три Саргасс. – Это еще ладно. Даже на пользу твоему… бренду. Посмотри на заголовок – вот что я хотела показать. «СОИМПЕРАТОР ВОСЕМЬ ВИТОК ДЕЛАЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ О НЕЛЕГИТИМНОСТИ ЗАХВАТНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ», – гласили глифы. – Хм, – сказала Махит. – Дай-ка? С этой стороны я и не ожидала публичного возмущения… Двенадцать Азалия отдал лист. Махит дочитала: заявление Восемь Виток было коротким, усеяно непроницаемыми отсылками к тейкскалаанским прецедентам и составлено в виде нерифмующегося политического стиха, чего и следовало ожидать, учитывая, что автор – глава Юстиции; но через некоторое время Махит все-таки разобралась, к чему клонит Восемь Виток. Хотя право объявления войны целиком принадлежало императору (естественно), войну за расширение по закону требовалось «начинать в атмосфере идеальной безмятежности», то есть – если Махит правильно понимала канцелярский язык, – когда Тейкскалаану ничто не угрожает и можно спокойно отправлять флот на завоевания. – На какую угрозу она намекает? – спросила Махит. – И почему она теперь заявляет, будто Шесть Путь не компетентен для ведения войны? Разве они не росли вместе? «Разве они не союзники?» Три Саргасс пожала плечами, но с таким видом, будто ей вручили любимый подарок: головоломку. – Она не говорит прямым текстом, что для благополучия империи существует открытая угроза, – хотя слухи, будто в этом году какие-нибудь инопланетяне вторгнутся в человеческий космос, ходят всегда. Она просто говорит, что его сиятельство не доказал, что угрозы нет. Не то чтобы осуждение его оплошности, а скорее намек, что он забыл о чем-то важном, о чем стоило бы подумать. Будто он больше непригоден для управления, раз не помнит о таких вещах… – Не нравится мне это, – добавил Двенадцать Азалия. – Как-то это коварно. И правда коварно. – Это она послала за мной, – сказала Махит. – Вот вам еще факт. Это Восемь Виток затребовала нового лселского посла, как только умер Искандр. – Был убит; все нормально, мы в курсе, – сказала Три Саргасс. – Убит, – согласилась Махит. – Но, так или иначе, послала за мной она, а теперь начала вот это, и я хочу повидаться с ней лично. Три Саргасс хлопнула в ладоши. – Ну, – сказала она. – До приема в министерстве науки – а он завтра – нас больше нигде не ждут. Раз нельзя вернуться к тебе в апартаменты и раз ты вряд ли торопишься снова просить помощи у эзуазуаката… – Пока не найдется причина получше, чем душ и настоящая кровать, – сказала Махит. – К вечеру, впрочем, я могу и передумать. – Тогда почему бы не отправиться прямиком в офис Восемь Виток? – Мы спали в саду, а теперь вторгаемся в Юстицию? – жалобно спросил Двенадцать Азалия. – Ты можешь идти домой, Лепесток, – сказала Три Саргасс. С той же интонацией, что была и в намеке Восемь Виток: «Можешь идти домой, но тогда ты нас подведешь». Двенадцать Азалия встал, отряхнул свой несчастный костюм.