– Если бы тебя звали Пять Шляпа, а ты жила в золотой век эпической историографии, когда всех чествуют при дворе и берут в качестве очевидцев в военные походы, ты бы тоже публиковалась под псевдонимом, Махит. Три Саргасс говорила с такой неподдельной серьезностью, что Махит рассмеялась – коротко, рвано, сразу заболела грудь. Вероятно, она в истерике. Весьма вероятно – а это проблема. И все же дыхание она смогла перевести только через полминуты. Три Саргасс сжала ее пальцы, ласково, и Махит выпустила воздух сквозь зубы. Когда наконец вернулся дар речи, она спросила: – Ты знаешь, почему меня только что пытался убить человек, пристававший на императорском банкете в честь конкурса чтецов? – Так вот кто это такой? – Три Саргасс отпустила пальцы Махит. – Ты помнишь, как его звали? – Она поднялась на ноги и подошла к трупу, чинно сложив руки за спиной, словно боялась случайно до него дотронуться. Присмотрелась, присела. Полы ее камзола раскинулись по полу, как впервые развернувшиеся крылья нового насекомого. – Ель, – сказала Махит. – Кажется – Одиннадцать Ель. Но я была нетрезвой. Как и он. – Расскажи еще раз, как вы познакомились, – попросила Три Саргасс. Перевернула голову мертвеца носком ботинка, чтобы увидеть лицо. – Он искал кого угодно, кто еще не принадлежит Тридцать Шпорнику, – сказала Махит. – А потом я его оскорбила. И он пытался… тряхнуть меня? Сделать мне больно. А потом Тридцать Шпорник лично дал ему отповедь… – Тебе не стоит никуда ходить без меня, – сказала Три Саргасс, но без упрека. – Значит, он тебя знал. Хотя бы мельком. Достаточно, чтобы невзлюбить. Лично мне он не знаком, и на нем нет чьих-нибудь цветов или различий – впрочем, убийца бы их и не надел, что бы там ни рассказывалось в стихах или книгах по истории… – Значит, ты думаешь – убийца. Она выпрямилась. – А у тебя есть другие идеи? Махит пожала плечами. – Похититель, вор… тот, кто хотел помешать этой встрече, – хотя не могу представить, кто о ней мог знать… – Кроме меня, – сказала Три Саргасс почти без иронии. – И Двенадцать Азалии, который попросил здесь встретиться. – Три Саргасс, если я буду исходить из того, что меня хочешь убить ты, я… Та пренебрежительно отмахнулась. – Не надо. Разве мы не договорились в твой первый же день? Я не занимаюсь саботажем, а ты – не дура. Твое убийство считается за саботаж. Тот разговор – в этой самой комнате! – состоялся как будто много месяцев назад, хотя Махит целиком осознавала, что прошло всего четыре дня. Уже пять – солнце начинало подниматься. – Значит, не ты, – сказала она, – для упрощения. Остается Двенадцать Азалия и… любой, кто перехватил его сообщение до того, как оно попало ко мне. Он же говорил, что за ним следят. – Тот, кто перехватил сообщение на инфокарте, должен был либо находиться рядом, когда он его отправлял, либо в министерстве информации, чтобы распечатать стик и запечатать обратно. – Министерство информации – это все равно ты или Двенадцать Азалия. Три Саргасс долго не сводила с нее взгляда, потом вздохнула. – Асекрет много. Некоторые наверняка работают на того, кто хотел убить Искандра, или тебя, или Двенадцать Азалию… – А если это не перехват? – перебила Махит. – Перед тем как он… как я… он сказал «ты не должна была сопротивляться», и кажется, он собирался мне угрожать, заставить что-то отдать. Вряд ли он вообще хотел меня убивать. Кажется, он хотел то, что есть у Двенадцать Азалии – имаго-аппарат, – и кажется, он хотел, чтобы я его отдала. Может, его прислали. – Кто же его прислал? Махит хотела ответить «Один Молния», но это бы предполагало, что об имаго-аппаратах знают все – во всем Тейкскалаане, не только во дворце: Один Молния сейчас на флагмане где-то в космосе – когда бы он узнал? Так что она ответила: – Тридцать Шпорник? Если он воспользовался тем, как на меня набросился Одиннадцать Ель. Он намеренно подчеркнул, что это нападение и что они еще об этом поговорят… – И Тридцать Шпорнику нужен имаго-аппарат? Настолько, что он готов шантажировать придворного. Что ж, я бы не удивилась, – выражение у Три Саргасс стало странным – отрешенным, слегка горестным. – Махит, твои имаго-аппараты – настоящая проблема. – Не для Лсела, – ответила Махит. «Только для Тейкскалаана, которому они ужасно нужны. Или ужасно нужно, чтобы они не существовали». – Нет, – сказала Три Саргасс. Отошла от трупа и вернулась к Махит, протянула руку, чтобы помочь подняться с пола. – По-моему, это проблема и для тебя – по крайней мере, у тебя проблема из-за того, что ты рассказала о них. Махит приняла руку, хоть и была намного выше Три Саргасс, так что опора не очень помогла. – Я не рассказывала, – сказала она, поднимаясь. – Рассказал Искандр, причем тот Искандр, кого я никогда не видела. – Каково это? – Что – каково? – Не быть одним человеком. Ее застал врасплох такой обнаженный вопрос – еще никто за все время на этой планете не был с Махит так прям; она просто стояла и думала, что тут вообще можно ответить, все еще не расплетала пальцы с Три Саргассю, когда дверь жалобно звякнула своей неуютной и нестройной мелодией. – Еще убийцы? – сказала Три Саргасс слишком задорно. – Надеюсь, Двенадцать Азалия, – ответила Махит. – Откроешь? Три Саргасс открыла. Отдав приказ двери, резко отшатнулась в сторону, словно от того, что войдет, можно спастись, если просто скрыться из глаз. Но когда дверь раздвинулась, там все-таки оказался всего лишь Двенадцать Азалия. Махит наблюдала, как он окидывает взглядом сцену: труп с лиловым лицом на коврике, струящийся в окна рассвет, Махит и Три Саргасс, стоящие с таким видом, будто только что разбили бесценное произведение искусства. Невыразительность тейкскалаанцев, оказывается, выдерживала и столкновение с недавно произошедшим убийством. Возможно, отчасти из-за того, что, похоже, Двенадцать Азалии тоже выдалась нервная ночка. Форма министерства информации промокла, оранжевые рукава – жесткие и замызганные. По одной щеке размазана грязь, коса почти расплелась. – Ужасно выглядишь, Лепесток, – сказала Три Саргасс. – У тебя на ковре мертвец, Травинка; не важно, как я выгляжу. – Вообще-то, у меня на ковре, – сказала Махит. – Можешь войти, чтобы закрыть дверь? Когда дверь надежно закрылась у него за спиной – троица взаперти с мертвецом, маленький секретик вдобавок к остальным большим секретам Махит, – Двенадцать Азалия залез за пазуху и достал сверток, похожий на аккуратно сложенную простыню из морга. Протянул сверток Махит. – За тобой должок, посол, – сказал он. – За мной шесть часов следили, а еще три я прятался на дне полуосушенного пруда. Все это было чрезвычайно занимательно, пока мы перебрасывались зашифрованными сообщениями, но теперь уже нет. Не говоря о том, что стоило мне отвернуться, как у вас на руках появился новый труп – кто-нибудь вызвал Солнечных или вы так и собираетесь просто стоять? – Лепесток, мы собирались, – сказала Три Саргасс, удивив Махит. Она развернула ткань. Посередине лежала маленькая сетка из стали и керамида – имаго-аппарат Искандра. Его аккуратно вырезали скальпелем, видела она: фрактальная бахрома по краям, где аппарат сливался с нейронами, резко обрубалась, где кромка лезвия не могла работать на микроскопическом уровне. Но Двенадцать Азалия не смог отсоединить фрактальную сетку – по сути, панцирь, интерфейс – от центрального ядра, собственно содержащего Искандра. Оно все еще цело, решила она, не задето деликатным скальпелем. Аппарат все еще может пригодиться. (Для чего? Чтобы записывать кого-нибудь еще? Или попытаться поговорить с этим Искандром – мертвым послом? Тем, что от него осталось. Она задумалась и решила пока не делиться этой мыслью.) Махит забрала аппарат – не длиннее фаланги ее большого пальца – из простыни, где его прятал Двенадцать Азалия, и убрала во внутренний карман. – Я думала, – сказала она, – сперва стоит дождаться, когда ты принесешь полученный незаконным путем аппарат, ради которого я попросила осквернить труп моего предшественника. А потом уже кого-нибудь вызывать, – если Три Саргасс хочет врать другу насчет полиции, то Махит может подыграть. Так, пожалуй, проще всего. А еще проще вправду вызвать Солнечных, сообщить об… инциденте – при мысли о том, чтобы назвать это убийством, голова кружилась от ужаса, как и при воспоминании о том, как Одиннадцать Ель превратился на ней в труп, – и сообщить все в точности, как произошло. В посольские апартаменты проник посторонний; они боролись; в борьбе посторонний погиб из-за собственного оружия. – Ну, теперь он у тебя, – говорил Двенадцать Азалия, – и можешь оставить себе – за мной установили слежку, стоило только выйти из морга, посол. Следователи самой Юстиции – за мной шел гребаный Туман, призраки в серых пиджаках. Я думал, сбросил их, когда просидел целый час в пруду, но, может, и нет – а может, когда я написал и предложил здесь встретиться, сообщение перехватили. За телом твоего предшественника присматривал кто-то с очень хорошей разведкой, так что отправлять инфокарту пришлось с терминала общего пользования. Возможно, Девятнадцать Тесло? Махит вспомнила, как быстро она появилась в морге – всего через несколько часов после того, как Махит предложила сжечь тело Искандра по традиции станционников. Но было и множество других игроков, особенно Восемь Виток, раз уж за Двенадцать Азалией гонялась какая-то особая полиция Юстиции. В том-то и проблема: Искандром интересовалось слишком много людей. Еще больше людей интересовались Махит – это был ее сознательный ход, она сама вышла в центр внимания, надеясь выявить убийцу ее предшественника, и теперь ей не выкрутиться, даже если бы хотелось. Она бы заинтересовала людей, даже если бы ничего не делала, а только сидела в апартаментах и занималась своими обязанностями: Восемь Виток умышленно вызвала нового лселского посла. Нейтральность невозможна, как ни крути. – За тобой все еще следят? – спросила она. Двенадцать Азалия вздохнул. – Не знаю. Практический шпионаж – не моя сильная сторона. – Только непрактичный, – заметила Три Саргасс. Двенадцать Азалия закатил глаза, и она выразительно пожала плечами, кажется, немного его утешив. – Видимо, это мы еще узнаем, – сказала Махит. – Если кто-нибудь попытается убить тебя так же, как пытаются убить меня. – Убийцы и шпионы, – сказал Двенадцать Азалия. – Этого мне не хватало. Будь я рассудительнее, посол, я бы не только вызвал Солнечных, но и намекнул, что ты шантажом привлекла меня к соучастию в… ну, должно же как-то называться воровство у мертвецов. Как это называется, Травинка? – Плагиат, – сказала Три Саргасс, – но в суде этот вариант вряд ли пройдет. – Не смешно. – Смешно, Лепесток, но только потому, что ужасно. Махит завидовала их дружбе. Все было бы намного проще… Но у нее нет «проще». У нее есть только имаго-аппарат Искандра, труп и предложение императора, висящее, как дамоклов меч: выдать технологию имаго, отвести флот от Лсела и предать ради Тейкскалаана все, что на протяжении четырнадцати поколений сохраняла ее станция. Она резко вспомнила младшего брата, представила, как ему откажут в имаго, подходящем по способностям, представила, как его забирают со станции и воспитывают на тейкскалаанской планете – ему девять, слишком маленький, чтобы разглядеть в этом что-то, кроме романтики; впрочем, она-то ненамного лучше. «Почему ты согласился, Искандр?» – спросила она: неофициальное «ты» на станционном языке в тишину тех закоулков разума, где должен быть его голос, голос человека, которым они становились, его знания и ее точка зрения. <Понятия не имею, – ответил Искандр отчетливо, – но, видимо, ничего другого не оставалось>. Покалывание вниз по рукам, вверх от пяток. Будто мертвец все-таки достал до нее ядовитой иглой. Махит резко села на диван. Вдруг Искандр действительно вернулся – может, чтобы исправить сбой, достаточно всплеска адреналина из-за угрозы жизни. Нелогично с физиологической точки зрения, но никаких других объяснений в голову не приходило. <А ты втянула нас в поистине нешуточную кучу неприятностей, верно…> – и помехи. Обрыв. Ощущение такое, словно в мозгах случилось короткое замыкание. И сколько бы она ни старалась, Искандра не было так же, как до того, как он заговорил, и у Махит кружилась голова из-за ощущения, будто она проваливается в яму в разуме – бесконечную пропасть между ней и тем местом, где полагалось быть имаго.