… туда, где рос помост, который ранее она приняла всего лишь за приподнятый овал на вылизанном полу. Махит вспомнила, как Город запер ее на плазе Центр-Девять – вспомнила эпитет Тридцать Шпорника, про «мир в цветах». На беззвучных гидравлических механизмах поднимался трон – расцветающая солнечная вспышка, словно куст золотых копий, материализованное эхо света, бегущего по ребристому потолку. Справа от него стоял Тридцать Шпорник, великолепный в преломленном освещении; слева – должно быть, Восемь Виток, с сутулыми плечами и опиравшаяся на серебряную трость, но не менее озаренная: ее версия императорской полукороны сияла ярко даже на фоне серебряных волос. На троне о солнечных копьях, словно семя в цветке или ядро в сердце горящей звезды, Махит впервые увидела императора Шесть Путь. «Не такой уж внушающий, не считая положения, – подумала она, – низкий, со впалыми щеками, длинными волосами цвета скорее мутной стали, чем серебра, хоть взгляд и острый». А потом подумала: «к Положению более чем достаточно – меня поглотило мое собственное поэтическое воображение». Шесть Путь был стар, невелик ростом, хрупкого вида – тонкие кости, слишком худой, словно болел и только-только пошел на поправку. И Шесть Путь повелевал всей этой церемонией – или подчинялся ей: ведь император и империя есть одно и то же, верно? в том же смысле, в каком сходятся слова «империя» и «мир», – и завладел вниманием каждого тейкскалаанца. Выдох, прошелестевший по залу, когда он поднял руку в благословении, показался ощутимым толчком. Дым в глаза и отраженный свет, и вес истории – Махит знала, что ею манипулируют, но не могла не поддаться. При Шесть Пути был ребенок – должно быть, его девяностопроцентный клон. Маленький серьезный мальчишка с огромными черными глазами. И если это не заявление, кому в итоге перейдет трон, то Махит не знала, что еще. Не будет никакого истинного триумвирата: будут ребенок-император и два противоборствующих регента. Несчастное дитя – с Тридцать Шпорником и Восемь Виток-то в регентах. Внезапно она задалась вопросом, кто в зале поддерживал Один Молнию – не прикрывает ли кто-нибудь столь заметными лиловыми шпорниками менее популярный выбор, – и если на то пошло, то где же Десять Перл из министерства науки и когда он к ней подойдет? – Готова представиться императору, – лукаво спросила Три Саргасс, – или сперва еще постоишь и поглазеешь? Махит хмыкнула без слов, беспомощно развеселившись. – А ты как себя почувствовала, когда впервые увидела, как поднимается трон? – Боялась, что не заслуживаю здесь находиться, – сказала Три Саргасс. – У тебя все иначе? – Вроде бы я не боюсь, – ответила Махит, копаясь в своих чувствах, пока строила предложение. – Кажется, я… злюсь. – Злишься? – Это так чрезмерно. Я не могу не почувствовать… – Ну, конечно. Так и задумывается. Это же император, кто есть лучезарнее самого солнца. – Знаю. Но я знаю, что знаю, в этом-то и проблема. – Махит пожала плечами. – Все равно для меня большая честь с ним встретиться. Как бы я себя ни чувствовала. – Тогда пошли. – Три Саргасс взяла ее за локоть тверже. – В любом случае это твоя обязанность как посла! Тебя должны формально признать и облечь полномочиями. У подножия помоста собралась очередь, но короче, чем ожидала Махит, и Его Величество Шесть Путь тратил на каждого просителя не больше минуты. Когда пришел ее черед, Три Саргасс объявила ее снова – в этот раз тише, но не менее отчетливо, – и она поднялась по ступенькам в центр распустившихся солнечных копий, к престолу. Тейкскалаанцы бы упали челом к полу, простираясь в земном поклоне. Махит преклонила колени, но не сложилась пополам – только склонила голову, вытянув перед собой руки. Станционники не кланялись – ни пилотам, ни правящему Совету, какие бы у них ни были длинные имаго-линии, – но за два месяца пути до Города они с Искандром пришли к такому решению. Она видела эту позу на иллюстрациях в инфокартах со сканами старых тейкскалаанских церемониальных руководств: так дипломат Эбрект Первопоставленный приветствовал императора Два Солнцепека на носу корабля «Стеклянный Ключ Посвящения», когда состоялся первый официальный контакт Тейкскалаана с народом эбректов. (Или по крайней мере так имперский художник передал позу человека, который перемещается на четырех конечностях.) Это случилось четыреста лет назад на окраинах известного космоса, после того как «Стеклянный Ключ Посвящения» неожиданно вошел в новые прыжковые врата, пока Два Солнцепек бежал от узурпаторши Одиннадцать Облако (в итоге Два Солнцепек отбросил ее легионы и остался императором – об этом написан не один роман, и Махит читала все). С тех пор эбректы были хорошими соседями: тихие, держались своей стороны врат, соединявших их космос с тейкскалаанским. Вместе с Искандром она продумала, что именно выразит такой поклон – почтительное заявление о дистанцированности от империи. Искандр говорил, что и сам выбрал ту же позу, когда его представили Шесть Пути. Только теперь, вытянув руки, в положении просителя, но с прямой спиной, Махит спросила себя, не повторяет ли ошибку, не выставляет ли весь Лсел нечеловечным всего одной символической аллюзией… Император сомкнул руки на ее запястьях и медленно поднял на ноги. Она все еще находилась в двух ступеньках ниже трона, так что осталась равной по росту. Его пальцы на запястьях шокировали, неожиданные. Горячие. Император горел от лихорадки – и все же Махит никогда бы не догадалась, не коснись он ее. От него веяло каким-то ароматом цитрусов и древесного дыма. Смотрел он прямо на нее, прямо сквозь нее – Махит беспомощно поймала себя на улыбке, подавляя налетевшее ощущение того, что они знакомы, принадлежащее не ей. На миг показалось, что это начало очередного воспоминания, что сбоящий имаго-аппарат унесет ее из времени обратно в Искандра – но нет, нет, была только эндокринная реакция. Чувственная память передавалась по имаго-линии лучше всего. Запахи. Иногда звуки, воспоминания могла активировать музыка, но запах и вкус – наименее сюжетные и наиболее емкие виды памяти, легче других переносятся от человека к следующему в очереди. Возможно, Искандр остался с ней – пропал не так бесследно, как она думала, на это можно было надеяться благодаря головокружительно странному ощущению из-за отражения чужой нейрохимии. – Ваше величество, – сказала она, – станция Лсел приветствует вас. – Тейкскалаан приветствует тебя, Махит Дзмаре, – произнес император. Словно без формальностей, словно просто рад ее видеть. Да что же такого сделал здесь Искандр? – И облекает тебя дипломатическими полномочиями, – продолжал Шесть Путь. – Мы рады выбору посла и выражаем пожелание, чтобы твоя служба вела ко взаимному благополучию. Он все еще не выпустил ее запястья. На его ладони был толстый шрам, он прижимался к ее коже, и в мыслях ярко встал тот первый проблеск воспоминаний, когда Искандр резал ладонь для клятвы, и она задалась вопросом, сколько клятв на крови давал за жизнь император. Горячая хватка не отпускала, и не отпускал припадок окситоцинового счастья, который принадлежал не ей, и как же хотелось допросить Искандра, кем именно он был для императора всего Тейкскалаана? Каким-то образом она смогла заставить себя кивнуть, с корректной формальностью поблагодарить императора, поклониться и спуститься по ступенькам не споткнувшись. – Мне надо присесть, – сказала она Три Саргасс. – Еще рано, – ответила Три Саргасс не без сочувствия. – Прямо к нам направляется Десять Перл. Ты упадешь в обморок? – Люди часто падают в обморок после аудиенций? – Чаще в дневных драмах по трансляциям, но и самое странное становится рутинным… – Я не упаду в обморок, Три Саргасс, – сказала Махит. Та сжала ее руку. – Блестяще! Ты отлично справляешься. В этом Махит сомневалась, зато могла притвориться на протяжении этого политического театра. Она сжала пальцы Три Саргасс в ответ и отпустила. Отошла от помоста подальше, на открытое пространство в блеске толпы. Она чувствовала, как внимание зала смещается от императора, который откинулся после окончания аудиенций на спинку трона и что-то шептал своему крошечному клону, к варварскому послу, которая вышла под свет на открытом пространстве – публичное заявление, что сейчас будет что-то важное, а им, возможно, стоит на это взглянуть. Для икспланатля – ведь министр науки явно был ученым, а не просто посаженным бюрократом – Десять Перлу хватало театральности, чтобы понять, что Махит приняла его предложение о публичной встрече и согласилась на игру. Теперь она встала настолько заметно, насколько это только возможно во Дворце-Земля. Он должен это оценить. К утру следующие пять минут попадут во все новостные трансляции – рядом с голограммами Махит, которую держит за руки император, – и ученый направился к ней во всем блеске темно-красного фрака: костлявый мужчина со сгорбленными плечами ученого. Он был старше, чем в воспоминании – более сутулым, – но все еще носил по кольцу на каждом пальце: тонкие полоски из перламутра, без камней. В честь своего имени – броско, но и не без самоиронии. Махит восхитилась. Как восхищался Искандр – внутри нее было то же печальное понимание шутки. Искреннее ли его чувство, наверняка Махит знать не могла. – Госпожа посол, – сказал Десять Перл. – Поздравляю с назначением. Махит склонилась и сложила руки. – Премного благодарна, – отозвалась она на целый уровень формальности ниже, чем полагается поддерживать при дворе. Но на этом рауте она планировала сыграть наивную иностранку и пойдет до конца, хоть еще и отходила от вызванных имаго нейрохимикатов в организме – прилива окситоцина после встречи с императором, отголоска разговора Искандра с этим человеком – пятнадцатилетней давности. Метро. Город как разум – алгоритм, надзиравший, где находятся люди, и плавно под них подстраивающийся. – Искренне сочувствую из-за несчастного случая, постигшего вашего предшественника, – продолжал Десять Перл. – Я чувствую личную ответственность; мне стоило справиться о его биологической восприимчивости. «Биологическая восприимчивость»! Ну и выражение. Махит всей душой надеялась, что не разразится истерическим хихиканьем; это испортит все представление для новостных трансляций. – Уверена, вы не могли ничего поделать, – сказала она, умудряясь сохранить каменное лицо. – Станция Лсел, конечно, не таит вражды к министерству науки, – даже варвар знает фразу «таить вражду»; обычный дипломатический оборот. Это то, что делают перед объявлением войны. – Благодарю за чуткость, – сказал Десять Перл. – Вы делаете честь своему правительству. Они в вас не ошиблись. – Надеюсь, – сказала Махит. Льстивая, наивная, доверчивая провинциалка. Не политическая угроза. Вовсе нет, даже несмотря на приветствие императора. Конечно, долго этот образ не продержится – в эту конкретную игру она играла только с Десять Перлом, – но это все же игра на камеры и защитит на какое-то время. Несколько дней. Неделя, пока кто-нибудь не попытается ее убить, как убили Искандра, который, очевидно, был весьма опасен. В таком ключе она еще не думала. Что выигрывает себе время. Осознание притушило весь оставшийся нейрохимический кайф. – Посол Агавн оставил мало записей, – продолжала она, пожимая плечами, словно имея в виду: «что поделаешь с ошибками мертвецов». – Но я бы, конечно, хотела продолжить все проекты, которые он вел в сотрудничестве с министерством науки. – Быстрый вдох, а потом она позволила лицу принять выражение Искандра – знакомое-незнакомое растяжение более широких мышц, глубже посаженных глаз – и сказала: – Автоматические системы – без ошибок и конфликтов, – ваши алгоритмы, конечно же, все еще находятся в обращении. Десять Перл задержал на ней взгляд на долю секунды дольше – не слишком ли она очевидно подбрасывает приманку для более уединенной встречи? Пользуется тем, что Искандр сказал так давно, – но казалось, это такой верный ход, – и потом ученый кивнул, ответил: – Возможно, мы вдвоем сможем воскресить то, к чему стремился посол Агавн: его интересовали наши автоматические системы и их применение на вашей станции. Уверен, и вас тоже. Пусть ваша посредница договорится о времени и месте. Уверен, я смогу принять вас на этой неделе. «Воскресить» – ужасный выбор слова. – Конечно, – сказала Махит. Снова поклонилась. – Надеюсь на множество будущих достижений для нас обоих. – Разумеется, – отозвался Десять Перл. Шагнул ближе – чуть преступив тейкскалаанские нормы личного пространства, ровно в ту зону близости, в которой Махит было уютнее всего: так на станции Лсел, где не хватает места для обособленности, стоят друзья. – Будьте осторожны, посол, – сказал он. – Почему? – спросила Махит. Она не будет нарушать иллюзию некомпетентности. – Вы уже привлекли тысячи глаз, как и Агавн, – улыбка Десять Перла была идеально тейкскалаанской, в основном в щеках и расширившихся глазах, но Махит все-таки видела, что она напускная. – Оглянитесь. И подумайте о глазах автоматической системы, которой вы с вашим предшественником так восхищаетесь. – А, – сказала Махит. – Что ж. Мы все же перед императорским троном. – Госпожа посол, – материализовалась рядом Три Саргасс, – припоминаю, вы хотели видеть конкурс поэзии. Он скоро начнется. Возможно, министру Десять Перлу тоже интересно услышать новейшие сочинения наших придворных поэтов? Она говорила очень медленно и отчетливо, словно сомневалась, что Махит поймет тейкскалаанский на полной скорости. Так и хотелось подхватить ее и закружить в благодарность за понимание и участие – безо всякой об этом просьбы. Вот так бы она чувствовала себя все время, если бы Искандр не пропал? Так чувствуешь себя с имаго: два человека достигают одной цели без необходимости предварительно договариваться. Идеальная синхронность. – Не хотелось бы отвлекать госпожу посла, – сказал Десять Перл. – Идите. – Он махнул туда, где начали собираться Девять Маис и другие придворные, слева от помоста. Махит снова выразила благодарность – намеренно споткнувшись на произношении самого формального оборота, хотя и понимала, что переигрывает; но так было приятно видеть, как он гадает, лжет она или нет. И в чем лжет. Когда они с Три Саргассю покинули его поле слышимости, она наклонилась и пробормотала: – Кажется, здесь все прошло неплохо. – Ты вроде бы говорила, что хочешь присесть и отдохнуть, а не разыгрывать дикарку с министром науки, – прошипела Три Саргасс, но все-таки с горящими глазами. – Весело же было? – спросила Махит, при этом замечая, что нейрохимический эффект от имаго не пропал, как ей казалось, – все еще оставались покалывание, легкомысленное удовольствие. Во время разговора с Десять Перлом она ничего не чувствовала, но теперь, когда держала за руку Три Саргасс… – Да, весело! Ты все время так будешь? Он же не дурак, Махит, он тебя расколет к тому времени, как я договорюсь о встрече. – Это не ради него, – сказала Махит. – Это ради публики. Ради двора и новостей. Три Саргасс покачала головой. – У меня уже никогда не будет такой интересной работы, правда? – сказала она. – Я обещала тебе выпивку. Пошли. Скоро начнется. * * *