Под летним солнцем Лисса поехала на велосипеде обратно вдоль канала в Хакни, упаковала в коробки вещи со съемной квартиры, которые загрузила в арендованный фургон и отвезла на склад на север. Потом она вернулась в квартиру, почистила духовку и помыла окна. Выкурив последнюю сигарету на широких каменных ступенях своего дома, она бросила ключ в почтовый ящик дома агента по недвижимости в лондонском квартале Стэмфорд-Хилл. Взяла такси до Тафнелл-парка и поехала с тремя маленькими пакетами своих вещей. Она перебралась на чердак, где спала на матрасе. Ей нравилось спать наверху, хотя в это время года там было жарко. Старый стул из детства все еще был здесь, и она сидела на нем, читая книги, пока Сара отдыхала внизу. Лисса бродила вдоль книжных полок своей мамы, вытаскивая наугад книги и читая их: Карсон Маккалерс, Эмиль Золя, Кэтрин Мэнсфилд. Во многих книгах она встречала пометки своей матери, некоторые со времен ее работы учителем английского языка, некоторые даже с той поры, когда она еще трудилась над университетским дипломом. Было что-то трогательное в чтении этих книг после нее, вместе с ней. Лисса чувствовала энергию молодости в каракулях матери, составляющую ей компанию здесь, пока Сара спит внизу. Однажды днем, когда Лисса сидела наверху и читала, ей пришла в голову одна удивительная мысль, и она позволила ей поселиться в своем сознании, свыкаясь с ней и оценивая со всех сторон. По утрам она поливала в саду. «Поливать надо рано, – говорила ей Сара, – когда не так жарко, чтобы не сгорели листья». Лисса стояла в теплице в глубине сада, вдыхая насыщенный запах помидоров и зелени. Она смотрела на дом, на спальню Сары, где все еще были задернуты шторы и спала ее мать. Лисса шла по саду привычным путем, поливая растения из старого шланга. У нее начали появляться свои любимцы. Вот манжетка обыкновенная, на больших листьях которой, словно ртуть, стояли серебристые капельки воды. Вот душистый горошек, бегущий вверх по шпалере. Лисса наклонилась, взяла усики горошка между пальцев и погладила их кончики, наблюдая, как они тянутся к жизни. Она безуспешно пыталась подстричь газон старой косилкой, зубцы которой заржавели и нещадно закусывали траву. Долгими светлыми вечерами они сидели в комнате Сары, читая ей. Сара любила, чтобы ей читали. В основном это были стихи. Как она говорила, «стихи – лучшее по соотношению цены и качества. На Братьев Карамазовых сейчас нет времени». Сара снова и снова посылала Лиссу и Лори к книжным полкам, помня, где что стоит. Она относилась к поэзии как к лекарству и знала, что ей сейчас нужно. Она просила Шекспира, и Лисса с Лори по очереди читали ей сонеты. В одно солнечное воскресенье у Лиссы появилась идея: она позвонила Джонни, который вскоре приехал свежевыбритым, принес цветы и пирожное, хорошее вино и кофе. С ним они прочитали «Антония и Клеопатру» до конца, по очереди сменяя друг друга. Это заняло весь день, но это был один из самых приятных дней, которые она могла вспомнить. Большую часть времени Сара просидела с закрытыми глазами. Иногда Лисса присаживалась рядом, брала ее за руки, которые Сара время от времени сжимала. После чтения Джонни помог вынести Сару в сад. Это был первый раз за неделю с тех пор, как она встала с постели. Когда Лисса и Джонни поднимали ее, Лисса заметила, какой легкой стала ее мама. Лори исчезла на кухне, чтобы зажарить цыпленка. – Принеси, пожалуйста, мой альбом для рисования, – попросила Сара, когда села в кресло. Лисса нашла альбом, по просьбе матери принесла банку с угольными карандашами. Она села на скамейку позади Сары и наблюдала, как уголь в ее руке легко скользит по бумаге, а за быстрыми чертами наброска проступает сад. Джонни дремал в шезлонге, кошка Руби вытянулась животом вверх на солнце. Позже вечером, когда цыпленок был съеден, Сара заснула, а Джонни ушел, Лисса и Лори стояли у раковины, домывая посуду. – Он твой любовник? – неожиданно спросила Лори. – Кто? – удивилась Лисса, поднимая голову. – Джонни? – Нет. – Уверена, ему бы этого хотелось. Он – прекрасный человек. – Мне не нужен любовник, – отрезала Лисса. – Только не сейчас. Лори понимающе кивнула. – И к тому же он очень сложный человек, – добавила она. – Мы все сложные, – ответила Лори. Она методично складывала тарелки в шкафы, вытирая их. На кухне сейчас царил такой порядок, какого Лисса никогда не помнила. – Я больше не буду играть, – сказала Лисса. – Я поняла это, когда мы разыграли по ролям Шекспира. Я больше не хочу этого делать. – Жаль, Лисс, – тихо ответила Лори. – Нет, – возразила Лисса. – Совсем не жаль. Я больше не хочу идти на очередное прослушивание, – она почувствовала уверенность и облегчение. – Ты хоть понимаешь, что делаешь? – спросила Лори. – Вроде того. Я тут подумала, что хотела бы выучиться на преподавателя. – Неужели? Лисса кивнула. – На учителя английского. – Как твоя мама. – Да, как Сара, – добавила Лисса, поворачиваясь к Лори. – Но сначала я собираюсь уехать куда-нибудь, чтобы уединиться и принять решение. – Куда же? – Понятия не имею. Возможно, именно это и было ей нужно. Через несколько дней, когда Сара дремала, а Лори отправилась на вечернюю прогулку по Хампстед-хит, Лисса спустилась вниз, чтобы покормить Руби. Пока кошка возилась со своей миской, она наполнила старую лейку в полутемной кухне, вышла в сад поливать. Сад был полон вечерних запахов: жасмин, жимолость и лаванда. Пчелы вокруг них наполняли воздух низким жужжанием. Совершая обход, Лисса ощутила, как ее мать любила свой сад – легко, непринужденно, без надрыва. Она почувствовала в этом клочке земли ее заботу, ее выбор, ее характер. «Возможно, – думала она, – это то, что останется». Лиссе захотелось выкурить сигарету, но вместо этого она вернулась в дом, поставила чайник на плиту и заварила себе чай. С чашкой в руке она вышла на лестницу, где ее глаза с минуту привыкали к отсутствию освещения. Как только она вошла к Саре, она сразу все поняла. Войдя, она поставила чашку на стол и медленно подошла к ее постели. Она взяла ее за руку, рука была холодной, и она принялась ее растирать. Сначала она подумала, что так можно снова наполнить ее жизнью, но потом поняла, что все тщетно. Она остановилась, все еще держа в своей ладони руку Сары. Лисса осторожно убрала волосы с ее лба. Кто-то закрыл окно – должно быть, это была Лори, – и Лисса снова открыла его. Потом она опять села рядом с матерью и взяла ее за руку. * * * На следующее утро после смерти Сары приехала Инна. Она была медсестрой в хосписе и знала, что делать. Лисса наблюдала за тем, как она распаковывает сумку рядом с Сарой. Маленькие коричневые бутылочки с пробками, ножницы, нитки, муслиновые квадратики. Миниатюрная и обычно спокойная, Инна казалась сейчас такой целеустремленной. – Можно мне посмотреть? – спросила Лисса. – Ты можешь даже помочь, – ответила Инна. – Если хочешь. Сначала Инна распрямила ноги Сары, потом взяла ее голову и, осторожно подвигав ею из стороны в сторону, уложила на подушку, подложив под подбородок валик. – Сейчас мы ее помоем, – сообщила Инна. Лисса принесла из кухни теплую воду, Инна добавила в нее лавандовое масло и шалфей и смочила в ароматной воде кусочки муслина. Вместе с Лиссой они протерли Саре подмышки, грудь и ноги. Инна провела тампоном между ног. Потом взяла свежий кусок муслина, сложила его в несколько раз и вложила его в трусы. – Она может протечь, – как ни в чем не бывало пояснила Инна. – Все покойники «текут». «Эти телесные жидкости, эта скверна и дерьмо – вот чему тяжело сопротивляется жизнь на пороге смерти». Она скучала по Ханне. Ей очень хотелось с ней поговорить. – Вот, – произнесла Инна, обходя тело Сары. – Теперь нам нужно обернуть пальцы и снять с них кольца. Лисса наблюдала, как Инна обматывает пальцы Сары хлопчатобумажной тугой нитью. Так она осторожно отгоняла кровь к запястью, чтобы легко снять кольца. – Вот и все, – одобрительно сказала Инна, после чего по ее указанию Лисса нежно сложила руки Сары на ее груди. – Так будет лучше, чтобы кровь не скапливалась, – пояснила Инна. «Она похожа на повитуху», – думала Лисса, наблюдая ее нежную заботу о теле. «На повитуху смерти». – Можно остаться здесь еще на минутку? – спросила Лисса Инну. Когда Инна вышла из дома, Лисса взяла руку матери и поднесла ее к своему лицу, как будто мама могла ее прочесть, как шрифт Брайля. Затем она медленно положила руку обратно на простыню. Ханна Кейт ждала ее возле больницы. Ханна видела, как ее подруга оглядывает парковку, высматривая ее. – Все подумают, что мы пара, – усмехнулась Кейт, когда Ханна подошла к ней. Та рассмеялась. Ее руки двигались как крылья большой птицы, которая не знает, куда приземлиться. – Ну что ж, – сказала Ханна, беря ее под руку. – Все в порядке. Они пришли первыми, долго им ждать не пришлось. Врач в джинсах и футболке пригласила подруг в маленькую темную комнату. Ханна легла на кушетку. Монитор был повернут в ее сторону. Ее дыхание участилось. – А вы – ее партнер? – спросила узист, читая медкарту Ханны. – Нет, – ответила Кейт. – Я всего лишь подруга. – Почему бы вам не присесть? – предложила женщина и указала на стул рядом. Она нанесла холодный гель на живот Ханны. Та затаила дыхание, когда датчик скользнул по ее натянутой коже, и не сводила взгляда с лица врача. Врач молчала, глядя на экран, – ее лицо было совершенно бесстрастно. Она была сейчас провидицей, прорицательницей, читательницей рун. Но почему же она молчала? Волна страха и тошноты накатила на Ханну. – Ну как, все в порядке?