В последний вечер актеры собрались вместе, купили лосося, укропа, сливочного сыра, крекеров и водки. По ходу спектакля после своих финальных сцен они шли один за другим в мужскую раздевалку, выпивали и кричали: «На здоровье!» К моменту выхода на поклон все они были уже навеселе, а когда занавес опустился в последний раз, они вернулись в гримерную, все еще в сценических костюмах и заставили Джонни и Хелен, последних из оставшихся на сцене, выпить по три рюмки, чтобы наверстать упущенное. Пришла Клара и обняла каждого по очереди. Техники сцены пили пиво и сидр, в то время как актеры наливали водку, снова и снова распевая русские песни, – пока к ним наконец не присоединились и техники. Кто-то включил танцевальную музыку, и гримерная превратилась в ирландский паб с его пьяным угаром и громкой музыкой. Лисса проверила телефон. С четверга она получила только одно сообщение от Нэйтана: «Сожалений нет». Сначала она восприняла это как вопрос, но потом поняла, что это утверждение и ответила: «Нет». Музыка изменилась. Грег включил старые танцевальные мелодии 1930-х годов. Актеры разбились на пары и закружились в танце. – Лисса, – подошел к ней Джонни. – Хочешь потанцевать? Она взяла его протянутую руку, и он поднял ее со стула. Лисса поняла, что пьяна, и оперлась на Джонни, пока он вальсировал с ней по комнате. Они молчали, она на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь его близостью, его теплом, его запахом табака и мыла. – Прости, – сказала она ему в грудь, не поднимая взгляда. – За что? – За тот вечер, когда я не подошла к тебе в баре. – Все в порядке, – щепнул ей Джонни на ухо. – Значит, это твой парень? Лисса одновременно пожала плечами и кивнула. – Все очень сложно, – пояснила она. – Разве хоть что-то в жизни просто? Они закончили танец, и он на мгновение отступил от нее на расстояние вытянутой руки, словно рассматривая, затем протянул руку и заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо. – Это было очень приятно, дорогая. Вот, – сказал он, достав бумажку и нацарапав на ней свой номер телефона. – Просто чтобы у тебя он был. Береги себя, ладно? – Я постараюсь. – Конечно, это не мое дело, – тихо добавил он. – Я знаю. Он вновь галантно поцеловал ей руку и развернулся. Она смотрела, как он перекидывает сумку через плечо и выходит за дверь ни с кем не попрощавшись. В другом углу комнаты целовались Майкл и Хелен, запустив руки в волосы друг друга. Лисса снова проверила телефон. Песок сыпался быстро – скоро магия театра рассеется, и занавес будет опущен на самом деле. Скоро ночь закончится, и не останется ничего, кроме квартиры и колл-центра, и она больше не будет королевой. «Русалочья кровь». Она вышла из гримерной, прошла по темному коридору, через несколько шагов остановилась и позвонила Нэйтану. Он взял трубку после второго гудка. – Лисс? – где бы он ни находился, там явно было тихо. – Я хочу тебя, – сказала она. – Можешь приехать сюда? Сейчас? Повисла пауза. – Где ты? – В театре. – Как долго ты там пробудешь? – Час. Может быть, немного дольше. – Я приду, – сказал Нэйтан. Она выключила телефон, взвесила его в руке. Услышала в тишине коридора свое дыхание. Как будто она сделала полшага за пределы своей кожи, туда, где вещи невесомы, где есть только логика желания. Она больше не чувствовала за собой вины, только интерес. Она задумалась, так же ли легко совершить убийство. В одиннадцать у нее в кармане зазвонил телефон, и она, никем не замеченная, выскользнула из комнаты, прошла через бар, где бармены уже убирали со стола, к Нэйтану, который ждал ее на улице. Он курил, и дым облаком клубился в холодном воздухе. Лисса подошла к нему, взяла у него сигарету и затянулась. Никотин попал ей в кровь и, смешиваясь с алкоголем, вскружил ей голову. – Ты все еще она, – сказал Нэйт. Она опустила взгляд и посмотрела на себя: бархатное пальто, старомодные ботинки – она совсем забыла, что все еще в костюме Елены. – Да, – ответила она и поняла, как ему это понравилось – как это его возбудило. – Да, я все еще она. Он взял ее за запястье и притянул к себе. От него пахло табаком. Она чувствовала его возбуждение. – Куда мы можем пойти? – спросил он. – Сюда, – ответила она. – Можем пойти внутрь. Она повела его обратно через паб в темный коридор к женской раздевалке, которая сейчас была темна и пуста. Скоро актрисы вернутся, переоденутся и окончательно уйдут в ночь, а пока они были заняты: Лисса слышала, как продолжается вечеринка, как мужчины танцуют вприсядку, по-русски, слышала стук их каблуков. Лисса села на стол, подняла длинные, тяжелые юбки, чувствуя, как воздух холодит бедра. Нэйтан наклонился и припал губами к ее плоти. Холод его щеки контрастировал с жаром губ и языка. Когда он встал перед ней, она раскрылась перед ним, и он еще шире развел ее бедра. Подружки невесты 2008 год Ханна выходила замуж. Но девичник она устраивать не хотела. Вместо этого она решила поехать в отпуск вместе с Лиссой и Кейт. А поскольку замуж она выходила в мае, то решила, что в конце апреля идеальным местом отдыха будет Греция. Она согласовала с подругами дату и часами искала, где остановиться, наконец забронировала виллу на неделю на одном из островов, недалеко от пляжа и с собственным бассейном. Вышло недешево, но и не чрезмерно дорого. Она недавно получила повышение по службе и, зная, что ни одна из них не зарабатывает много, не стала просить их разделить расходы. Ей было очень радостно побаловать друзей, ее лучших подруг, Лиссу и Кейт. Они веселились в аэропорту. Примеряли очки и духи. Пили в баре шампанское. Шутили о безвкусице капитализма, но на деле наслаждались. Они так увлеклись, что чуть не пропустили свой рейс. Вилла была прекрасна. У каждой была своя комната с отдельной ванной. Полотенца были плотными, постельное белье – хлопковым. Ханна получала удовольствие, наблюдая, как ее подруги визжали от радости как маленькие, когда бегали по кухне, открывая шкафы и находя в них шоколад, вино и фрукты. Они были глубоко тронуты тем, что хозяева отеля оставили им бутылку дешевого вина. Девушки пили его прямо из бутылки и, надев купальники, прыгали в бассейн. Они спали допоздна. Долго завтракали – на завтрак подавали йогурт, мед, орехи, тосты и крепкий кофе. Они разворачивали шезлонги к солнцу. Повсюду были полевые цветы. Они согласились, что это идеальное время года для посещения Греции. Днем они ходили на пляж – короткая прогулка по каменистой тропинке, благоухающей тимьяном. Они брали с собой книги, загорали и плавали в море. Они мазали друг друга кремом, изумляясь мягкости кожи. Обедали в тавернах на пляже, где подавали неизбежный, но очень вкусный греческий салат, приправленный орегано. Пили крепкую рецину, которую подавали охлажденной в запотевших маленьких стеклянных кувшинчиках. По вечерам они ходили в рестораны. Посетили несколько разных, а затем остановились на одном, который им понравился, и ходили туда каждый вечер. Это было небольшое красивое место с видом на гавань. Они красиво одевались на ужин, несмотря на то, что рестораны были всего лишь деревенскими тавернами, – они надевали платья, серьги, красились. Они наполнялись спокойствием. Рано ложились спать. Впитывали солнце. Они помнили, как хорошо им жилось вместе, и сейчас они по-прежнему хорошо ладили. Но по мере того, как неделя отдыха заканчивалась, радость улетучивалась. Лисса думала о колл-центре, понимая, что забыла поставить себе смены на неделю после отпуска. Это значило, что неделю она просидит без работы и у нее не хватит денег на аренду квартиры. Это значило, что ей придется снова просить денег у Деклана. А Деклан начал уставать от этих просьб, она знала. Как начал уставать и от нее самой. В последнее утро Лисса рассматривала себя в зеркале в лучах утреннего солнца. Она знала, что красива – всегда это знала, – но теперь, в тридцать три, эта красота, которая когда-то казалась чем-то вечным, что она растрачивала на сигареты и алкоголь, ночные посиделки и кофе по утрам, не говоря уже об отсутствии спорта, сейчас эта красота стала казаться исчерпаемым ресурсом, о котором она должна заботиться, причем как можно лучше. И эта забота, как оказалось, требовала денег – денег, которых у нее не было. В последнее время она не раз ловила себя на том, что стоит у прилавка «Бутса», «Селфриджеса» или «Либерти» с непомерно дорогим кремом для лица. И ставит его обратно на полку. Не раз ей хотелось незаметно сунуть дорогой крем для лица в сумочку. На прошлой неделе ее бросил агент. – Такой шанс, Лисса, – сказала ей по телефону агент, – для людей твоего возраста выпадает единожды. Не думаю, что смогу представлять тебя дальше. На прошлой неделе перед отъездом она купила в «Либерти» крепдешиновое платье в кредит. На нем красовался рисунок со стилизованными под японскую гравюру цветами. Хотя Лисса взяла это платье сюда, на отдых, она знала, что не наденет его. Оно так и осталось на дне ее чемодана. Это платье для той, кто чего-то достигла, не для нее. Она злилась. Злилась на Кейт. Злилась – хотя и знала, что это несправедливо, – на Ханну, на ее щедрость, на эту виллу, на этот отдых. Она хотела, чтобы это было ее – чтобы она была щедрой для своих друзей. В последний вечер Лисса настояла, чтобы они пошли выпить. В переулке был небольшой бар, который она приметила. Они и пошли туда, выпили по три коктейля, но пьяными себя не почувствовали, просто веселыми. После бара решили отправиться в ресторан, который они уже считали своим. Они заказали вино, которое быстро выпили, потом заказали еще. Они ели хлеб, обмакивая его в оливковое масло и соль, и запивали все это вином. Под конец вечера они почувствовали себя пьяными. – Итак, – сказала Лисса, закуривая сигарету и обращаясь к Ханне. – Что дальше? – Что ты имеешь в виду? – Ну после того, как ты выйдешь замуж. У тебя будут дети? Ни у кого из них детей не было. Им было по тридцать три года, и ни у одной из них тогда еще не было ребенка. – Наверное, – ответила Ханна. – Да. – А Нэйтан хочет детей?