Нэйтан огляделся, ища взглядом это оборудование, но кабинет гинеколога-репродуктолога, несмотря на свои огромные размеры, был почти пуст. Доктор Джилиани неспешно рассказал о том, что они могут предложить, а государственные клиники не могут. Это и инкубатор «ЭмбриоВизор» с замедленной киносъемкой, и более частые УЗИ, и выскабливание матки, и перенос яйцеклеток в выходной день. Все это в сумме давало 30 % успеха для пациентов возраста Ханны. – А что такое выскабливание матки? – спросил Нэйтан. – Звучит жестоко. – Один из методов, – ответил доктор Джилиани. – Доказано, что он помогает при подсаживании эмбрионов. С этими словами врач протянул через стол листок бумаги, где уже была подчеркнута нужная информация: 32 % наступления беременности, возраст 35–38 лет. Но проценты рождаемости были все же меньше. Стоимость процедур была указана мелким шрифтом в нижней части листка. – Как насчет рассрочки? – поинтересовался Нэйтан. Доктор Джилиани невозмутимо улыбнулся. – Конечно, я могу попросить секретаря подготовить все бумаги. – Это ужасно дорого, – продолжал Нэйтан. – Разве не так? Зачем столько платить, если мы на 70 % можем потерпеть неудачу? Ханна впилась в ладонь ногтями. – Понимаю, – произнес доктор Джилиани, бросив мимолетный взгляд на часы. – Многие наши пациенты пользуются страховкой, чтобы покрыть… – У нас нет страховки, – перебил его Нэйтан. – Мы верим в национальную систему здравоохранения. Ханна наклонилась над столом и спрятала листок в сумку. – Спасибо, – поблагодарила она врача. – Итак, если вы решите продолжить, пожалуйста, запишитесь на прием у моего секретаря, и мы сразу же начнем. – Подожди, – попытался урезонить ее Нэйтан. – Разве тебе не нужно время, чтобы восстановиться, Ханна? Она только что прошла курс ЭКО. Она очень устала. – Я в порядке, – сказала Ханна. – И в состоянии говорить сама за себя. – Конечно, – проговорил доктор Джилиани, разводя руками. – Если вы предпочитаете подождать… Но каждый месяц ожидания, – это месяц, который отдаляет вас от желанного ребенка. – Нет, – говорит Ханна. – Я бы предпочла не ждать. Нэйтан смотрел в окно, стиснув зубы. – Благодарю вас, доктор Джилиани. Вы мне очень помогли. Джилиани снова пожал им руки, на сей раз на прощание. Нэйтан шел по лестнице впереди, но у стойки секретаря не остановился, а пошел сразу на улицу. К тому времени, как Ханна догнала его, он уже завернул за угол, наполовину свернув сигарету. – Когда ты начал курить? – Недавно. К тому же я еще не успел, – мрачно ответил он. – А это что такое? – Сигарета. – Ты что, курил? Во время последней попытки?! – Нет, Ханна. Но сейчас мне очень хочется закурить. Что он и сделал под пристальным взглядом Ханны. Их охватил рев транспортного потока, обычный серый, грязный день. – Я тебе не верю, – сказала она. – Чему ты не можешь поверить, Ханна? Она показала на него пальцем. – Не чему, а кому! – О, я тебе противен, да? А вот это, – с досадой произнес он, обводя руками вокруг себя, – противно мне. Все эти врачи делают тысячи, миллионы фунтов стерлингов на отчаянии людей. Это улица шарлатанов. С таким же успехом ты могла бы пойти и бросить семь тысяч фунтов в колодец желаний за все хорошее, что он потом тебе принесет. – Неужели? – Очень даже! Они ничуть не лучше народных целителей, Ханна. – А как насчет фотографий детей на той стене? Они родились благодаря этому доктору. – Они могли бы родиться и без него. – Ты этого точно не знаешь. – Верно, я ничего не знаю, как и ты тоже, как и этот чертов доктор Джилиани. Никто не знает, потому что человеческое тело – это тайна. Потому что рождаемость – это чертова тайна, Ханна. – Но есть вещи, которые ты можешь сделать… – Мы их уже сделали! Мы все перепробовали, Ханна, за месяцы, годы. И у нас все еще нет ребенка. Нэйтан выглядел совершенно разбитым. – А я не собираюсь бросать попыток. Лучше скажи мне, что ты Нэйтворил, Нэйт. Скажи мне честно. Что? Нэйтан смотрел на нее, глубоко затягиваясь сигаретой. – Мне очень жаль, Ханна, правда, жаль. Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя… Но я больше не могу этого делать. – Чего? Чего ты не можешь делать?! – Вот этого, – показал Нэйтан на сумочку Ханны. – Что это значит? Он выбросил сигарету на проезжую часть, где машины рычали на светофоре, и бессильно покачал головой. * * * Отец встретил Ханну на станции в Стокпорте. Она заметила его в окно электрички раньше, чем он увидел ее. Ее поразили его нерешительная походка и седина волос. Спускаясь с перрона, она видела, как отец крутит головой в поисках ее, Ханны. – Папа, – позвала она, и он повернулся к ней, протягивая руки. От него пахло мылом и терпким стиральным порошком ее мамы. – Позволь, я понесу, – потянулся он к ее чемодану. – Все в порядке. Он не тяжелый. – Все равно давай сюда. У тебя билет близко? Теперь там поставили турникеты. Машина была припаркована там же, где и всегда, на площади за станцией. – Мама испекла пастуший пирог. Она беспокоится о тебе, – сказал он, укладывая ее чемодан в багажник. Накрапывал дождь. Деревья стояли бурые, осень уже давала о себе знать здесь, к северу от Лондона. Когда они приехали, мама возилась на кухне. Окна в доме запотели, собака вскочила со своего места, приветствуя Ханну. – Иди же сюда, – воскликнула мама, прижимая ее к груди. – Как ты похудела! Потом они ели пирог с брокколи, фрукты и пудинг со сливками. После еды они пошли в гостиную и устроились перед телевизором. – Что будешь смотреть? – спросил отец, включая телевизор и протягивая ей пульт дистанционного управления. – Решай сама. – Что вы обычно смотрите? Я не имею ничего против, правда. Ханна устроилась рядом с мамой, и они стали смотреть эпизод какой-то старомодной костюмированной драмы. Когда включалась реклама, отец уходил на кухню и возвращался с чаем и шоколадом.