Одинокойодинокойодинокойячувствуюсебяодинокойвсечертововремя. – Кейт! – Они предложили сидеть с Томом раз в неделю. Тамсин, сестра Сэма. Мама Сэма. – Но это же здорово. Бесплатный уход за детьми. Разве не поэтому ты переехала туда? – Возможно, – согласилась Кейт и снова посмотрела на сына. – А что, если он станет таким же, как они? Кейт видела, что Ханна словно отстраняется от разговора, складывая руки. – Кейт, послушай меня, – сказала наконец Ханна. – Воспользуйся этой помощью. Посвяти этот день себе, поспи. И я думаю, тебе нужно обратиться к психологу. – Зачем? – А вдруг у тебя депрессия? – ответила Ханна. – Ты можешь себе помочь. Сходи к врачу, попей таблеток. Тебе нужно… поправляться. Она подняла Тома и положила его обратно на колени Кейт. – Ради Тома, если не ради себя. И еще, ему холодно, – заметила Ханна. – Тому холодно. Пойдем внутрь. Лисса По адресу на обложке сценария Лисса приехала на пятнадцать минут раньше назначенного. Это была подвальная студия в Далстоне, спрятавшаяся в переулке между двумя турецкими ресторанами. В этот утренний час они были еще закрыты. Режиссер был на месте, он сидел в углу комнаты и с кем-то разговаривал. Лисса догадалась, что его собеседница – художница. Слишком уж сосредоточенно она склонила голову к масштабной модели декораций. Она оказалась ниже ростом, чем в первую встречу, с немного коренастой фигурой и легкой проседью в волосах. С десяток стульев были уже расставлены по кругу в студии для актеров. За ними располагался еще один ряд стульев для технического персонала. На столике дымился чайник. Молодая женщина с хорошо ухоженным лицом подошла и пожала Лиссе руку, представившись как Поппи. – Рада познакомиться! Вот кофе, выпечка – угощайтесь. Лисса бросила сумку на стул и подошла к столу. – Гостеприимство вечным не бывает. Грех им не воспользоваться, – прозвучал голос. Она повернулась и увидела мужчину примерно ее роста, стоящего рядом с ней. – Бог знает, когда мы снова получим такое предложение. В рычащем басе незнакомца слышался слабый северный акцент. «Ливерпулец?» Он был чисто выбрит, лет пятидесяти, с проседью в каштановых волосах. У него были необыкновенно голубые глаза, и она его определенно откуда-то знала. Должно быть, видела на сцене, только не помнила, где именно. Лисса хотела уже что-то сказать в ответ, но он повернулся и пошел к своему месту с круассаном в руке. – Лисса? Она снова обернулась. На этот раз перед ней стоял гораздо более молодой человек, худощавый, с далеко посаженными глазами и толстыми губами. Она элегантно пожала его протянутую руку. «Где же я его видела?» – Лисса Дэйн, не так ли? – Да. Мне очень жаль, но я… Лисса уже хотела сказать про забытый бейджик, но молодой человек рассмеялся. – Видел тебя на фотографии, поэтому узнал. – Вот как? – Это не ты встречалась с Декланом Рэндаллом? – Да, я. – Мне нравятся его работы. Она кивнула. – Да, он талантливый. – Его последняя работа – в фильме, где действие происходит в тюрьме. Кажется, там французский режиссер… Потрясающий фильм. – Не видела, – ответила она. – Ты шутишь! – покачал головой молодой человек. – Если бы я и хотел чью-то карьеру, то только его. Она кивнула, и ее взгляд неожиданно скользнул туда, где сидел пожилой актер. Его лицо! Откуда она его знает? – Значит, вы больше не вместе? – Нет, – ответила она уже раздраженно. – Мы не прожили и пару лет. Он меня бросил ради гримерши. – Боже, – проговорил молодой человек, качая головой. – Жестоко. – Да, он был эгоистичным монстром. Так что нет худа без добра. Комната наполнялась людьми, вокруг кофейного столика царило оживление, появилась новая толпа актеров. Помощник режиссера принялся хлопать в ладоши, собирая их всех вместе. Лисса и молодой человек присоединились к остальным, она села рядом с пожилым человеком, который поприветствовал ее легким наклоном головы. Наконец все стулья были заняты, и режиссер, Клара, направилась к своему креслу. Но в него не села, а осталась стоять, оглядывая пришедших. Она ждала, когда актеры умолкнут. Постепенно наступила тишина, заполняя всю комнату. – Вот вы все собрались здесь. А кто вы такие, я сейчас вам расскажу. Джонни! – Клара кивнула седому мужчине, сидевшему рядом с Лиссой. Начнем с вас. – Джонни – Дядя Ваня. Молодая женщина в черных джинсах и водолазке подхватила. – Хелен – Соня. Один за другим актеры представлялись. – Ричард – Серебряков. – Грег – Астров. Пьеса обретала лица. Элегантная пожилая женщина играла Марию, тещу Елены. Женщина, на вид лет за семьдесят, играла старую няню Марину. Лисса наблюдала за Кларой, которая, в свою очередь, наблюдала за актерами. Они все смотрели друг на друга с опаской и заметным волнением. Круг замкнулся, и наступила очередь Лиссы. – Лисса, – представилась она, – Елена. – А теперь давайте прочтем эту блестящую пьесу, – сказала Клара. Когда Джонни наклонился к черной кожаной сумке, стоящей у его ног, и достал свой сценарий, Лисса вдруг вспомнила, откуда она его знает – по работе в колл-центре. Она живо представила его там, сидящим в маленькой комнате отдыха с тем же слегка презрительным выражением на лице. В нем и тогда было что-то царственное. Что-то от великих трагиков. А уж одетый во все черное с черным кожаным портфелем у ног он был неотразим. Ханна Ханне и Нэйтану велели явиться в больницу пораньше. И вот, когда над Лондоном разгорался рассвет, они уже в молчании расположились рядом на жестких пластиковых сиденьях, стоящих ровными рядами в строгом больничном коридоре. Нэйтан просматривал на телефоне рабочую почту, Ханна считала пришедших. Семь пар. Ханна знала статистику успешности ЭКО: в ее возрастной группе беременеют 24 %. Среди тех, кто старше, таковых 15 %. А среди тех, кому меньше тридцати пяти, этот показатель составляет больше 25 %. Ханна всматривалась в лица, пытаясь подсчитать возраст и шансы обрести ребенка. Скольким же из сидящих здесь повезет? Одной паре? Двум? Женщин называли по именам. Они вставали с маленькими сумочками в дверях и все, как одна, прощались со своими мужчинами. Нэйтан тоже встал перед Ханной и прижался лбом к ее лбу. Затем медсестра уводила женщин через вращающиеся двойные двери в комнату ожидания, где зачем-то был включен телевизор. Громкий звук бодрых утренних передач раздражал Ханну. Она не хотела ни смотреть их, ни слушать. Поэтому достала книгу и попыталась читать, жалея, что не захватила наушники. Ее имя находилось в середине списка, прикрепленного к стенду кнопками. Женщинам выдали больничные халаты – странные одеяния, открытые сзади. Длина их была такова, что целомудренно скрывала надетые на Ханну панталоны. Так проходили эти утра. Давали разбавленный фруктовый сок. Одна за другой женщины уходили в кабинет. Ханна смотрела им вслед и видела, что каждая из них полна надежд. Она пыталась прочесть эту надежду на их лицах, словно на них могло быть написано, у кого будет ребенок. Как будто если они выиграют, то она непременно проиграет. Как будто рождаемость – это игра с нулевой суммой. Сидящая рядом с ней женщина заметно нервничала. Она все время вставала, чтобы сходить в туалет. Заразившись от нее, Ханна тоже начинала нервничать. – Это у тебя в первый раз? – спросила Ханна, когда женщина возвратилась. Она кивнула и спросила в свою очередь: