– О, с добрым утром! – воскликнула Кейт. – Смотри! Посмотри на все эти деревья, листья! Ты видишь? Ты видишь? Утро действительно было прекрасным. Широкая полоса холма вдалеке была освещена красными и золотисто-желтыми огнями, свет которых выхватывал бегунов и собачников. Мимо нее проходили элегантные пары в схожих по цвету пуховиках. Они жестикулировали, разговаривая на французском, итальянском и арабском языках. Этот мир велик, и она была его частью. – Разве это не прекрасно? – воскликнула она, направляясь к старому итальянскому кафе у Парламент Хилл – их любимое, дешевое, там до сих пор можно купить сэндвичи-мороженое и скрэмбл. – Эй! Эй, Ханна! Кейт было очень весело, она даже кричала, чувствуя себя не в состоянии отбросить этот излишне веселый тон. Наконец Ханна подняла голову. Ханна встала со скамейки, и они обнялись. Кейт почувствовала от ее шеи запах чего-то изысканного и дорогого. Ханна наклонилась к Тому и поднесла к его ручке мизинец: – Привет, малыш! Теплое драповое пальто ей очень шло, а прическа явно указывала на то, что совсем недавно над ней потрудился хороший парикмахер. – Ты хорошо выглядишь, – заметила Кейт, переводя дыхание. – Спасибо. Кейт старалась найти на лице Ханны признаки стресса, но ничего такого не заметила. Ханна показалась ей скалой с ровной и плотной поверхностью. Себя же Кейт чувствовала рыхлой и пористой. Ей казалось, что любой может заглянуть в ее огромные, зияющие дыры и покопаться в них, а потом осудить за беспорядок внутри. Она была вся мокрая. И Том, когда она вытащила его из слинга, тоже был весь вспотевший. – О, – проговорила Ханна, глядя на Тома. – Он весь мокрый. – Это просто пот. Ханна кивнула. – Да, но у него грудь мокрая насквозь, а здесь довольно холодно. Она была права. Малыш еще и обслюнявил себя. У него резались зубки, и Кейт должна была взять слюнявчик. Почему же она этого не сделала? Он ведь такой крошечный и весь мокрый, а на улице и впрямь холодно, пришла зима, пока она сидела дома взаперти. – Подожди секунду, – сказала Кейт, передавая ребенка Ханне, которая тут же посадила его себе на колени. – Эй, – окликнула его Ханна. Том с сомнением посмотрел на Ханну. Кейт увидела на ее лице мгновенную вспышку паники. – Да с ним все хорошо. Просто он только что проснулся… – Не беспокойся, – ответила Ханна. – Все в порядке. Кейт наклонилась к коляске, и ее руки утонули в безразмерном мешке. Опять эта чертова сумка! – Держи, – у нее в руках оказался чистый свитер, она протянула его Ханне. Та, поняв, кивнула и улыбнулась. Не теряя времени, Кейт начала снимать мокрый джемпер Тома через голову. Переодев ребенка, она предложила ему пирожок с рисом. Он с удовольствием этот пирожок взял, а Кейт надела ему на голову шапочку. Дышать. Дышать. Дышать. – Ты в порядке? Я могу помочь? – забеспокоилась Ханна. Ее тонкие пальцы уже сжимали чашку с каким-то отваром. – Посидишь с ним, пока я схожу за кофе? – Конечно. Мы же лучше всех! Правда, Том? Том пинал ногами воздух и ухмылялся. – Тебе что-то взять? – Нет-нет, я в порядке. Кейт зашла внутрь. В очереди к кассе она то и дело бросала взгляды туда, где сидели Ханна и Том. Ханна заметила это и ободряюще помахала ей рукой. Кейт быстро просмотрела ценники травяных чаев, но решила от них отказаться. Заказала капучино, пирожное и, бросив два кусочка сахара в кофе, пошла обратно. – Ну, расскажи мне, как у тебя дела, – попросила Кейт. – Да рассказывать особо нечего. Прямо сейчас у меня состояние менопаузы. Я постоянно потею и раздражаюсь. Это ужасно, но это долго не продлится. – Но выглядишь ты великолепно! – воскликнула Кейт, протягивая руку и касаясь рукава Ханны. Странное, инстинктивное движение, как если бы она надеялась украсть этой гладкости кожи и для себя. Ханна в ответ положила руку на плечо Кейт: – А как дела у тебя? – Я в порядке, – ответила Кейт. Мне кажется, я схожу с ума. В наступившей минутной паузе Кейт остужала кофе, а Том щебетал у Ханны на коленях. Кейт смотрела на прелестное дитя в объятиях своей старой подруги и чувствовала, как на глаза предательски наворачиваются горькие слезы. Она быстро наклонилась и вытерла их, надеясь, что Ханна не заметит. Но она, конечно, заметила. – Ты плачешь? Кейт кивнула, уже не сдерживая слезы. – Я в порядке, точно в порядке. Это просто… Платка не было, только маленькая тонкая салфетка на кофейном блюдце. Кейт высморкалась и выкинула салфетку, а Ханна протянула ей чистые: «Держи». Когда Кейт немного успокоилась, Ханна продолжила разговор: – Как Сэм? – С ним все в порядке. – А Кент? – Тоже нормально. – Что случилось, Кейт? – Я просто чувствую… иногда я чувствую, что потерпела в жизни большую неудачу. – В чем? – Во всем. Вот сегодня у меня даже салфеток не было. У моей мамы всегда были салфетки. Это именно то, что должно быть у каждой мамы. – Постой, – ответила Ханна. – Дай себе передышку. У тебя слишком много забот. Ты выглядишь усталой. Она наклонилась к Тому и прошептала ему на ушко: – Эй, послушай, ты ведь дашь своей маме передышку? Ей нужно поспать. – Вот увидишь, – заметила Кейт, – твой малыш окажется беспробудным соней, у тебя с первого дня все будет под контролем. Ханна рассмеялась. – Посмотрим. Кейт взглянула на Тома, чье внимание было приковано к гуляющей рядом собаке. Когда ему надоедало следить за ней, малыш переводил взгляд на раскидистые деревья, растущие на склоне Парламентского холма. Она вдруг вспомнила свой сон, в котором царили руины и разруха. – Хан… – Да? – Мне вдруг стало страшно. – Чего же ты боишься? – Всего. Будущего. Кейт потерла ладонью татуировку с пауком, то и дело попадающую под рукав. – Я все время думаю о Люси. О том, где она сейчас. – Неужели? Где бы она ни была, с ней в любом случае все в порядке. Кейт, соберись, у тебя есть Том. У тебя есть Сэм. У тебя своя жизнь. – А что если это не моя жизнь? – Что это значит, черт возьми? – Я просто чувствую… – Что? – в голосе Ханны послышалось нетерпение. – Что ты чувствуешь?