– Тсс! Это-то мне и надо. – Что вы хотите выяснить? – посерьезнел он и пододвинул мне стул. В пекарне было несколько столиков, где можно было выпить чаю с только что испеченными булочками и – наверняка – перемыть косточки соседям со всеми удобствами. Я пожала плечами. – В деревне знают все и обо всех. Нужно только уметь слушать. Когда миссис Харрис вернулась с блюдом мясных пирожков для Чарльза, клубничным пирожным для меня и куском яблочного пирога, я уговорила ее присесть с нами. Миссис Харрис немного поотнекивалась, но быстро дала себя уговорить. Налила себе чашечку чаю (кажется, в эту «чашечку» вместился полный чайник) и принялась болтать. Глаза у Чарльза быстро подернулись той туманной пеленой, с которой мужчины внимают скучным женским разговорам. Я же старательно поддакивала, нахваливала выпечку и пыталась хоть как-то направлять бурный поток разговора. Было это непросто, так что я обогатилась массой ненужных сведений вроде того, сколько зубов у внуков миссис Харрис – лучших детей на свете – и как выросли цены на муку. Впрочем, жемчужин в этом навозе попадалось немало. – Бедняжка Рут, – вздыхала миссис Харрис, подперев щеку рукой. Две чашки чаю и тарелка пирожных привели ее в благодушное настроение. – Слишком уж она идеальна, все так говорят! Вы меня понимаете, моя дорогая? – Конечно! – заверила я, ковырнула вилкой очередное пирожное и запила сладость во рту глотком чая. Миссис Харрис продолжила запальчиво: – Мистер Бриджерс так и сказал мне. Мол, жуть она на него нагоняет. Слишком уж она энергичная, слишком самостоятельная. Приход, конечно, без нее пропадет. Только вот мужчины таких не любят. Поэтому в ее-то годы – и не замужем! Она неодобрительно покачала головой, а Чарльз поперхнулся последним пирожком. Миссис Харрис всполошилась, поняв, что допустила вопиющую бестактность. – Дорогая, – она порывисто коснулась моей ладони своими пухлыми пальцами с обручальным кольцом, которое впилось в кожу, – я вовсе не хотела!.. Я не думаю… В общем-то, я хочу сказать, что у Рут Миллер нет обычных человеческих слабостей. Она как будто из металла сделана! И вас, дорогая миссис Харрис, это ужасно огорчает. Ведь если у ближнего нет грешков, то и поговорить не о чем. – Вы, моя дорогая, – продолжила миссис Харрис, от волнения глотая окончания, – вы совсем, совсем другое дело! Не такая рыбина мороженая, да простит меня Господь! В этом же духе она продолжала еще долго, пока нас не спасла миссис Шилдс, которая явилась за булочками. Мы быстро распрощались и, прихватив пакет с пирожными для Роуз, оставили дам перемывать нам кости. – Уф. – Вырвавшись на свежий воздух, Чарльз провел ладонью по лицу, будто снимая паутину. – Как вы это выдерживаете, Мэри? – Закалка, – усмехнулась я. – Я ведь дочь викария, с детства привыкла к таким разговорам. Чарльз посмотрел на меня с нешуточным уважением и признался: – У меня бы мозг вскипел. Надеюсь, вы хотя бы выяснили то, что хотели? – О да, – протянула я довольно. – Даже более чем. Чарльз подвез меня в «Ивы», высадил на подъездной дорожке, поцеловал в щеку и укатил. Мистер Джоунс, забыв про секатор в своих руках и неподстриженную живую изгородь, таращился ему вслед. – Ну и ну, – покачал головой он наконец. – Богатого ухажера, значит, отхватили? И не понять, чего больше в его голосе: осуждения или облегчения. Еще бы, станет ли подруга богатого холостяка работать компаньонкой у пожилой леди? А главное, станет ли пожилая леди терпеть такую, с позволения сказать, вертихвостку? Впрочем, леди Присцилла – это не какая-нибудь престарелая дева, давно позабывшая о простых радостях жизни. Ведьмы к этому относятся проще. Хотя мы живем в мире, где всем – будь ты ведьма, потомок светлых фэйри или оборотень – приходится соблюдать человеческие условности. – Мистер Джоунс, – спохватилась я, когда он побрел вглубь сада, на ходу устрашающе пощелкивая секатором. – Скажите, у вас сохранился список трав, которые хотела купить мисс Миллер? – Ну… да. А вам зачем? – Он воззрился на меня из-под кустистых бровей, напоминающих высушенный ковыль. – Мисс Миллер будет покупать травы у леди Присциллы, – сообщила я, слегка опередив события. Своего согласия леди еще не дала, хотя я не сомневалась в ее ответе. Садовник поворчал, но все-таки принес список. Я быстро пробежала его глазами, благо почерк у Рут Миллер был идеальный, хоть сейчас бери за образец каллиграфии. Мята, лаванда, ромашка, чабрец, шалфей мускатный… А это еще зачем? Я подчеркнула ногтем следующее название, которому нечего было делать в списке добропорядочной сестры викария, и довольно улыбнулась. Мои подозрения окрепли… Тихонько проскользнуть к себе не удалось. Роуз, леди Присцилла и доктор Пэйн как раз пили чай на веранде в тени роскошного лилового клематиса. Роуз и доктор оживленно болтали, склонившись друг к другу. Любо-дорого посмотреть! Я бы тихонько ушла, но меня заметили. – Тетя Мэри?! – Племянница округлила глаза. – Не узнаешь? – пошутила я, целуя ее в щеку. – Немудрено, – веско вставила леди Присцилла, поднося к губам чашку. – Вам, милая моя, это платье очень к лицу. – Тетя, но… – На милом лице Роуз проступило удивление пополам с подозрением. – Ты же пошла прогуляться? Тогда откуда?.. Едва ли можно было сослаться на то, что платье с жакетом мне пошили лесные феи, так что пришлось сознаться: – Я и прогулялась, в Лозборо… С Чарльзом Гилмором. Все равно этого не утаить, ведь так? Доктор Пэйн поперхнулся чаем, Роуз едва не выронила чашку, а леди Присцилла украдкой мне подмигнула. – Но, тетя! – начала Роуз, совладав с голосом. – Я думала, для сердца полезны пешие прогулки, а не… – Прогулки с джентльменами тоже полезны для сердца, – изрекла леди Присцилла наставительно. – Если, конечно, не позволять джентльменам это сердце разбить. Она, посмеиваясь, принялась за пирожное. Я улыбнулась и перешла в наступление: – Роуз, дорогая, не ты ли советовала мне обновить гардероб и больше развлекаться? – Тетя! – Она устыдилась, вскочила и порывисто меня обняла. – Прости, я просто… – Растерялась, – закончила я понимающе, гладя ее по спине. Уверена, Роуз искренне желала мне счастья. Она наверняка тайком вздыхала над моими чудачествами и манерой одеваться. Однако новая я – в красивом платье, с кавалером – пошатнула казавшийся незыблемым фундамент ее мира. Как будто на елке выросли груши! Отказавшись от чая – больше в меня бы попросту не влезло, – я отправилась к себе. Переодевшсь в привычное облачение старой девы: прямое темно-коричневое платье до середины голени, скрепленное на горле недорогой жемчужной брошью, хлопковые чулки и надежные туфли на низком ходу, я дополнила наряд такими же унылыми темными перчатками и шляпкой, которую оживлял лишь скромный букетик мимозы. Критически осмотрела себя в зеркале – хороша, ничего не скажешь! – и спустилась в холл, к телефону. Сначала два звонка по знакомым номерам. Пришлось быть предельно аккуратной, чтобы не сказать лишнего, но главное я выяснила. Я глубоко выдохнула, нажала на рычаг и попросила телефонистку: – Будьте добры, дом полковника Хьюза. К Чарльзу Гилмору, как шепчутся в деревне, инспектор сейчас приходит только ночевать. – Соединяю… – На линии защелкали тумблеры, и телефонистка противным голосом сообщила: – Дом полковника Хьюза на линии. Я дождалась, пока ответит дворецкий, и сказала: – Это мисс Райт. Инспектор Баррет у вас?.. Чудесно! Пригласите его, будьте добры. – Да, мисс! – важно ответствовал старый дворецкий и удалился, шаркая ногами. Сдает, бедняга. Почти сразу послышался чуть удивленный голос инспектора Баррета. – Добрый день, мисс Райт. Слушаю вас. – Мне нужно с вами поговорить, – сказала я торопливо. – Не по телефону. Трубка, вырезанная из слоновой кости (дешевых материалов леди Присцилла не признавала), скользила в руке.