– Беспокойная ночь, – сказал один из медиков. – Звонок из кабинета смотрителя парка. Какая-то дурочка ушла под лед на озере Мариан. – Как можно быть настолько глупой, чтобы выйти в такую ночь на лед? Все тает. * * * В другой машине скорой помощи на носилках лежала девушка. – Сердцебиение есть? – быстро спросила женщина из скорой. – Пока нет. – Ладно, продолжайте непрямой массаж сердца. Я введу ей трубку и начну отсос. Женщина использовала ларингоскоп, чтобы вставить трубку через рот девушки в трахею. – Пена идет? – спросил другой фельдшер. – Конечно. Она наглоталась озерной воды. – Как думаешь, сколько она провела подо льдом? – Понятия не имею. – Ладно, отсос закончен. Я вытянула около пятидесяти кубиков жидкости. Начинаю вентиляцию. Женщина стала сжимать мешок для вентиляции легких, который был подсоединен к кислородному баллону. Фельдшер остановил массаж сердца и прижал стетоскоп к груди. – Есть сердцебиение! Очень слабое. – Монитор ЭКГ показал очень медленный пульс. – Позвони в реанимацию и предупреди, что у нас. – Здравствуйте, это Пит с пациенткой, примерно… тринадцати лет, найденной на озере Мариан. Изначально потребовалась сердечно-легочная реанимация, но она среагировала на непрямой массаж сердца, отсос жидкости и кислород. Продолжаем вентиляцию, слабый пульс с частотой сорок два. Женщина приподняла девушке веки и посветила туда маленьким фонариком. – Сокращение зрачка? – Нет. – Сокращения зрачка нет, – сообщил Пит. * * * Брианна размышляла, умерла ли она. Непонятно. Но где бы она ни оказалась, тут не плохо. Совсем не плохо. Она чувствовала себя странно отдохнувшей и свободной. Ей стало интересно, что подумают родители. Знали ли они? Их идеальная доченька уже падала в их глазах, а теперь еще и под лед. Мамина мечта разрушилась. Карьера, которой мать никогда не занималась, навязывая ее дочери. Теперь ей конец? Брианна чуть улыбнулась в коме. Как и браку ее родителей? Папа съехал несколько недель назад. Больше никакого «Международного дома блинов»[35], завтраков по воскресеньям, где приходилось притворяться счастливой. «Международный дом блинов», пристанище для разведенных родителей, которым предоставляют право на еженедельное посещение детей, с которыми они едва ли умеют разговаривать. С этим покончено. Хватит. Но в глубине почти умирающего, задыхающегося мозга Брианны была и другая мысль. Она не могла вспомнить, какая, но жизненно важная, имеющая смысл. Брианна что-то сделала, что-то важное, ценное, не для нее, а для кого-то другого. Может быть, она спасла кому-то жизнь? Что это было? Вот бы вспомнить, тогда можно уйти с миром. Марисоль… Марисоль… – Твоя бабушка – удивительная женщина, – сказал доктор Фрид, постучав по перилам больничной койки. – Кардиостимулятор справляется как надо. – Чудеса медицины XXI века, – вздохнула бабушка. – Подумать только, как они справлялись… тогда… «Осторожно, бабушка», – мысленно предупредила Роуз. Образ сумасшедших врачей, пускающих кровь королеве Марии, по-прежнему ярко жил в ее памяти. Она знала, что мнимый ребенок так и не появился на свет. – Думаю, завтра вас можно вернуть домой. А ваша замечательная внучка сможет пойти в школу. «Легкий сердечный приступ» бабушки, как его назвали, случился в пятницу вечером, а сегодня вторник. Они сказали Сэму Голду, что к ним приходили люди из ICE. Он посоветовал Марисоль не ходить в школу несколько дней, планировал лично пойти туда и поговорить с директором Фуэнтес о звонке Злых Королев в миграционную службу. Как только врач вышел из палаты, на телефон Роуз пришло сообщение. Джо. Ты не поверишь, но Трио Апокалипсиса, возможно, на самом деле конец: Кэрри, Лизе и той тупой курице, которую ты называешь Динь-Динь. Но знаешь, у кого проблемы посерьезнее? У Брианны. Она в коме, в больнице Святого Винсента! Провалилась под лед в ту же ночь, когда у твоей бабушки случился сердечный приступ. – Ого! – выпалила Роуз. Доктор Фрид, будучи уже на полпути к двери, резко повернулся: – Что-то не так, Роуз? – Ох… Я только что узнала, что… – Стоит ли сказать «подруга»? Да, стоит. – Что моя подруга в коме и находится в этой больнице. – А, да, девушка, которая провалилась под лед на озере Мариан. Кажется, это случилось в ту же ночь, когда привезли твою бабушку. Она внизу, в реанимации. Никаких посетителей, кроме семьи. – Да, конечно. Но Роуз решила спуститься в любом случае. Она не могла остаться в стороне. У всех палат интенсивной терапии были очень большие стеклянные стены. Там висели разделительные шторы, но она сразу же заметила, что в одной палате они не задернуты. В комнате находилось три человека. Врач стоял в изножье кровати со стетоскопом на шее. Еще двое, мужчина и женщина, будто застыли рядом. Должно быть, это родители Брианны. К ней подсоединили сеть трубок, она лежала совершенно неподвижно, накрытая простынями. Полдюжины экранов мерцали непонятными цифрами с аппаратов, которые, как решила Роуз, должны следить за ее дыханием, пульсом и неизвестно чем еще. Мозговыми волнами? Роуз закрыла глаза и сглотнула слюну. Бедная Брианна… Зашел врач, а следом за ним – трое студентов-медиков. – Это тринадцатилетняя девочка, которая упала под лед во время катания. Она не может дышать самостоятельно, поэтому на аппарате искусственного дыхания. Мы получаем противоречивую информацию об активности мозга. Она выглядит абсолютно невосприимчивой к любым стимулам. – Сознание угасло? – спросила студентка. – Сложно определить в данный момент. Вполне возможно, что она слышит, но не может ответить или подать сигнал каким-либо ощутимым образом. Роуз видела, что в палате врач обращается к родителям Брианны. – Знаете, мистер и миссис Гилберт, на данном этапе очень трудно что-либо сказать. Позже сегодня мы проведем оценку стимулов. Есть большая вероятность того, что Брианна нас слышит, но не может ответить. – Но если она провалит эту оценку? – Голос Мэг Гилберт перешел на отчаянный писк. «Провалит? Господи, мама!» – подумала Брианна. – Тогда это будет значить… как это называется? Устойчивое… вегетативное состояние? – спросила Мэг Гилберт. «Ой, хнык-хнык, мама, вместо фигуристки у тебя будет овощ!» Брианна была в странном месте, наподобие пейзажа из сна. Она слышала родителей, но не имела никакого желания отвечать. Она каталась на коньках, но, возможно, не по льду. По облакам? По гребням волн? В далеком-далеком море? Она решила попробовать двойной аксель. Да, двойной аксель. Что ей терять? Свою жизнь? Мозг? Звуки аппаратов, поддерживающих ее жизнь, сливались в прекрасную музыку. «Это рай?» – подумала она. – Вы хотите сказать, что ее там нет?! – зашипела Сара Мортон на двух стражей, у одного из которых был приказ арестовать Роуз Эшли. – Ни следа, мисс. – Но я видела, как она покидала свою каморку меньше десяти минут назад. Видела, как ее тень проскользнула за угол. Должно быть, она сейчас в прачечной. Она шла туда с муслиновыми пеленками для королевских родов. – Сара была в ярости. – Идемте со мной. Она должна быть там. Сара шагала, кипя от возмущения. Через полминуты она заметила что-то белое на каменном полу. Как ищейка, пущенная по следу, она наклонилась и подобрала вещь. – Ха! – воскликнула Сара, триумфально поднимая муслиновую ткань. – Доказательство! Это детский подгузник! Их приходится стирать не менее двадцати раз, чтобы они стали достаточно мягкими для детского зада. Из-за статуи выглянула Беттина и быстро закрутила сальто на их пути. – С дороги, проклятый комок… жира! – закричала Сара. Но не успела Беттина отступить, как вылетела Джейн и впервые за долгие годы исполнила идеальное колесо. – Теперь еще и ты! – кричала Сара. – Да, я, шутница Джейн! И тебе ку-ка-ре-ку! – Она сделала высокий мостик и заплясала кругами вокруг них. – Идиотка! За мной, в прачечную! – крикнула Сара охранникам. Беттина и Джейн обменялись нервными взглядами. – Удачи, дитя, – прошептала Джейн, взяв руку Беттины и сжав ее.