— Вы серьезно? — с плохо скрытой радостью спросил он, едва сдерживая улыбку. — Если антер ну — между нами, то могу сообщить вам еще больше. Вы можете в своем послании в журнал написать: «Как мне стало известно из достоверного источника, близкого к правительственным кругам, король Хусейн обратился к советскому правительству с просьбой поставить для иорданской армии стрелковое оружие, современные танки и самолеты». Сенсационное сообщение. Боб ничего не записывал, поэтому я заключил, что у него в кармане пиджака спрятан диктофон. — Наши с вами дружеские отношения зародились еще в Каире. Вы помните тот осенний вечер в баре «Виктория»? — Я сделал паузу и снова слегка улыбнулся. — Конечно, конечно! Такое разве можно забыть! — поспешил он перехватить инициативу. Для него это был неприятный эпизод. — Я вам сообщу сенсацию: король попросил разрешения самому опробовать «МИГ». Завтра он поднимется в воздух и расстреляет на полигоне весь боекомплект, которым снарядят ему самолет. Боб ошеломленно глядел на меня, не в силах поверить в ту удачу, которая повернулась к нему вдруг лицом. — Вы не разыгрываете меня? Вы, русские, большие специалисты по части розыгрыша нас, американцев. То ваш бывший премьер Никита Хрущев выдает нам афоризм с трибуны Организации Объединенных Наций про кузькину мать. То он стучит по этой трибуне ровно десять раз каблуком туфли, а мы ломаем голову, почему именно десять раз. Пока наши умники не расшифровали, что десять ударов — это десять букв, с помощью которых он послал нас всех на мужской член. Эта чушь из уст американского корреспондента развеселила меня. Я снова улыбнулся ему и заверил: — Гоните свою информацию — это так же верно, как то, что именно я стою перед вами. Опоздаете — будете вторым или третьим, а это уже не сенсация. — Я могу сослаться на вас? — Только как на «достоверный источник, близкий к правительственным кругам». Завтра вечером вы мне позвоните, я смогу подтвердить информацию, что полет короля состоялся. — Я дал ему визитную карточку с телефоном, и Боб помчался к выходу. Ему уже здесь все было неинтересно. Главное — сенсация! На следующий день генерал Дагаев прислал нам с Любой пропуск, и его помощник майор Овчинников отвез нас на своей служебной «Волге» в Чкаловское. Здесь уже были посол Иордании Зурейкат, король Хусейн с сопровождающими его охранниками. Мы с Любой появились на площадке для гостей в ту минуту, когда генерал Дагаев что-то объяснял королю, и, к моему удивлению, говорил по-английски. Все-таки приятно, что король тебя не забыл: его величество первым поклонился, конечно, Любе, и подержал пару секунд ее маленькую ладошку. — Ваше величество, вы будете сегодня летать? — обратился я, задав вопрос королю. — Нет! Это произойдет завтра, — ответил он, а сам все поглядывал на очаровательное лицо моей жены. Я слышал, что он женат на фрейлине английской королевы, которая отличалась неземной красотой. Но сейчас понял, что земная красота Любы значительно выигрывала в глазах короля Хусейна. «Надо позвонить сегодня Бобу, чтобы придержал информацию до завтра, раз король сегодня не полетит». Мы потолкались на гостевой площадке, посмотрели демонстрационные полеты истребителей и уехали домой. — Не буду мыть руку целую неделю, — улыбнулась Люба. — Эту руку дважды держал король Хусейн. Вечером, едва я появился дома, позвонил Боб. Чувствовалось, что он с трудом сдерживает ярость. — Вы меня подставили, — процедил он сквозь зубы. — Боб, успокойся, он полетит завтра — это точно. Сегодня он не мог, у него менструация, — попытался я шуткой успокоить корреспондента. — Об этом он сказал мне лично сегодня утром. О чем король сказал утром, я не стал уточнять и повесил трубку. Оказывается, Боб уже успел загнать сенсационное сообщение в выходящий номер журнала. О своей встрече с американским корреспондентом я рассказал своему шефу Абрамычу. Он помолчал, переваривая информацию, и выдал заключение: — Тебе не следует с ним контактировать. Это ни к чему. — Он наш человек? — задал я мучивший меня вопрос. — В какой-то мере да. — Мне написать отчет о встрече с ним в ресторане рублей на шестьсот? Абрамыч взглянул на меня, в его глазах отразилась алчность, которая сменилась растерянностью. И хочется, и колется, и мама не велит, тут же прокомментировал я эту борьбу алчности с осторожностью. Вдруг Боб скажет своему шефу о нашей встрече в Доме приемов? А я подкину в финчасть отчет. Шеф Боба тоже напишет отчет о своих расходах на американца, и мы с Абрамычем задымим. Конечно, отбрехаться можно — не будут же спрашивать американского агента, ходил он в ресторан или нет. Неожиданно мне пришла в голову мысль повидаться со Шведовым. Я позвонил ему, и уже через пару часов мы сидели в кафетерии Дома журналиста. — Борис Сергеевич, я буду с вами откровенен, потому что по этому вопросу просто не с кем посоветоваться, — начал я без всяких подходов и восточной вежливости о здоровье и благополучии. — Я весь внимание, — в своей обычной иронической манере и с легкой улыбкой ответил Шведов. — С тех пор как Михаил Иванович стал моим шефом, я каждую встречу с дипломатами описываю как посещение ресторанов и представляю липовые отчеты. Я их уже написал видимо-невидимо, тома два будет и больше. Две трети суммы забирает Михаил Абрамович. В общем, грабим родной Комитет государственной безопасности, — с горькой иронией закончил я свою исповедь. — Чего ты, собственно, раскисаешь? Все грабят! Есть возможность — берут. Страшно не это. Помнишь, я предупредил тебя, что это опасный человек: надо пройти по твоим костям — он пройдет. Когда вас разоблачат, Абрамыч все свалит на тебя и еще будет возмущаться, что ты его подставил. Для него нет пределов допустимой обороны — это учти в первую очередь. Есть альтернатива. Донеси первым. — Нет, я доносить не буду. Пусть как будет, так и будет. — Думаю, с тобой ничего не сделают: долби, что так и было. — Если будет расследование, я назову Абрамыча. Не хочется быть инициативным жуликом. — Смотри, тебе виднее. Главное, предел самообороны. У него наверху «волосатая» рука — выкрутится. Да и заслуги кое-какие ты ему обеспечиваешь. * * * Поездка в Грузию дипломатического корпуса как-то вытеснила из моего сознания Абрамыча и всякие махинации с отчетностью. В Шереметьево-2 мы садились в самолет утром. Дипломатов было где-то человек семьдесят. Некоторые послы ехали с женами. Очевидно, всем хотелось посмотреть этот экзотический край Советского Союза. В Америке была своя Грузия — Джорджия, но в СССР — это экзотика. У трапа ко мне подошел посол Таиланда господин Прамоут Чонгчарен и, улыбаясь своей загадочной восточной улыбкой, то ли спросил, то ли утверждающе сказал: — Говорят, грузины очень гостеприимны. — Да, вы правы, господин посол. Они считают гостя искренним, если он отвечает на их тост выпитым бокалом вина. — У меня больная печень. Может быть, мне не ехать в Грузию? Меня ведь посчитают неискренним гостем. — Вы буддист? — Конечно. Пятое колено, — с гордостью сказал посол. — Вот и прекрасно. Так и говорите, что вы буддист пятого колена. Религия запрещает вам принимать спиртные напитки. Если это случится, вам придется ехать в Таиланд и в храме Солнца молиться о прощении перед самим Буддой. Я думаю, грузины от вас отстанут. Но это будет каждый день и по два-три раза на дню. Вы готовы проявить стойкость? Если да, то пошли в самолет. Пока мы разговаривали с послом Таиланда, я и не заметил, что за мной наблюдает Анели фон Вальтер. До чего же она хороша! Когда смотришь на ее очаровательное лицо, забываешь, что у нее четверо детей и ей скоро пятьдесят. Нежная, обаятельная улыбка. Мне кажется, она стала еще прекраснее с тех пор, как я видел ее в Сибири. Я пошел к ней, желая поднести к трапу ее багаж. — Не видела вас целую вечность, Анатоль, — сказала она, одарив меня обворожительной улыбкой. Вы не были у нас на приеме. Почему? — Мне очень жаль, но меня почему-то не приглашают в посольство ФРГ, — улыбнулся я в ответ. Она сделала удивленные глаза. — Считайте, что вас пригласили. У нас будет узкий прием в резиденции посла по случаю дня рождения нашего первого канцлера Конрада Аденауэра. Вы — наш гость! Я был польщен — меня приглашали на узкий раут. Вызывало колебание то обстоятельство, что я не знал, как мне поступить: сказать, что я приду с женой или не сказать? Я решил, что пойду без жены. В самолете хотел сесть рядом с послом Кувейта Саидом Шаммасом. У нас были дружеские отношения, мы дарили друг другу подарки. Правда, по стоимости они были далеко не равноценны. Например, я подарил ему кляссер с хорошим набором советских марок. Кстати, их стоимость оплатил вдвойне КГБ. Мой подарок растрогал Саида, он жал мне руку и повторял: — Шукран! Шукран! (Спасибо!) Я ничего подобного не имел! Может быть, по-восточному он лицемерил, но мне было приятно, что я угодил ему. Мы с Любой пригласили его в ресторан «Узбекистан». Я там побывал заранее, заказал столик на четверых — думал, супруга Шаммаса снизойдет до нас. Она все же была то ли дочерью, то ли племянницей верховного главы ислама в Ираке или в Иране. Но я ошибся: за пару часов до встречи мне позвонила секретарь посла Галя и сказала, что он приедет один. Они полночи грызлись. Галя оставалась в посольстве допоздна. У нее были дела, и она слышала, как визгливо кричала на Саида его супруга. Галя думает, что в ней спеси больше, чем достоинства. Она персиянка и считает, что осчастливила Саида, став его женой с приданым в несколько нефтяных вышек. А еще и потому, что в ее жилах течет кровь предков, служивших Мухаммеду. Шаммас был тоже не бедняк и не безродный. Я как-то спросил его, богатый ли он человек и как нажил свое состояние. Саид посмеялся над моим вопросом и ответил: «Мой род идет от кочевников. У нас были сотни верблюдов. Потом нашли нефть, и Кувейт превратился в жемчужину. Мой отец быстро цивилизовался, дал мне образование, мы в каком-то родстве с шейхом Кувейта. А богатым я стал очень просто. Когда женился, наши родители дали мне в приданое лопату. Я пошел во двор, копнул землю, пошла нефть. Сейчас мое состояние оценивается где-то под сотню миллионов». Я предупредил швейцара, что приедет посол Кувейта, чтобы его беспрепятственно пропустили в ресторан. Сопроводив десяткой свое предупреждение, я был уверен, что этот громила в ливрее раскидает всю очередь возле двери и пропустит Шаммаса в зал. Так оно и было: едва машина остановилась у ресторана — флажок Кувейта на радиаторе указывал, что приехал посол, — швейцар распахнул двери и прикрикнул на тех, кто стоял снаружи. Посол вошел в зал, высокий, статный, красивый. Недаром его называли «мистер дипломатик ко» — «господин дипломатический корпус» — самый красивый дипломат. Я пошел ему навстречу. В ресторане было много узбеков. Они любили проводить здесь вечера и поразились, узнав, что ресторан посетил посол Кувейта. — Анатоль, я опоздал немного. У моей жены неожиданно разболелась голова. — Он улыбнулся приветливо, и никакой печали по поводу внезапно заболевшей супруги на его лице я не заметил. Люба его просто сразила своей красотой и прекрасной улыбкой. Он, пораженный, глядел на нее и не мог произнести ни слова. Только взял ее руку, долго держал, потом поцеловал. — Анатоль, где вы взяли это чудо природы? — тихо спросил Шаммас. — Я просто рад, что моя жена не пришла сегодня в ресторан, иначе была бы ужасная сцена ревности. Я бы не смог скрыть своего восхищения. Я перевел Любе его восхваляющие красоту сентенции. Она вспыхнула и наклонила голову — уж конечно, это было ей чрезвычайно приятно слышать. Официант принес целое блюдо различной зелени, потом бутылку шампанского и замечательное вино Пино гри. Неожиданно он поставил на стол еще две бутылки шампанского. — Мы больше не заказывали, — возразил я, но официант, загадочно улыбнувшись, сказал: — Это посылают большому гостю вон с того стола. — Он указал на двух мужчин у окна. — Да, но это кавказский обычай. А мы в узбекском ресторане. Нам ведь надо отвечать?