…Люба очаровала всех. Ближневосточная редакция признала ее своей. Сурен Широян написал для нее стихи-экспромт и в духе армянской лести восславил ее красоту и преданность мужу. Потом, когда мы уже пили кофе, я предложил всем посмотреть необычную выставку Ивана Рогова. Она произвела на всех большое впечатление. Саша Алиханова заметила, что художник, видно, пережил в жизни трагедию: картины отражают его боль и скрытый мир его видений. Я не знаю, по каким признакам она все это определила, потому что я дилетант в понимании живописи, но, видно, так оно и есть. — Он напоминает мне Босха, художника с больной психикой. Но написано просто гениально. Хотелось бы с ним поговорить. «Ах, дорогие мои друзья и коллеги, как я вам признателен, что вы поняли правильно этого человека и оценили по заслугам». На следующий день позвонил Абрамыч. Мы встретились, и он без всяких подходов спросил: — Был вчера в Домжуре? «Черт! Кто-то уже донес. Кому-то надо было отработать хлеб». — В общем, так. Напиши отчет, что ты ужинал в Доме журналиста с послом Чили, как его там, и его дочерью. Не скупись! Его скоро отзывают. Мне нужны срочно деньги. Я написал этот липовый отчет, тем более что у меня были хорошие отношения с Памелой. Абрамыч проворчал, что можно было бы и большую сумму — например, подарок дочери. Я приписал подарок, золотые часы. Он забрал этот документ, подписанный «Роджером». Масимо Пачеко и его дочь не подозревали, что сработали на КГБ. Если посчитать, я уже много получил за свои встречи то с послами, то с секретарями посольств. Например, мнимая встреча с консулом Нигерии господином Абдулкадиром Дафуа Гадау в ресторане «Седьмое небо» на телевизионной башне обошлась КГБ в шестьсот рублей, а с временным поверенным в делах посольства Кувейта господином Насралахом стоила еще дороже. Злейка Шихаби из пресс-службы короля Иордании обошлась госбезопасности в семьсот рублей. Конечно, я с ними со всеми встречался то на приемах, то на экскурсиях, то на концертах. Отношения у меня с ними были дружеские, но Абрамыч считал, что для руководства звучит солиднее, когда эти отношения подкреплены обедом, ужином, подарком за мой счет, в смысле — КГБ. Две трети суммы я отдавал своему шефу и числился у него на хорошем счету. Если еще учесть, что после каждого приема в посольствах я писал на четырех-пяти страницах о том, что порой очень интересовало службу КГБ, то мои дела вообще шли в гору. Иногда информация была захватывающей, и Абрамыч это не скрывал. В общем, мы регулярно крали у КГБ сотни рублей, но госбезопасность от этого не слабела. Вначале мне все это было противно, но потом я вошел во вкус. Когда в ряде стран интервью с послами об их впечатлениях от поездки в Узбекистан были опубликованы, Абрамыч просто возликовал. Я понял, что стал курицей, несущей для него золотые яйца. Как же иначе? Он организовал　и воспитал агента, который по его указаниям внедрился в дипломатический корпус и установил дружеские отношения с рядом дипломатов высшего ранга. Если взглянуть трезво хотя бы на один важнейший факт таких отношений, станет ясно, что Абрамыч был уже на коне. * * * Как-то неожиданно он позвонил мне перед обедом и открытым текстом — времени для конспиративной встречи не было — сказал: — Анатолий, покажи, что ты способен на многое. То, что я хочу тебе предложить, это моя карьера, это твой авторитет в КГБ. Вывернись наизнанку, но выполни! Инициатива в твоих руках, как решишь, так и будет. Главное — результат. Мы получили информацию с борта французского самолета, который летит сейчас в Москву. Там глава алжирского Революционного совета. Он летит без предупреждения, без согласования повестки переговоров. Встречать его по протоколу должен глава правительства СССР. Он выезжает в Шереметьево через час. Надо выяснить, с какими вопросами едет гость, чтобы успеть поставить нашего Премьера в известность. Ну и задачу он мне поставил. Конечно, я бы, наверное, мог позвонить послу Алжира господину Омару Усседыку. Мы с ним уже установили добрые отношения. Он даже оказал как-то мне услугу. По моей просьбе дал указание срочно выдать визу нашему корреспонденту Саше Мельникову, который уже месяц ждал этого решения. Потом я подумал, что Усседык может уклониться от прямого ответа на мой вопрос о цели визита главы Революционного совета. Если бы это не держалось в секрете, посол сам бы поставил в известность МИД СССР. Пожалуй, надежным источником для получения подобной информации мог быть посол Хашимитского королевства Иордании Абдулла Зурейкат. С ним мы дружили, не раз вели доверительные беседы. Он знал о моих связях в высших правительственных и партийных кругах, поэтому мог оказать мне услугу. Я был уверен, что послы Туниса, Алжира, Судана, Кувейта, Иордании обмениваются различной информацией, их связывают дружеские отношения. Я заключил это на том основании, что однажды был приглашен послом Судана господином Османом Абдаллой Хамидом на ужин в его резиденцию. И там, в узком кругу, встретил Абдуллу Зурейката и посла Кувейта Саида Шаммаса. Мы довольно тепло обменялись приветствиями. Сейчас для выполнения поставленной передо мной задачи я оценил Зурейката как наиболее подходящую кандидатуру. Я попросил по телефону секретаря соединить меня напрямую с послом. — Дорогой Абдулла, беспокоит Анатоль. У меня очень серьезный вопрос. Я хотел бы с вами сейчас встретиться. — Мы уже давно называли друг друга просто по имени. — Я очень сожалею, но у меня через час назначена встреча с сэром Харрисоном. Я готовлюсь к этой встрече. Это важно? — Очень прошу. Мне нужно всего десять минут. Он не мог мне отказать, и вскоре я уже был в посольстве. Мы обнялись и поцеловались — так у нас уже было принято. Несмотря на спешность, Зурейкат выдержал восточный ритуал. Он задавал вопросы о здоровье, о делах. Я, в свою очередь, поинтересовался его здоровьем, здоровьем его супруги, и только после того как мы выпили по чашке принесенного нам кофе, я напрямую спросил: — Вы в курсе, что председатель алжирского Революционного совета летит в Москву? Какие вопросы он поставит перед главой советского правительства? — Это конфиденциальная информация, но вам я сообщу. Его интересуют два вопроса: обеспечит ли Советский Союз алжирский экспедиционный корпус необходимым оружием для войны против Израиля? И второй: выступит ли сам Советский Союз, когда вновь начнутся боевые действия на Голанских высотах в Сирии? — Думаю, оружие мы дадим, а воевать против Израиля не будем — это мое мнение. Но я вам очень признателен за информацию. Вы поедете встречать в аэропорт? — Да, после визита к сэру Харрисону я поеду прямо туда. Сохраните в тайне, что именно я вам рассказал. — Не сохранить — было бы большим свинством с моей стороны! Мы распрощались. Я прямо с первого же автомата позвонил Абрамычу и сообщил эту чрезвычайно ценную информацию. Глава советского правительства был уже в пути в аэропорт Шереметьево. Информация догнала его в дороге. На следующий день Абрамыч сказал, что начальство выражает мне благодарность. Его же, как мне позднее передал Борис Сергеевич Шведов, представили к ордену Красного Знамени. А мне сухую благодарность! После такой удачи, как я понял, мой шеф раструбил, что его агент настолько глубоко внедрился в дипломатический корпус, что может запросто входить в контакт с послами и получать нужную информацию. Отсюда проистекала тайная идея: чаще писать отчеты о несуществующих встречах в ресторанах и получать деньги. Абрамыч стал наглеть. Были недели, когда я якобы встречался с дипломатами по два раза. Я чувствовал, что пахнет провалом: в финорганах КГБ мои отчеты кого-то насторожат, и меня поймают на липовых бумагах. Но за моей спиной стоял Абрамыч — это успокаивало. Одно важнейшее событие отодвинуло все мои опасения. Мне позвонил посол Иордании господин Зурейкат и просил приехать к нему в посольство. Мы тепло встретились, выпили по рюмке коньяку, по чашке кофе, обменялись заботой о здоровье и лишь потом приступили к вопросу, ради которого он меня пригласил. — Хочу вам сообщить, что в Москву прилетает его величество король Хусейн! — Мне известно об этом. — Но вы не знаете, с какими вопросами он едет. Его величество король Иордании хочет обратиться к советскому правительству с просьбой предоставить Иордании оружие — стрелковое, танки и самолеты. Вы понимаете положение короля, если ему вдруг откажут? И мое положение тоже? Если я буду уверен, что ему не откажут в его просьбе, я буду рекомендовать обсудить этот вопрос с главой правительства. Если же нет, то король поднимать эту проблему не будет. В этом может быть задета честь иорданского монарха. Вы меня поняли? Для меня это важно! — Дайте мне два дня сроку, я проконсультируюсь и дам вам точный ответ. — За два дня, я надеялся, Абрамыч решит вопрос и проинформирует меня. Получение такой информации было чрезвычайно важно — это укрепляло мой авторитет в глазах всех арабских послов. В противном　случае меня ожидал провал. Об этом предупредил Абрамыча и добавил, что, если я не сообщу Зурейкату положительную или отрицательную информацию, меня можно списать с дипломатического корпуса. Надо сказать, что Михаил Абрамович очень старался. Вечером он позвонил мне прямо домой и сказал: — Передай, пусть просит все что угодно, кроме атомной бомбы! — В его голосе звучало торжество, и, видно, он передал мне слово в слово то, что ему было сказано сверху. * * * Приезд короля был важнейшим событием в жизни арабских дипломатов. Они-то хорошо знали, чего хочет король и что его просьбу удовлетворят. Еще они знали, что эту информацию по своим каналам получил я. Зурейкат не скрыл от них, что имел встречу со мной. «Чрезвычайный и Полномочной посол Хашимитского королевства Иордании господин Абдулла Зурейкат имеет честь пригласить господина Головина с супругой на прием по случаю визита в СССР его величества короля Иордании Хусейна». Люба заволновалась. Оказывается, ей «совсем не в чем идти на такой прием». Мы, конечно, посетили ряд магазинов и приодели мою супругу по случаю такого важного события. Прием был устроен на Воробьевых горах в правительственном Доме приемов. Гостей встречал сам Зурейкат, его супруга и… сравнительно молодой мужественный монарх. — Ваше величество, — сказал Зурейкат, обращаясь к королю, когда мы с Любой вошли в зал, — позвольте представить вам большого друга арабов и особенно народа Иордании! Это было уже слишком, но король улыбнулся, пожал руку мне, потом моей супруги, задержав ее дольше, чем обычно, и с улыбкой, обнажив целый ряд хороших крепких зубов, сказал: — Мы рады, что здесь у нас есть настоящие друзья. Желательно видеть вас в нашем королевстве! Зурейкат кивнул головой, что означало: «Мы пригласим супругов посетить Иорданию». Гостей в зале было видимо-невидимо. Здесь прохаживались по залу под руку с каким-то полным господином Юлия Борисова, Наталья Фатеева; Михаил Ульянов стоял у круглого стола. Подошел пожать нам руку Миша Козаков, потом мы пообщались с Григорием Абрикосовым и многими представителями международных организаций. Среди гостей я заметил генерал-полковника Дагаева, начальника Десятого главного управления Генерального штаба. От него будет зависеть, что и как предложить королю — он распоряжается вооружением и кадрами для развивающихся стран. Генерал заметил нас с Любой и подошел к нам. — Позвольте представить вам мою супругу, — сказал я ему, когда мы обменялись рукопожатием. Он как воспитанный человек поцеловал ей руку и искренне сказал, что она очаровательна. — Завтра будете показывать товар королю? — спросил я Дагаева. — Просит разрешить ему полетать на «МИГе», он ведь классный летчик. Пусть попробует. Наш «МИГ» посильнее американского «Фантома» и французского «Миража». Мы ему подвесим весь боекомплект, пусть развлечется на полигоне. Вы приедете туда? Будет интересно. — У меня нет пропуска. — Я распоряжусь. А вы, Любовь Владимировна, не желаете? Люба, конечно, пожелала. Женщина всегда есть женщина: ей очень хотелось потолкаться среди военных и арабов, послушать комплименты в свой адрес. …Главным гостем на этом приеме был президент или, говоря нашим, советским языком, Председатель Президиума Верховного Совета. Он стоял с королем Хусейном у большого широкого стола, уставленного закусками и винами. И вели они не пустую вежливую беседу, они говорили очень увлеченно и заинтересованно. И вдруг напротив них, отгороженных почти двухметровым столом, я заметил человека, чье лицо показалось мне очень знакомым. Эти слегка оттопыренные уши, торчавшие вверх как у поросенка, и профиль, словно отчеканенный на монете: нос с горбинкой и выдвинутый вперед волевой подбородок. Прямо румынский король Михай, портрет которого был как-то опубликован у нас в прессе сразу после войны　по случаю его принятия в ВЛКСМ. Король Михай — комсомолец! Но я-то знал, кто это. Я его вспомнил, потому что забыть каирское приключение с этим человеком просто невозможно. Передо мной был корреспондент журнала «Ньюсуик» Боб Лейтер. Он стоял в неестественной позе — изогнулся на сторону, нависнув над столом, тянулся как можно ближе к президенту и королю Хусейну. Напрягаясь от усилий, американец хотел хоть что-то ухватить из их секретного разговора. Хотя бы намек на предмет их обсуждения, тогда смог бы выдвинуть гипотезу появления иорданского короля в Москве. Но они говорили тихо, и Боб никак не мог уловить, о чем идет речь. Он даже раскрыл рот, словно мог заглотить информацию, как локатором или микрофоном. Пока я наблюдал за ним, над его усилием «подцепить» информацию, я вновь увидел ту далекую картину в Каире, когда споил его и привел в номер гостиницы, а покойный Борис Иванович Визгун, правая рука Шеина, организовал на него потрясающую компру: голую на нем проститутку, а главное — фокусы с «голубым», подкрашенным женоподобным педерастом. Я тогда не смог досмотреть эту омерзительную сцену, но, видимо, она была очень эффектна, иначе Боб Лейтер не появился бы специальным корреспондентом, очевидно, того же журнала в Москве. Если бы его тогда не завербовали, то и близко не подпустили бы к нашей стране — КГБ за этим следит. Значит, он «наш», оттого и приглашен, и ловит секретную информацию из уст высших государственных деятелей. — Боб! — тихо окликнул я его. Он резко повернулся, в глазах блеснула растерянность. Но в следующую секунду они сузились, как бы лучше присматриваясь ко мне. Потом его губы дрогнули. Я понял, что он вспомнил меня. — Очень хочется узнать, о чем говорит президент с королем? — спросил я его с легкой иронической улыбкой. — Да, было бы очень интересно. Наверное, сенсация! — Они обсуждают вопрос возможных поставок советского оружия в Иорданию, — ошарашил я его своей осведомленностью и той свободой, с которой распорядился информацией. В этом не было ничего особенного: содержание переговоров и их предмет уже завтра будут известны в изложении ТАСС.