Помню, мама, отлично помню. Такое забыть нельзя. Не дает ощущение неполноценности забыть это. — Сама подумай, — продолжает мама. — Зачем он тебе? Этот ребенок? Был бы еще от любимого человека… А так. Он же зверь, насильник. Кто от него родится? Ты знаешь, мы поддержим тебя. Ты еще молода. У тебя еще будут дети. От нормального, достойного мужчины. Ну, не плачь, иди ко мне. Она ведет меня к дивану и мы садимся вместе. Мама прижимает меня к себе. — Он будет напоминать тебе о том кошмаре, что тебе пришлось пережить, — тихо говорит она. — Ты не сможешь полюбить его, Милана. Не сможешь. И этот ребенок будет несчастлив без любви матери. Ее слова словно нож проникают в мое сердце. Но не могу ничего сказать в ответ. Она ведь права? Или нет? Видя мои сомнения, мама продолжает: — Давай я поговорю еще с врачом. Разве этот ребенок стоит того, чтобы рисковать из-за него своим здоровьем? Нет, не стоит. У тебя еще есть время подумать. Раз срок небольшой. Но нельзя затягивать. Да, и что тут думать. Подходит отец. Гладит меня по волосам. — Мама все правильно говорит, Миланочка. Послушай нас. У нас больше опыта. Мы желаем тебе только добра. На следующий день мама действительно созванивается с моим врачом. Я не слышу сам разговор. О его результатах мне рассказывает мама. — Врач подтвердил мои слова, — говорит она, заходя ко мне в комнату. — Слишком высок риск. Твой организм не готов к такому испытанию. Надо решаться. Да, Милана? Я не знаю, что ответить. Весь вечер я чувствую немой укор родителей. Мы больше не поднимаем эту тему, но она негласно висит в воздухе. И я, наконец, решаюсь. — Мама, позвони, врачу. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 92. Дамир Все мои мысли сейчас там, рядом с Миланой. Где бы она не была. У меня нехорошее предчувствие. Она не отвечает на звонки. Я не знаю, что она сейчас чувствует. Знаю лишь, что с ней все в порядке. Она дома у родителей. Туда я и еду сразу же, как только нас выпускают в «зеленый» коридор. Я не предупреждаю о своем визите. Костровы дома. Об этом мне доложила служба безопасности. Значит, самое время все разъяснить и забрать Милану. Звоню в дверь. Мне никто не открывает. Звоню еще. Тишина. Тогда стучу кулаком. И только после этого раздается звук открывающегося звонка. Мне открывает Костров. Войти не дает, выходит в коридор сам. — Чего тебе? Зачем ты пришел? — сразу же грубит он. — Милана здесь? — Не твое дело! Вали отсюда! Ты получил все, что хотел. У нас больше ничего нет. Понял? Найди другую жертву. — Влад, — пытаюсь вывести разговор в нормальное русло, — я хочу поговорить с Миланой. Я все равно это сделаю. Мне нужна она и наш ребенок. — Нет никакого ребенка! — вдруг восклицает он. Холодный пот прошибает меня. Я хватаю Кострова за грудки и приподнимаю слегка. — Что ты сказал? — Этот ребенок никому не нужен! Понял? — плюет он мне в лицо. — Считай, что его нет! Отпусти меня! И я слушаюсь и ставлю его, убираю руки. — Дамир, уходи, — уже спокойнее говорит он. — Дай нам попробовать вернуться к нормальной жизни. Я просто отталкиваю его и захожу в квартиру. Он бежит следом, хватает за руку, пытается остановить. В гостиной Милана с матерью стоят, обнявшись. Они, наверняка, слышали наш разговор. Я вижу это по их лицам. Рядом с ними стоит объемная сумка. И мне это все начинает не нравиться. — Милана, — говорю я и делаю шаг навстречу ей, — я пришел за тобой. А она прижимается еще сильнее к матери. — Видишь, она не хочет! — Костров никак не угомонится и тщетно пытается меня вытолкнуть. — Уходи, Дамир! Лишь то, что он является отцом Миланы, удерживает меня от удара. Я, все-таки, подхожу к Милане и за руку тяну ее к себе. Пытаюсь посмотреть ей прямо в глаза. — Милана, поехали. Ты нужна мне. Ты и ребенок, — говорю я и внутренне радуюсь, что она отпускает мать и льнет ко мне. — Ребенка не будет! — вдруг заявляет Ольга Викторовна. Я впиваюсь взглядом в Милану. Она отводит глаза в сторону и я пальцами ощущаю дрожь ее тела. — Куда вы собрались? — спрашиваю, кивая на сумку, хотя сам уже, кажется, догадываюсь, какой ответ услышу. — Это не твое дело, — отвечает Костров. Он хватает Милану за другую руку и тянет на себя. — Пойдем, Милана, нам пора, — говорит слишком уверенно. Милана поднимает на меня взгляд и смотрит так, как будто я ее единственная надежда. И, похоже, это так и есть сейчас. Костров продолжает ее тянуть на себя и я вынужден сжать его запястье, чтобы он отпустил Милану. Разворачиваю ее к себе и беру лицо в руки. — Милана, посмотри на меня, — прошу тихо. — Ты же не сделала бы это? Правда? Это наш ребенок. Твой и мой. Никто не вправе решать его судьбу. — Не слушай его, Милана! — не унимается Костров. Ольга Викторовна стоит молча, заламывает руки, переводит взгляд с мужа на меня и обратно. — Милана, поедем домой, — говорю я. — В твой новый дом. — Она поедет в больницу, — произносит Ольга Викторовна. — Этот ребенок никому не нужен. Никому. — Это не вам решать, — уже зло говорю я. — Этот выродок не родится! — произносит Костров и я еле сдерживаю себя, чтобы не дать ему по зубам. — Папа! — наконец, произносит Милана. — Не говори так! — Ублюдок и выродок! Отпускаю Милану и сжимаю кулаки. Поворачиваюсь к Кострову. — Нет, Дамир, не надо, — просит она и хватает меня за руки. Потом обращается к отцу: — Папа, в нем же и твоя кровь течет! В ребенке! Он же и твой! — Моей крови в нем нет! — вдруг цедит сквозь зубы Костров. — Влад! — восклицает Ольга Викторовна. — Остановись! Но он не слушает ее. — Папа, что ты говоришь? — произносит удивленно Милана. — В этом отродье нет ни капли моей крови! — Мама, — Милана уже обращается к матери, — что это? Почему? Я не понимаю… — Влад, не надо! — просит Ольга Викторовна. Я лишь смотрю то на нее, то на ее мужа, то на Милану. Замечаю, как ее начинает трясти. Тянусь и прижимаю ее к себе. Ее дрожь передается мне.