Он не сводит с меня глаз, судорожно сглатывает. — Дамир? — спрашивает. — Что ты тут делаешь? Как ты меня нашел? — А ты думал, наш вопрос закрыт? Нет, Стас. Подхожу к нему ближе и читаю страх в его глазах. — Не надо, Дамир. Ты же видишь, в каком я состоянии. Нет! — и он закрывается рукой, как будто я собираюсь ударить его. — Я не собираюсь марать о тебя руки, Стас. Из больницы тебя уже ждет следователь. Письмо Лейлы уже у него. — Тогда что тебе еще надо? — уже зло спрашивает он. — Зачем ты пришел? Насладиться моим состоянием? Это вызывает у меня усмешку. — Мне жаль тебя, Стас. Искренне жаль. Что ты получил с того, что запер меня? Где твоя успешная жизнь? Он молчит. Лишь зло смотрит на меня. — Ответь мне на один вопрос, Стас. Только один. И я уйду. Обещаю. Зачем? Зачем ты все это сделал? Почему я? Чем я помешал тебе? Воцаряется тишина. Но лишь на мгновение, потому что в следующую минуту Стаса прорывает. Он говорит зло, отрывисто. С ненавистью, которая так и скользит в его голосе. Поток слов прерывает лишь его кашель. Я вижу, что ему тяжело говорить, но не останавливаю. Я хочу это все услышать до конца. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 90. Дамир — Почему ты, Дамир? А ты не понимаешь? Ты! Ты чуть не украл у меня все! Хотя нет, все же украл. Я был лучшим в клубе. Лучшим, понимаешь? Пока не появился ты. Дикий зверек, спустившийся с гор. Ты отнял у меня мечту! Все отнял! Я видел, как тренер смотрел на тебя. Как смотрели агенты. Обо мне забыли. Как будто меня не стало. А ведь это я должен был поехать в сборную. Я! Не ты! Стас тяжело выдыхает. Каждое слово дается ему с трудом, но он продолжает. Уже спокойнее. И я вижу, что ему тоже давно охота была выговориться. Освободиться. — Я знаю, что не жилец. Врачи не скрывают от меня. Мне осталось немного. И я рад, что могу сказать все это тебе в лицо. Сказать, как я ненавижу тебя. Когда я узнал, что в сборную едешь ты, а не я. Я узнал это раньше тебя. Несмотря на то, что я перестал быть фаворитом, друзья у меня остались. Так вот, когда я узнал, я решил не допустить этого. Не станет тебя — возьмут меня. Так думал я. Каждый раз, когда ты бегал по полю, я с надеждой ждал, что ты получишь травму. Но тебе везло. Ни шипы соперников, ни подкаты на тебя не действовали. И тогда я решил действовать по-другому. Стас закрыл глаза. Взял передышку и продолжил: — Лейла. Я познакомился с ней, когда ей было шестнадцать. Дурочка. Сбежала из дома. Я приютил. Как любая баба влюбилась в своего якобы спасителя. Мне было удобно. Безотказная. Доверчивая. Готовая на все ради меня. Хотя нет. Мне пришлось ее уговаривать, чтобы она дала показания против тебя. Долго уговаривать. Угрожать. И она согласилась. Все получилось просто идеально: поверили ей, экспертиз не проводили. Да и следователь оказался националистом и был рад без лишних улик упрятать тебя за решетку. Идеально. Но… Он опять обрывается, кашляет. Жестом просит подать ему воды. И я подаю. Он жалок. — В сборную меня так и не взяли, — Стас опять приоткрывает завесу прошлого. — Не подошел. И я бы благополучно забыл о твоем существовании, Дамир. Плевать бы хотел на тебя и твое будущее. Если бы не Лейла. Эта ебанутая затрахала меня разговорами о невинно обвиненном. Всерьез собиралась идти в полицию. Я не мог этого допустить. Я подсадил ее. Она стала еще больше зависима от меня. Но в редкие минуты просветления пыталась бежать. Возвращалась к родителям. И тогда мне приходилось клясться ей в любви, чтобы вернулась. Я не мог отпустить ее. Однажды она пропала надолго. Не отвечала на звонки. Не выходила из родительского дома. Я несколько дней дежурил у подъезда. Наконец, она появилась. Я сразу же затащил ее в машину. На этот раз она сопротивлялась. И ляпнула, что написала явку с повинной. Я готов был удушить ее. И я сделал бы это. Но мне надо было знать наверняка, что она написала и куда отнесла. Привез ее домой и просто накачал. В очередной раз. И она все рассказала. В полицию нести побоялась. Спрятала в сейфе. И тогда я понял, что должен забрать эти документы. Чего бы мне это не стоило. А еще я понял, что от Лейлы пора избавляться. Это было самым простым — я просто отдал ее сторожу в своей школе. Лейла рассказывала мне, что у нее есть сестра. Младшая. Милана. И я решил действовать через нее. Это оказалось очень просто. Глупенькая наивная девчонка. Она ведь была девчонкой, да, Дамир? Он с ухмылкой смотрит на меня. Сжимаю кулаки. Я еле сдерживаюсь, чтобы не дать ему по морде. — Успокойся, — замечает он мою реакцию, — мне она и не нужна была. Все, что мне надо было, — забрать документы из сейфа. И я почти сделал это. Если бы не появился ты. Опять ты. И все пошло наперекосяк. Ты опять сбил все мои планы. — Ты поджег сауну? — спрашиваю прямо. — Я. — Неужели совсем не было жаль девчонку? Ты же дверь лопатой заблокировал. Тварь. — Она приехала за документами. Просто оказалась не там, где надо, — хладнокровно размышляет он. И я, все-таки, не сдерживаюсь и хватаю его за грудки. Приподнимаю. Он стонет. Отпускаю и швыряю его на кровать. — Гнида, — вытираю руки о салфетку. Противно от одной мысли, что я касался его. — Какая же ты гнида, Стас. Всего, что наговорил Стас, хватило бы на приличный срок. Но он его не получит. Спустя день после нашего разговора позвонили из больницы, как я и просил, и сообщили, что ночью произошла интоксикация организма и пациент умер. Я долго копался в себе, пытаясь понять, что же я почувствовал. Но так и не смог. Мне было уже все равно. Потому что все затмила другая проблема. Эти дни я провел здесь. Я не мог опять отпустить Стаса. Я ждал, как решится вопрос. Я тщетно набирал Милану. Она не брала трубку. Я узнал, что она ушла из дома и я уже жалел, что не запер ее. Как тогда. Я звонил Владу, отцу Миланы, но он тоже не брал трубку. Но я знал, что она уехала к себе домой. И я старался не накручивать себя, но получалось с трудом. Как только мне сообщили о смерти Стаса, я тут же сорвался в аэропорт. И только по прилету узнал, что еще день — и беды было бы не избежать. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 91. Милана Я решаю не скрывать от родителей, кто отец ребенка. Они должны знать. Кто мне может помочь? Только они. Больше рассчитывать мне не на кого. Дамир? Нет. При воспоминании о нем у меня тут же всплывают в памяти картинки из видео. Мозг отказывается стереть их. — Нет! Скажи, что это неправда! Милана! Признайся, что ты просто прикрываешь его именем настоящего отца ребенка! — голос отца звучит как набат и больно ударяет по моему сознанию. — Это правда, папа, — тихо произношу я. Мы в гостиной. Я стою у окна, опустив голову. Чувствую себя виноватой. Я предала родителей. Предала их, ответив Дамиру. Папа возбужденно ходит из угла в угол. Мама тихонько сидит на диване. Не плачет, но того и гляди слезы потекут по щекам. — Нет, ну это понятно, — взволнованно говорит отец как будто сам себе. — Все, что случилось тогда. Да. Вот результат. — Это случилось не тогда, — произношу я, понимая, что не готова врать и прикрываться тем, что случилось, как сейчас кажется, очень давно. Надо нести ответственность за свои поступки. — О чем ты, Милана? — отец останавливается и удивленно смотрит на меня. — У меня небольшой срок, — отвечаю все также тихо. — Он опять сделал это? Мразь. Он сядет за это. Я гарантирую! — Нет, папа, он не виноват. — Что такое ты говоришь? Милана, ты не в себе! Он изнасиловал тебя! Теперь еще это отродье! — Не говори так! — произношу уже громче. — Не надо! — Ты же не хочешь сказать, что оставишь этого ребенка? Милана? — спрашивает отец. Молчу. Конечно, я знаю ответ. Также как знаю, что он не понравится ни маме, ни папе. — Нет, — отец мотает головой, — нет, Милана. Даже не думай. Это не человек. И то, что находится в тебе, не может быть человеком тоже. Не от такого отца. — Нет! — кричу уже я. — Не говори так о моем ребенке! Он не виноват! Ко мне подходит мама. Обнимает за плечи. — Миланочка, не надо, успокойся, — говорит мягко она. — Ты сама все поймешь. Тебе надо успокоиться. Но ведь папа прав. Зачем тебе этот ребенок? К чему такой риск? Ты помнишь о своем здоровье? Помнишь, что говорили врачи?