— Может, мне показалось? И она не была заперта? Просто мне не хватило сил? — Да, нет, — качает головой, — здесь Ваши показания сходятся с показаниями Дамира Сатоева. При упоминании этого имени я сразу же вздрагиваю. — Он рассказал, что дверь была подперта снаружи лопатой, — продолжает следователь. — Лопатой? — не скрываю удивления. — Вы не помните, как оказались на улице? — Нет. Я помню лишь, что очнулась, а рядом Дамир… — Сатоев? — Я не знаю его фамилии. — Ну, хорошо. А что он там делал? — Я не знаю, — и это абсолютная правда. Мне и самой хотелось бы узнать, что он там делал. — Ладно. Допросим его ещё раз, — говорит следователь, что-то записывая. — Можно спросить? — отрываю его я. Он поднимает на меня взгляд. — Да, конечно. — А его арестовали? Это правда? — Кого? Сатоева? Да. — За что? — Я не могу разглашать данную информацию. Вы же не его адвокат. Черт. — Подпишите вот здесь и можете идти, — он протягивает мне какую-то бумагу. Подписываю не глядя, потому что сейчас у меня в голове бардак. Мысли сбивают одна другую. Выхожу в коридор и не решаюсь уйти. Что-то держит меня здесь. Почему я просто не могу уйти и забыть? Меня не должна волновать судьба этого человека. Папа прав — так к лучшему. Зажмуриваюсь на мгновение, чтобы прийти в себя, и иду по длинному узкому коридору на выход. Вдруг из-за поворота появляются трое. Идут мне навстречу. Когда между нами остаётся несколько шагов, я чуть ли не отскакиваю к стене — это конвойные ведут Дамира. По всей видимости, на допрос. Я так и застываю возле стены, цепляясь за нее руками, пока они ровняются со мной. Дамир тоже узнает меня. Бросает резкий взгляд и останавливается. Смотрит на меня пронизывающим взглядом своих черных глаз. Я не могу прочитать, что в них. И отвести взгляд тоже не могу. Кажется, что это длится вечность, хотя всего несколько секунд, потому что он получает толчок в спину от конвойного, опускает взгляд и проходит мимо. А я так и стою у стены и смотрю им вслед. Пытаюсь утешить себя мыслью, что я же не знаю, за что именно его арестовали. А вдруг это совсем другой случай. Ведь я знаю его отлично. Он вполне мог порезать кого-то ещё. В нем столько злости и ярости. Почти убедив себя в этом, выхожу на крыльцо и вижу, как к зданию приближаются те самые ублюдки, которые пытались изнасиловать меня. Когда на помощь мне пришел… Дамир. Ведь он спас меня тогда… Отворачиваюсь и эти двое проходят мимо, не узнав меня. Всю дорогу до дома мой мозг разрывают противоречащие друг другу и всем законам логики мысли. Получается, что я — единственный свидетель, который может спасти человека, причинившего мне слишком много горя. Папа сказал, что, раз Дамир теперь в тюрьме, то нам ничего не грозит. И он даже устроился на работу к своему знакомому. И я помню, с какой радостью он сообщил мне об аресте Дамира. Но я всё равно решаю обсудить с ним мучающий меня вопрос. Как и ожидалось, папа не разделяет моих сомнений. — Милана, девочка моя, вспомни, сколько горя принес нам этот человек. Что он сделал со мной? До чего довел маму? А ты? Ты же пострадала больше всего от него! Как только он выйдет на свободу, он опять возьмётся за старое. Он не оставит нас в покое. — Но если он тогда не сделал того, в чем его обвиняют… — я запинаюсь. — Меня бы изнасиловали. Ведь получается, что он тогда спас меня. Пап, так получается? — Спас, чтобы самому изнасиловать, Милана. Чем он лучше тех ублюдков? Можно сказать, что жизнь все расставляет по своим местам. И те ублюдки получили свое, и этот свое получит. Я смотрю в пол. Он прав. Но… Отец видит эти мои сомнения. — Милана, просто вспомни, сколько всего плохого сделал он нам. Ни один хороший поступок не сможет перечеркнуть все причиненное зло. Подходит и обнимает меня. — Наконец, все позади. Скоро мама будет дома. Мы опять будем все вместе. Ты поедешь к ней сегодня? Доктор сказал, что ее уже можно навестить. — Да, конечно. Я не видела маму почти неделю. Поэтому сразу же еду к ней. Мама уже сидит на кровати. Выглядит и правда значительно лучше. Папа обмолвился, что доктор сказал ему, что это стало возможным только благодаря вовремя сделанной операции. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Мы долго обнимаемся и целуемся. Я рассказываю маме об учебе, о школе танцев. — А Стас, Милана? — неожиданно спрашивает мама. — Как Стас? — Не знаю. Мы давно не виделись. — Как так? — искренне удивляется мама. — Я ведь даже не поблагодарила его. — За что, мам? — не понимаю. — За что его благодарить? — Ну, как же? Ведь это он вызвал мне «скорую». — Не поняла. С чего ты взяла? — Он пришел в тот день. Хотел тебя дождаться. А я вскрыла тот конверт. Мне стало плохо. Дальше ничего не помню. Хорошо, что там оказался Стас. Вызвал «скорую». А то даже и не знаю, сколько бы я там пролежала. О чем ты задумалась, Миланочка? 58. Милана Я не пошла сразу домой. Мне надо было побыть одной и подумать. Поэтому я просто уселась на скамейке в парке рядом с клиникой.