Поняв, что дверь ему не откроют, Матвей достал ключи и вошел в квартиру сам. Лера была дома. Он понял это по льющемуся из гостиной свету. — Лер, ты дома? — спросил на всякий случай. Вдруг Лёха вернулся, и они, соскучившись друг по другу, забыли не только про телефоны, но и про весь остальной мир. Ответом была тишина, и Матвей прошел в гостиную. Сестра лежала на диване, укутавшись в плед, и смотрела телевизор. Так ему показалось. Лицо ее было повернуто к экрану, глаза открыты. Увидев брата, она села, натянула плед на плечи и обхватила колени руками. — Отец сказал: ты заболела? — спросил Матвей. — Нет, не заболела, — тихо ответила Лера. — А что случилось тогда? — удивился, зачем ей понадобилось врать папе. — Чего на звонки тогда не отвечаешь? Мне отец телефон оборвал. Лера помолчала, всё так же глядя впереди себя невидящим взглядом. Выглядела она, кстати говоря, не вполне здоровой, так что ее ложь казалась вполне правдоподобной. — Ты скоро станешь дядюшкой, — наконец посмотрела на брата. Первой его реакцией была радость. Матвей чуть было не кинулся обнимать Лерку с воплями, как он счастлив и за них с Лёхой, и за себя, но выражение ее лица охладило его пыл. В глазах сестры он увидел такое безысходное отчаяние, что онемел и на несколько секунд буквально прирос к месту. — Лёха знает? — осторожно поинтересовался он, сбитый с толку таким ее поведением. — Нет, — бесцветно ответила Лера. — И не узнает. — Почему? — Потому что не он отец этого ребенка. Брат еще больше растерялся, не сразу сообразив, что Лерка несёт. Он точно знал, что она Лёшке не изменяла, даже когда они на время расставались. Не было у нее никого. Кроме того случая… Когда всё ему стало ясно, он качнулся вперед, сел на диван и выдохнул: — От этого, что ли? — Да. — Ты уверена? Лера покривилась, словно бы сами вопросы доставляли ей физическую боль. Брат не отставал: — Но ведь есть вероятность, что ребенок от Лёхи? — Ты от Лёхи оптимизмом заразился? — невесело пошутила она. — Вероятность, что это Лёшкин ребенок настолько мала, что и говорить об этом не стоит. Потому что срок… И потому что Лёха кончал мне на живот, а Беспалов в меня. — Что ты будешь делать? — Я не буду делать аборт, если ты об этом. — Ты от этого ублюдка рожать собралась?! — не смог сдержать удивленно возмущенного тона. — А если это всё-таки Лёхин ребенок, а я его убью? А если я потом вообще не смогу родить? — сказала резко. — Ты че, бл*ть, думаешь, что аборт сделать, это как на маникюр сходить или зуб выдрать?! — заорала она. — Он во мне, и он живой! — Ладно, Лера, не ори, успокойся. Ничего я такого не думаю. Ничего такого не имел в виду… Я просто в шоке, честно говоря, и спрашиваю, что ты собираешься делать. — Уехать хочу, — тяжело ответила она и сжала голову руками, — как можно скорее… — Я правильно понимаю, что ты не скажешь Лёхе о беременности? — Правильно понимаешь. — Просто молча уедешь? — Предлагаешь с ним этот вопрос обсудить? — невесело рассмеялась она. — Ты свою-то реакцию помнишь? То есть ты не рад, что я рожать собралась, а Лёха должен обрадоваться. Скажет: «Конечно, Лерочка, давай родим. Пусть этот ребенок напоминает нам о том, что с нами было… Что тебя изнасиловали, что меня чуть не убили… Давай… Будем смотреть на твоего выродка и вспоминать Беспалова…» Матвей вздохнул, этим тяжелым вздохом выражая молчаливое согласие с ее словами. — Я не про это… Представляешь, что с ним будет, когда ты уедешь? — А ты представь, что будет со мной, если я останусь. Матюша, заткнись, неужели ты думаешь, что я не понимаю, что делаю… — сказала Лера с невыразимой болью в голосе и разрыдалась. Вся ее жизнь рассыпалась в один момент, как карточный домик. Ничего не будет. Уже ничего нет. Их нет. Есть она с ребенком и есть Полевой, и вместе они не могут существовать в одной вселенной. Люди боятся неизвестности, но Лера хорошо знала, что будет дальше. Много-много боли и пустота. Матвей начал успокаивать сестру, но все его попытки были бесполезны. Он никак не мог унять ее истерику. Надо бы сказать ей что-то веское и ободряющее, но таких слов не находилось. Она лишь больше расходилась в плаче, захлебываясь в безудержных рыданиях. Еще ни разу в жизни он не видел ее в таком состоянии и не знал, что делать. Поняв, что в одиночку не справится, Матвей позвонил отцу. Поскольку рыдания Леры были хорошо слышны в трубку, пришлось сразу объяснить ситуацию, рассказав и про беременность, и про ее желание уехать. Лера всё еще плакала, когда приехал Альберт Сергеевич, хотя его появление немного отрезвило. Он сел рядом, прижал дочь к себе, и Леркины попытки взять в себя в руки снова пошли прахом. Соломатин дал ей выплакаться, потом заставил выпить полный стакан воды. — Мне с Лёшкой поговорить? — мягко спросил отец. — Только не это, — Лера мотнула головой. — Хорошо. Тогда что ты хочешь, чтобы я сделал, детка? — Я хочу уехать, — охрипшим от плача голосом тихо попросила она. — Это исключено. Я тебя никуда не отпущу в таком состоянии. И речи быть не может! — тут же запротестовал отец, чему она не удивилась. — Папа, я не спрашиваю твоего разрешения. Я могу и сама уехать, но у меня не хватит ресурса исчезнуть бесследно. — Я против. — Пожалуйста, — она говорила спокойно. — Может, с мужем поговоришь всё-таки? — О чем? Папа, ты издеваешься? — Ты подумала, что будет дальше? — Тут и думать нечего. Я и так знаю. Сначала он будет меня искать. Потом, когда не найдет, возненавидит. Пусть лучше так. Пусть считает меня последней тварью. Обвинять меня во всем будет для него легче, чем принять то, что я родила от Беспалова. Поверь, я знаю. Можешь так ему и сказать, что я поигралась, а потом мне надоело… — Не учи меня, что и кому говорить, сам разберусь, — оборвал отец, поднимаясь с места. В тяжких раздумьях он походил по комнате. У него разболелось сердце, мысль, что дочь будет далеко, да еще и беременная, была для него невыносима. Однако Соломатин понимал, что в этой ситуации он не вправе на нее давить. Он не может пойти против ее решения. Возможно, это единственный в его жизни шанс доказать, что он ее любит. Что всё им сделанное — только ради ее блага. — Хорошо, я помогу тебе уехать. Только если Матвей поедет с тобой. Лера прерывисто вздохнула и посмотрела на брата. — Я не могу о таком просить. Ему придется всё бросить. Клуб, группу, друзей и подружек…