— Нет. Но мы будем настаивать, что это так. Никто не должен знать о том, что на самом деле произошло. — Понятно. И как он? — В порядке. Относительно. Полевой тоже взял сигарету, и они тягостно замолчали, забивая легкие едким дымом. — Если предположить, что отец заказал Юлика… — сказала Лера с усилием, — я этого не одобряю… Это чудовищно. Но всё рано не приму вашу месть. Потому что он мой отец. Он. Мой. Отец, — резала она дрожащим голосом. — Ты думаешь, что за покушением стоит моя семья? — Ты мне сам говорил, что накажешь виновного, недвусмысленно обвиняя во всем моего отца. Проходит три дня — и в него стреляют. Совпадение? — Я понимаю: это первое, что пришло тебе в голову, но мы не имеем к этому ни малейшего отношения, — резко сказал он. Полевой и сам понимал, как нелепо звучат его слова, но ничего другого сказать не мог. Теперь они поменялись ролями. Он не только слова Леры повторял, но и чувствовал себя так же — несправедливо обвиненным. — Ты, может, и не имеешь. А Артем Палыч? — в ее словах он ощутил не то чтобы неверие, но сомнение. — Я бы знал. — Серьезно? — хохотнула она язвительно. — Ты сказал, что спишь со мной. И после этого он будет тебе доверять, как раньше, и уж, конечно, предупредит, что Соломатина грохнуть собирается? Не смеши! Черта с два он хоть что-то тебе скажет! — Уж поверь мне, скажет. У Лёхи был железный аргумент в пользу Назарова. Но он не имел права его использовать. Даже Лере не мог он сказать, что Палыч сейчас почти при смерти и думает совершенно о других вещах. Точно не о месте Соломатину, не о том, чтоб его убить. Лера затянулась. Дым продрал горло, но ни капли не успокоил. — Да, у меня с отцом сложные отношения. Но это мои сложности, и они никого не касаются. Он мой отец! И я не собираюсь его хоронить! Полевой посмотрел на нее долгим немигающим взглядом. Его красивые скулы очертились остро, заточенно. Взгляд ожесточился. — А ты правда думаешь, что, если бы я заказал твоего отца, он бы сейчас был, как ты говоришь, в порядке? Я не работаю с дилетантами. Если бы я задался целью убрать Соломатина, у него не было бы ни единого шанса выжить! Лера тяжело выпустила воздух из легких и покачала головой. — Я даже слышать это не могу. Она пошла к своей машине, открыла дверцу и что-то вытащила из своей сумки. Потом она протянула руку, и он увидел ключи от своей квартиры. — Всё? — спросил он, понимая, что означал этот жест, но ключи пока не взял. — Лучше сейчас. Пока мы окончательно друг на друга не озлобились. Но Полевой озлобился. Лерка кожей почувствовала, как его тихо взорвало изнутри. — А ты еще хочешь, чтоб мы после расставания друзьями остались? От нервного напряжения Лерку пробило на смех, но она сдержалась, не позволив себе даже улыбнуться, ибо ситуация и так была патовая. — По возможности, — аккуратно сказала она. — Них*я подобного, — заявил он, отбивая матом все ее попытки апеллировать к здравому смыслу. — Или мы вместе, Лерочка. Или никак. И друзьями мы быть не можем. — Да каким образом вместе! — вскрикнула она. — Ты только послушай, о чем мы говорим! Кто кого хотел убить, кого заказал! — Дружков у тебя и без меня хватает. С уютышами своими дружи, типа Ромео…с блевотышами этими. Я тебе не дружок и дружить с тобой не собираюсь. — Лёш, остановись. Ну, выгребем мы сегодня, завтра выгребем, а послезавтра уже нет. Нет у нас никакого выбора. Всё, что мы можем, это вырваться сюда на пару дней, сделав вид, что мы свободны и принадлежим только друг другу. — А разве это не так? В ее глазах мелькнуло отчаяние. — Два дня из семи… Но наша жизнь это остальные пять, когда мы возвращаемся в город, где нам не дают забыть, кто мы есть. Где ты Полевой, а я Соломатина. Мы скрываем наши отношения от других… Постоянно скрываем что-то друг от друга… Мы ведь не можем быть до конца откровенны. Разве не так? Мы всегда что-то недоговариваем, потому что по-другому нам нельзя. — Думаешь, если мы перестанем встречаться, разговаривать, звонить друг другу… перестанем заниматься сексом, всё закончится? Лера не могла ничего ответить на это. Сделать непроницаемое выражение, отгородиться от него бетонной стеной, как она хорошо умела, это всё, что она могла сейчас сделать. Не дождавшись ответа, Полевой добавил: — Хотя для тебя наши отношения никогда не были чем-то особенным. Это для меня ты не просто увлечение. Но тебе на мои чувства плевать. Он забрал у нее ключи и сел в машину. Лера сжала зубы, чтоб ни в коем случае его не остановить. Чтоб, не дай бог, не начать защищаться, объясняя, как на самом деле она сильно его любит и как ей сейчас больно. Глупо делать всё это, когда расстаешься. Глава 14 — Доброе утро. А Альберта Сергеевича еще нет, — улыбнувшись, бодро сообщила Кира, ассистентка отца. Лера не чувствовала такой же бодрости, и улыбаться ей совсем не хотелось. Но она всё же изобразила на лице подобие улыбки: — Я знаю, он скоро приедет. А вот у меня утро не задалось: кофемашина сломалась. — Эта проблема легко решаема, Валерия Альбертовна, — снова улыбнулась Кира, поднимаясь из-за стола. — Как обычно? Без сахара? — Двойную порцию. И покрепче. Чтобы как рельсиной по голове. — Что-нибудь еще? Есть шоколад, пастила, чизкейк, безглютеновое печенье… — Давай чизкейк, а то я сегодня не завтракала, — кивнула Лера и прошла в кабинет отца. В огромном помещении она почувствовала себя еще более одиноко. Тишина, царящая внутри, будто множила пустоту в душе. Ночь Лера провела без сна, борясь то со слезами, то с желанием позвонить Полевому. Не чтобы выяснять что-то — хотелось просто услышать его голос. Бесполезные метания лишь усиливали растерянность и боль, но плакать Лера себе не позволяла, ибо в ее ситуации слезы бессмысленны. Чего душу рвать, если с самого начала знала, что так всё и закончится. Ведь знала же? Какое безумие так сильно в него влюбиться. Безумие — не разойтись после одной ночи, не ограничиться короткой интрижкой. Их связь превратилась в нечто большее, но в той форме, какую они с Лёшкой могли себе позволить, — это не отношения, а черная дыра, которая с каждым днем затягивала их всё сильнее. Они стали зависимыми друг от друга и от своих желаний, от тепла и нежности, от потребности и взаимности. Хотелось думать, что всё держится только на сексе или, вернее, на сексуальном помешательстве, и, как только они перестанут спать, исчезнет и привязанность. Нужно время. Знать бы сколько… Кира принесла кофе и чизкейк. Лера сняла пиджак и уселась в кресло отца. Сейчас она получит убойную дозу кофеина, съест свой чизкейк и будет демонстрировать окружающим, что у нее всё в полном порядке. Когда приехал отец, она приняла безразличный вид, чтобы не замечать засасывающую пустоту в груди и желание плакать. Они провели то самое совещание, на котором Соломатин так стремился присутствовать. Это было долго и утомительно. У Леры тоже была папка с документами, и она понимала суть обсуждаемых вопросов, потому что перед началом Рыбаков ввел ее в курс дела, но в самом обсуждении не участвовала. У нее была другая задача: следить за самочувствием отца. Заметив, что в какой-то момент он побледнел, Лера выразительно глянула на Максима Витальевича. Он понял ее взгляд и коротко подвел итоги. Они вернулись в кабинет, где Лера вколола отцу обезболивающее. — Значит, так, — решительно сказала она, выбрасывая в мусор использованный шприц и пустую ампулу. — Мы сейчас пообедаем, а потом ты поедешь домой. И это не обсуждается. Через час водитель будет ждать тебя внизу. Пока ты не поправишься, о работе не может быть и речи. Отец хотел возмутиться, но Лера подняла руку, останавливая его властным жестом. — Иначе я сама соберу пресс-конференцию и объявлю, что на тебя было совершено покушение. И тебе больше не придется делать вид, что ты здоров как бык. — Ты этого не сделаешь, — сказал отец, но без особой веры в собственные слова. — Еще как сделаю, и ты это прекрасно знаешь. Правда же, Максим Витальевич? Соломатин глянул на Рыбакова в поисках поддержки, но таковой не получил. — Это вполне разумно, Альберт Сергеевич, — согласился он с Валерией. — Нет нужды так собой рисковать. Возьмите отпуск. Неделя-две погоды не сделают.