– Классные у тебя подруги, – сухо заметил Тэдж. Ноздри Виолы предупреждающе раздулись. – Они мне не подруги. Ну, больше нет. А Сесили я даже не знаю. Когда Сирил успел найти себе новую ученицу после нашей встречи в Лесу? Других Отборов не было… – Может, хватит, а? – Тэдж вырвал руку. – Ну и что, что Сирил посчитал тебя бестолковой ученицей, смирись уже и забудь! И он быстрым шагом ушёл в сторону магазина Энсли Макгэннон. Баркли повернулся, чтобы заверить Виолу, что Тэдж ничего такого не имел в виду, но та, гневно фыркнув, тоже утопала прочь. Баркли опустил взгляд на Корня. У него перед глазами встала незавидная картина будущего восемь лет спустя, только вместо Руны и Сирила участниками смертельной дуэли в ней были Виола и Тэдж. – Они же вернутся, да, дружище? Корень красноречиво повесил голову. Но если Виола и Тэдж, повзрослев, прославятся как непримиримые соперники, какое место в этом сценарии будет отведено Баркли? Неприятный голосок на краю сознания зашептал, что он так и не станет полноценным чудологом и будет жить в грязной пещере, не значащейся ни на одной карте. Так и не освоив магию. Так и не найдя своё место в мире. – Хочешь пробежаться? – Баркли было необходимо проветриться. Корень замотал хвостом: ещё ни разу не было такого, чтобы он отказался от бега. – Тогда вперёд. Они двинулись по улицам, ближе к окраине города перешли на лёгкий бег, а когда мощёная дорога сменилась грунтовой, рванули со всех ног и лап всё быстрее и быстрее, пока Манси не остался далеко позади, а вокруг не было никого, кроме пасущихся овец и другого домашнего скота. Баркли и раньше быстро бегал, но магия люфтхунда возвела это его умение на совершенно новый уровень. Вскоре свист встречного потока воздуха стих до едва различимого шёпота. Чёрный мех бегущего рядом Корня заклубился дымовыми колечками, как если бы он перестал быть осязаем. С Баркли происходило то же самое: очертания его свитера размылись, кисти стали просвечивать, тело будто потеряло часть массы, а подошвы ботинок, казалось, едва касаются земли. Баркли завыл, и Корень присоединился к его кличу. Они бежали так быстро, что стали ветром. В считаные минуты они достигли пляжей Манси и побежали вдоль кромки воды, где мокрый песок создавал надёжную опору для ног и лап. Мимо проносились холмы и заборы, буйки и рыбацкие лодки. Шлёклювы гнездились в траве, ведя себя на порядок спокойнее тех, что напали на Нигденкс. Тихо накатывали волны, отливая всеми цветами заката – красным, синим и оранжевым, и казалось, что само Море светится. Но постепенно тьма приближающейся ночи сгущалась. Эта темнота и заставила мальчика с чудищем в конце концов остановиться, тяжело дыша от усталости. Их взгляды тут же привлёк далёкий человеческий силуэт, окружённый вспышками яркого света. – Что там такое? – спросил Баркли. Корень двинулся в ту сторону, и Баркли последовал за ним, с трудом переводя дыхание. Они поднялись на холм и уставились на человека у подножия. У Баркли ушло несколько секунд, прежде чем он узнал белобрысую голову Яши. Вспышками света оказались язычки пламени, пляшущие вокруг его груди и кончиков пальцев. Мотя сидела рядом и не мигая наблюдала за огнём. Баркли понимал, что подглядывать нехорошо, но магия Яши завораживала. Пламя будто жило своей жизнью, а юный чудолог лишь указывал ему направление. Периодически огонь менял форму, превращаясь то в подобие верёвки, то в стрелы. А иногда Яша бросал искры вверх, и те взмывали в небо и гасли на высоте десятков метров над землёй. – У меня никогда не получится так управлять моей магией, – с тоской произнёс Баркли. Яша пробыл в учениках дольше Баркли, но всего лишь на год. А что, если причина была в том, что магия окружала Яшу с рождения и это давало ему неоспоримое преимущество? Корень поставил лапу на ногу Баркли и надавил, так что тот невольно подался назад. – Эй! Я серьёзно. Своим первым местом на Отборе я обязан одной лишь удаче. Если бы не так много людей мухлевали в первом экзамене и Тэдж не подсунул мне последний предмет «охоты за сокровищами», я бы… Корень перебил его лаем, после чего, выражая всё своё отношение к минуте самокритики партнёра, развернулся и неторопливо потрусил назад к городу. Вздохнув, Баркли поплёлся за ним. Пожалуй, стоило потратить остаток вечера на штудирование «Девяти ключевых событий истории чудологов». Двадцать минут спустя они добрались до магазина Энсли. Прошлой ночью Баркли ужасно устал, а утром из-за паники ему было не до того, поэтому он лишь сейчас обратил внимание, что она, оказывается, судя по вывеске, владела аптекой «Травяная хижина». Колокольчики на двери оповестили об их приходе. В торговом зале царил сущий бардак. Все столы и полки были заставлены разномастными глиняными сосудами без обозначений, в стеклянных мензурках над горелками булькали какие-то настойки, домашние растения разрослись далеко за пределы своих горшков. Даже прилавок рядом с кассой был завален всевозможными материалами для творчества: пряжей, блестящими ручками на чернилах кальмара, пяльцами и несколькими дюжинами кроссвордов, вырезанных из номеров «Чудохроники». Несмотря на хаос, Баркли магазин понравился. Особенно запахом – тёплым, землистым. Энсли – сегодня на ней был ещё более пушистый, чем вчера, кардиган явно ручной вязки – стояла у окна, наклонившись к большому аквариуму с напоминающими спутанный клубок зелёными водорослями. Женщина посыпала их каким-то порошком, и водоросли принялись извиваться. Заметив Баркли, она пояснила: – Они называются елозаминария. Встречаются повсеместно, важный ингредиент в приготовлении тоников против груигнагской сыпи. Груигнаг, кстати, вон там, – она кивнула на соседний аквариум, где по поверхности воды плавали тоненькие, как паутина, чёрные водоросли. – Он, в свою очередь, отлично лечит волдыри, вызываемые елозаминарией. Корень встал на задние лапы и с любопытством понюхал ещё один аквариум, полный волнистых жёлтых водорослей. – У твоего люфтхунда хороший вкус, – прокомментировала Энсли. – Рябь-трава в здешних местах считается деликатесом. Кое-кто жуёт её вместо перекуса. Лично я предпочитаю в засушенном виде, а также пользуюсь ароматной солью, что остаётся после её высушивания. Баркли обвёл взглядом её немалую коллекцию. Какие-то водоросли выглядели как обычная морская трава, другие представляли собой скопления крошечных цветных пятнышек в воде. Всё здесь навевало щемящую ностальгию, и он не сразу понял, что аптека напомнила ему грибные пещеры мастера Пилцманна в Занудшире. Баркли мысленно себя одёрнул – хватит жить прошлым! – У всех этих растений есть какие-то особые свойства? – спросил он. – Почти. Уверена, ты узнал в банках грязебой, что мы используем в лечении. Но некоторые я держу здесь только ради изучения. Как, например, огненный коралл. Страшная редкость. У меня ушёл почти год, чтобы его добыть, – она указала на крайний аквариум. Странно, что ничем не примечательный на вид серый коралл удостоился такого интересного названия. – И конечно же, ты наверняка узнал её. Энсли кивнула на чан, полный белых пузырчатых водорослей, которые ритмично разбухали и опадали, будто дышали. Корень заскулил и попятился. Баркли тоже поёжился: – Плакучая волна. – Да. Но это чудище отличается от остальных в моей коллекции. Начать с того, что оно относится к начальному классу, то есть магия у него есть, но её недостаточно, чтобы стать кому-то партнёром. Не то чтобы кому-то могло прийти такое в голову! – усмехнулась она, и Баркли постарался убрать с лица выражение ужаса. – Плюс, насколько я могу судить, оно не поглощает солнечный свет, как другие водорослевые, и питается исключительно плотью. Энсли достала из кармана фартука сушёную сардину и помахала ею перед Баркли: – Хочешь её покормить? Тот засомневался: – Я не… – Ой, ничего страшного. Я понимаю: далеко не всем моя работа кажется интересной. Ссутулившись, она бросила сардину в чан. Плакучая волна пошла пузырями и забулькала. А уже через секунду на поверхности воды закачались крошечные рыбьи кости. Входная дверь с грохотом распахнулась, и Баркли, дёрнувшись от неожиданности, врезался в аквариум с плакучей волной. Тот, к его ужасу, наклонился и ударился о соседний, тот – в следующий, и так по очереди, пока все аквариумы не обрушились на пол цунами из осколков и водорослей. А огненный коралл – больше не прикрытый водой – вспыхнул жарким пламенем. Баркли с криком отпрыгнул от плакучей волны, не желая жертвовать пальцами ног. – Простите! Я не… я просто… – Я принесу прихватки! – воскликнула Энсли, бросаясь к прилавку. Корень залаял на расползающиеся по полу белые хлопья. Для растения это чудище двигалось поразительно быстро, а его усилившаяся пенистость наводила на мысли о бешеных животных. – Что это было? – крикнул с чердака Тэдж. – Всё хорошо, милый! – отозвалась Энсли, откопав где-то пару розовых прихваток. Руна – а это она зашла в аптеку – метнулась к Баркли, чтобы увести его с пути Энсли. Но той ещё мешал Корень, который скакал вдоль лужи с плакучей волной и с каким-то странным, паническим блеском в глазах заливался лаем. – Корень! – позвал Баркли. – Успокойся. Дай ей пройти… – Отзови его в метку, – посоветовала Руна. – Он слишком напуган. Баркли послушался, и его кожу закололо: Корень даже в метке продолжил нарезать круги. Но Энсли не сдвинулась с места. – Чего вы ждёте? – спросила Руна, кашляя из-за дыма. – Если не поторопитесь, огонь… – Смотрите, – выдохнула Энсли, опускаясь на корточки почти вплотную к плакучей волне, так что Баркли невольно зажмурил один глаз, уверенный, что она сейчас лишится ступни. Белые водоросли сгрудились вокруг огненного коралла наподобие живой пенящейся изгороди. – Ей нравится пламя. – Что-то горит? – закричал Тэдж. Его вопрос вынудил Энсли наконец подхватить прихватками пылающий коралл и бросить его в аквариум с елозаминариями – один из немногих уцелевших. Кольцо плакучей волны тут же растеклось пенистой лужицей. Баркли обозрел сотворённый им беспорядок и застонал: – Простите меня. Мне так жаль. – Не стоит! – весело отозвалась Энсли. – Я уже не помню, когда в последний раз так веселилась! Не говоря уже о потенциально крайне интересном открытии. Из тебя выйдет замечательный аптекарь, Баркли. Несмотря на комплимент, Баркли ещё никогда не чувствовал себя более никчёмным чудологом, чем сейчас. Пока Энсли ходила за метлой, Баркли переключил внимание на Руну. Судя по растрёпанной косе и сердито сведённым бровям, спрашивать, чем закончился их спор с Сирилом, пока не стоило.