– А что тут знать? – я с раздражением швырнула облачный шарик в синюю пустоту. – Хотели как лучше, а получилось как всегда. Только расхлебывать это мне. – Не я назначил тебе эту роль. И с драконами все не так просто; не уверен, что ты поймешь. Мы мыслим разными категориями. Сознание человека не способно принять божественную мудрость. И божественную глупость тоже. – Вы склонны подводить все под собственные представления, – сказал Мэйтин, – упрощать, подменять понятия. В итоге получаете сказки, в которые сами после не верите. – Расскажи мне сказку, боже. Я постараюсь в нее поверить. – Хорошо, – кивнул он. – Слушай. Мир был молод тогда. Дети его едва покинули колыбель и делали первые шаги… Я растянулась на облачке и закрыла глаза. Все равно этот майский мальчишка не скажет больше, чем хочет, а каждое его слово содержит скрытый смысл, и, может быть, сегодня мне повезет его разгадать. – Нужен был кто-то, кто учил бы их и направлял, – продолжил рассказчик. – Кто-то мудрый и терпеливый. Кто-то устрашающий, ведь порой только страх останавливает расшалившихся детей. Так появились драконы. Они не были богами, но боги были драконами какой-то частицей себя. Ты права, мы мыслим иными категориями. Но, разделив сознание и прожив не одну смертную жизнь, мы стали ближе детям Трайса, а они стали понятнее нам. И все же мы допустили несколько ошибок. Эльфы и люди были нашими отражениями в этом мире – тенями, которые, как гласят ваши легенды, боги бросили на землю в дни творения. Как твое отражение в зеркале не имеет твоих сил и знаний, так и наши отражения не обладали ими: мы вложили в них только искру разума и позволили развиваться и пользоваться энергией мира. Но эльфы были первыми. Они отразились в мире чистой силы, приняли ее, и она приняла их. Даже попыталась скопировать, породив гоблинов и троллей. Люди же оказались похожи на эльфов лишь внешне. Они появились позже. Блики на поверхности мутного зеркала. Мир впустил их, но не принял. Не дал им магии, обделил веками жизни. Драконы сочли это несправедливым. Даже гоблины получили частичку дара. Даже тугодумы тролли, родившиеся из камней, пользовались примитивными чарами. А люди, бывшие пусть не лучшим, но все же божьим подобием, остались ни с чем. – И вы решили это исправить? – Не мы, – покачал головой сказочник. – Драконы. Они не могли переделать мир, но они переделали людей. Открыли их для потоков силы. Научили сплетать первые заклинания. Но стать с миром единым целым люди так и не смогли. Попытки объединить их силу с природной давали странные результаты. Вроде оборотней, например… Но маги-оборотни – это уже другое дело, да? – Да, – не могла не согласиться я. – Маги-оборотни у вас получились. У драконов, вернее. А с изменением реальности что пошло не так? – Все. Не нужно было вмешиваться в подобные материи. Даже драконам. Или нужно было вмешаться драконам, и только. Но они научили людей. А люди всё извратили. – Я не могу осуждать их, тех, первых, – сказал Мэйтин. – Они были любознательны. Не удовлетворились готовыми решениями, захотели во всем разобраться. И разобрались. Чтобы обойти время и изменить уже свершившееся, неважно когда, день назад или сто лет, нужно использовать силу вне времени. Тебе рассказывали об этом сегодня: вся та энергия, которой человек мог бы воспользоваться в течение жизни, становится доступна ему в один миг. И в этот миг возможно все. Огромный соблазн, не так ли? Поэтому пришлось внести коррективы в ритуал. Заложить условие добровольного участия, подтвержденного кровью. Сделать так, чтобы исполнялось лишь то, что с общего согласия записывалось в книгу судеб. Определить наказание для осмелившихся нарушить эти условия. В идеале желание должно быть одно, то самое, что записывалось в книгу и не могло не исполниться. Но всегда находился кто-то, кто пытался обойти правила. И его желания становились для него ловушкой. Принцип ты уже знаешь. – Ты мог сказать мне раньше, – укорила я бога. – Не мог. Сейчас я только добавил подробностей к тому, что ты уже узнала сама. Это не нарушит естественного хода событий. – А драконы? Вдруг я расскажу кому-нибудь? – Валяй. И тебя ткнут носом в труды того же Кроншайского. Не стану повторно вещать о кризисе веры у людей. – У людей, – повторила я за ним. – А эльфы? Они знают, да? – Ага, – мальчишескую физиономию божества осияла злорадная улыбка. – Они посмели усомниться в мудрости драконов, представляешь? Драконы демонстративно обиделись и покинули Трайс, предварительно открыв эльфам, кем они были. Бедняг до сих пор совесть грызет. К тому же приходится врать людям, замалчивая тот факт, что выжили с Трайса воплощения богов, и от этого совесть больнее кусается. – Жестоко вы с ними. – Не мы. Драконы. С эльфов нужно сбить спесь. Но пока не получается: они и своей виной, похоже, втайне гордятся, ибо она величайшая и неизгладимая. – Но ведь драконы ушли не только для того, чтобы преподать эльфам урок? – Мир изменился. Драконы тоже. Если бы они остались, не ограничились бы уже ролью терпеливых наставников. Отчаявшись добиться справедливости, они подчинили бы себе Трайс и заставили бы его жить по своим правилам. Но справедливостью это уже не было бы. Познавательная беседа, но ответов на свои вопросы я не получила. – Ты их не задавала, – парировал бог. – О библиотекаре ты не ответишь, а все остальное… Что случится, если мы уничтожим книгу судеб? Вернутся пропавшие, и все изменения обнулятся? Но тогда получится… – Что ритуала не было, как и расследования, – понял мою мысль Мэйтин. – Как и последних месяцев твоей жизни. – Да? – испугалась я, вспомнив, сколько всего случилось за это время. – Нет, – успокоил он. – Это сложно. Скажем так, сформируется некая третья реальность, которая учтет события обеих версий. Пропавшие вернутся, основные изменения аннулируются, парадоксы разрешатся сами собой, но кое-что останется неизменным. Например, если кто-то погибнет… – Кто-то погибнет? – встревожилась я. – Не исключено. Ничего нельзя исключать, ты же понимаешь? – Мэйтин… – Я буду рядом, – пообещал он. – Но у моей власти есть предел. Я не смогу повернуть время вспять или воскресить умерших. Но… Я дам тебе еще одно чудо. Ты сама решишь какое, когда придет пора. – Сейчас еще не пора? Вдохновил бы библиотекаря на чистосердечное признание. – Это было бы уже не чудо, – усмехнулся Мэйтин. – Это был бы рояль. Упругое облачко подо мной превратилось в туман, и я пролетела свозь него, чтобы очутиться в темноте терминала. Вот так всегда. Убедившись, что бог не последует за мной, чтобы продолжить разговор, я нащупала стену, но, прежде чем открыла дверь, подумала, что не обязательно сразу же возвращаться к себе. Можно попробовать заглянуть куда-нибудь. Только решить, куда и когда. Я не знала ни времени, ни места, поэтому просто пожелала увидеть, с чего все началось. Расплывчатая формулировка – этак могло и в эпоху Творения занести… Но не занесло. Пару минут я смотрела на счастливую дурочку, красующуюся перед зеркалом в свадебном платье, на мужчину и женщину рядом с ней, к которым хотелось броситься, обнять обоих, попросить прощения за все… за эту дурочку, еще не знающую, что ее ждет… и закрыла дверь. Открыла другую и села на постели в своей комнате. Прислушалась к мерному сопению Мэг и, вытянув вперед руку, медленно разжала кулак. Оторванного в последний момент кусочка облачка я не увидела, но чувствовала его – маленький сгусток силы на ладони. Я удерживала его с минуту, а после позволила энергии впитаться под кожу, медленно-медленно, ощущая, как учащается сердечный ритм, кровь бежит быстрее и дыхание становится горячим. Не опуская руки, соединила большой и средний пальцы, потерла и улыбнулась вспыхнувшему между ними огоньку. И тут же погасила его. Спать пора. Глава 44 Утро понедельника было полно открытий. Во-первых, оказалось, что на целительском я знаменитость. Благодаря практикантам обмен новостями и сплетнями между факультетом и лечебницей был налажен на высшем уровне, и девица, внезапно переведшаяся с боевого и угодившая тут же под крылышко леди Райс, не могла избежать внимания. Плюс моя работа с Грином – помнится, однажды он ляпнул что-то об особо важном задании при студентах леди Пенелопы. И падение с «Крылатого», после которого я – и тому имелись свидетели! – доставила травмированного ректора в лечебницу, а затем практически в одиночку исцелила, зарядив восстановительные амулеты. Доказывать кому-либо, что все было не так или не совсем так, по словам Мэг, было бесполезно. Во-вторых, между лекцией по ботанике и практическим занятием по химии обнаружилось, что я подписалась под «агиткой» Стального Волка. Вернее, не я, а Черная Мамба. Точнее, Последний Дракон, чье имя стояло ниже, и, присмотревшись, можно было заметить, что оба прозвища написаны одной рукой. Я долго топталась у стенда с объявлениями, раздумывая, хотел ли он сделать мне приятное или дал понять, что в клубе я не появлюсь без охраны. На этом моменте ко мне присоединилась Мэг и осчастливила «в-третьих»: – Завтра вместо истории фармации слушаем доктора Грина, я тебя записала. – Э? – Да. Доктор Э. Грин. Вот, – подруга подтащила меня к соседнему стенду. – Ты не знала, что он читает лекции на факультете? Знала. Но почему сейчас? И фармацевтам? Он же практикующий хирург. В ответ мне высказали, что стоило бы интересоваться достижениями некоторых выдающихся личностей, раз уж жизнь меня с таковыми личностями свела, а Грин не только хирург, но и владелец десятка патентов на лекарственные препараты, и лекция его стояла в плане с начала семестра, только без указания времени, а теперь это время у доктора, видимо, появилось. Действительно, говорил же он, что готовил те капли по собственному рецепту. И мышь от него сбежала, к единорогу ходить не с кем, можно вместо этого со студентами встретиться. Только… – Не делай так, – попросила я подругу. – Пожалуйста. – Как? – не поняла она. – Так, – я прижала к груди сложенные лодочкой ладошки и захлопала ресничками точь-в-точь как Мэг, когда говорила о Грине. – Ты становишься похожа на одну девушку. – Что не так с той девушкой? – Она рыжая. С Оливером, к которому я по устоявшемуся графику пошла после обеда, мы столкнулись в приемной. Ректор, недобро ворча, рылся в столе секретаря, вынимал документы из ящиков, рассматривал и бросал прямо на пол. – Здравствуйте, милорд, – я бочком обошла образовавшуюся в проходе бумажную гору. – Что-то случилось? – Я увольняюсь, – бросил он мрачно. – Как?! – Если завтра у меня не появится нормальный секретарь – увольняюсь! – А где Лидия? – Лидия… – он скрипнул зубами, проглотил все, что хотел высказать в адрес «фиалки», и закончил спокойно: – Не вышла сегодня. Оказывается, у нее такое бывает, но меня забыли предупредить. – Я могу чем-нибудь помочь? Я же протоколист…