Я не настаивала. И, кажется, догадалась, с кем провела последнюю ночь Камилла. В памяти всплыли обрывки слышанных, но не понятых когда-то фраз, и картинка сложилась. – Я все-таки запишу, – обдумав все, сообщила я молча вышагивающему рядом магу. – Не для вас – для следствия. Ведь библиотекарь как-то узнал об этом. Если мы поймем, как и от кого, сможем его вычислить. Оливер замер на месте. – Вы… – он не мог подобрать слов, а я не могла понять, чего больше в его взгляде: удивления, беспокойства или все же обиды на то, что я не послушалась и продолжаю неприятную для него тему. – Догадалась. Только что. У меня случаются озарения. «Должен убить, тогда она вернется», «ментальные крючки», «тебе не понравится», – я перечислила по памяти ключевые моменты, которые в свое время оставила без внимания. – Если собрать все воедино, это несложно. А еще ваша реакция на мой вопрос. – Вы умная девушка, Элизабет, – без эмоций похвалил ректор. – И вы правы: если бы мы знали, откуда эта информация у библиотекаря… Но мы не знаем. Инспектор Крейг проверяет эту зацепку, пока без результатов. А записывать ничего не нужно. Камилла пропала последней. Когда ее забудут, изменить что-либо станет невозможно. Вы обещали мне, что уедете, если это случится, помните? – Уеду, – пообещала я повторно. Можно давать любые клятвы – они потеряют смысл, если мы не остановим искажения. Как и в том случае, если я не добьюсь взаимности от Оливера. Вернее, его любви. Теперь я понимала, что это, увы, не тождественные понятия. К моему приходу подруги наколдовали из шоколада, мороженого и спирта графин шоколадно-молочного ликера. Мэг, как истинная целительница (я таковой до официального перевода не считалась), заявила, что нам надо снять стресс, а с целителями спорить чревато. Тем паче я сама была не против спиртного, но по другим причинам: сегодня мне нужен был особый сон, и полагаться на удачу не хотелось. Добавить еще немного капель Грина… Рискованно, но в случае чего моя бесславная кончина будет на совести одного белобрысого божка. Хотя, учитывая, как давно он не появлялся, впору усомниться в наличии у него этой самой совести. Смешивать лекарство с ликером я не стала. Уже после ухода Сибил закрылась в ванной, накапала в чашку двойную дозу, мысленно пожелала себе удачи и залпом выпила. Эффекта не почувствовала – в сон меня клонило и до этого. Глаза начали слипаться еще за столом под болтовню подруг, обсуждавших сюжет какого-то любовного романа. Занятная, видимо, книжица: о юной охотнице за артефактами, то и дело попадающей в немыслимые ситуации, и отважном герое, вытаскивающем ее из всех передряг до тех пор, пока не решил, что проще жениться на этой искательнице приключений, чтобы сидела дома и воспитывала детей, а не лазила по древним гробницам, – по крайней мере, я так поняла его финальный подвиг. Засыпая, я продолжала думать о нелегкой судьбе героев, обреченных спасать прекрасных дам от хтонических монстров и кровожадных библиотекарей. Встряхивалась, приказывая себе сосредоточиться на видении изумрудного луга, но вновь возвращалась мыслями к беспокойным героям, которым после их геройств еще обеспечь квалифицированное лечение и отдельное койко-место. – Зачатки профдеформации сознания? – насмешливо осведомился мальчишеский голос в моей голове. – Цитирую знакомого целителя, – ответила я. – Кого ты там цитируешь? – проворчала со своей кровати Мэг. – Спи! – Сплю, – заверила я подругу. Вдохнула, чувствуя, как тело наполняется легкостью, медленно выдохнула и, провалившись сквозь матрас, мягко опустилась на пушистое облачко рядом с Мэйтином. Облачко. Раньше такого не было. – Раньше ты и алкоголь с антидепрессантами не мешала, – отозвался бог. – Знаешь, как это опасно? – Мы этого еще не проходили, – заявила я беспечно, рассудив, что, будь я сейчас при смерти, он не таким тоном со мной говорил бы. – Все равно не делай так больше. Грайнвилль показывал тебе путь, ты в состоянии пройти по нему без вспомогательных средств. – Я не помню. – Я не сказал, что ты помнишь. Я сказал, что ты можешь. И все же облачко. Висит себе в имитирующей небо голубой пустоте, беленькое и волнистое, как на картинке в детской книжке. На ощупь гладкое, упругое, но при небольшом усилии можно погрузить в него руку по локоть, а затем легко вытащить. Получившееся отверстие тут же затягивалось. А если попробовать отщипнуть кусочек… – То отщипнешь, – закончил Мэйтин. – Долго собираешься экспериментировать? Я пожала плечами: мои манипуляции разговору не мешали. Если только их божественность снизойдет до разговора. – Снизойду. Что ты хотела спросить? – Всё. Расскажи всё что можешь. Сейчас. Сразу. – Спрашивай, я отвечу. – Нет. Рассказывай сам. Если я что-то поняла в правилах божественных игр, то на неправильный вопрос получишь неправильный ответ, а правильных я задавать так и не научилась. – Это не игры, – сказал Мэйтин. – А что до правил – я и так обходил их, где это было можно. Поэтому спрашивай. – Ты знаешь, кто провел ритуал? – Уже да. – Скажешь? – Нет. Есть условия, которые ты должна выполнить самостоятельно, помнишь? Дурацкие условия. Не мог придумать что-нибудь попроще! – Ты так и не поняла? – усмехнулся бог. – Не я их придумал. Ты. Ты написала это и сделала Элизабет центральной фигурой. М-да. Кой черт понес меня на эти галеры? – Это вопрос? – уточнил Мэйтин. – А у тебя есть ответ? – Конкретно о чертях и галерах – нет. Остальное я тебе объяснял. Причинно-следственные связи, я помню. Но если мир существовал до того, как я о нем написала, я никак не могла повлиять на события и заложить обязательные условия, о которых он мне талдычит. – Теоретически могла, – не согласилось с моими умозаключениями божество. – Ты писала, находясь в другом мире. Воздействовала на систему извне. – В каком смысле? – В метафизическом. Да уж, каков вопрос – таков ответ. – Имея точку опоры, можно перевернуть мир, – расщедрился на объяснение бог. – Но эта точка не может находиться в том же мире. Что ж, это объясняет, почему, оказавшись на Трайсе, я потеряла власть над событиями. Но искажения реальности на меня не влияют. – Побочный эффект, – предположил Мэйтин. – Все же ты автор. А то и демиург, да. Я вспомнила знакомство с божественным семейством: небожители тогда так и не пришли к согласию. Но они обсуждали не только это. – Две проблемы, – я утопила пальцы в облаке. – Мне нужно закончить историю на Трайсе, чтобы восстановить естественный ход событий и границы миров. Закончить не извне, а именно на Трайсе. Чтобы не перевернуть его ненароком? Мэйтин кивнул, и я продолжила: – Вторая проблема – изменение реальности. Я не писала об этом, только создала предпосылки. Но сам ритуал… – я задумчиво отщипнула кусочек облака, скатала в шарик и подбросила на ладони. – Ритуал придумали драконы, которые ушли с Трайса, но которых, как я слышала на вашей семейной встрече, можно было бы вернуть, чтобы все исправить, если бы ты не считал, что это неправильно. – Время драконов прошло. – Расскажи о них, – попросила я. – То, чего я не знаю. Чего нет в учебниках. Надеюсь, это правильный вопрос. – Не совсем, – тряхнул светлой челкой бог. – В учебниках есть все, чтобы получить ответ. Кто был на Трайсе, когда никаких других народов еще не существовало? Кто обладал безграничными знаниями? Кто наделил людей магией? Кто вообще способен дать кому-либо подобную силу? Если задуматься, а не относиться ко всему этому как к разделу древней истории, щедро приправленному мифологией… Нет, ерунда. У Эдриана Кроншайского упоминалось, что некоторые древние племена почитали драконов как богов, но Кроншайский, как и другие ученые до него, опроверг подобную вероятность, исходя из того, что зафиксированное в летописях число драконов в разы превосходит количество известных на Трайсе богов. Кроме того, драконы, по многим свидетельствам, были смертны. – Тяжелейший случай, – вздохнуло божество. – Магу, изучавшему драконов по книжкам, ты веришь, а мне – нет? – С количеством и смертностью и правда неувязка. – В местных религиях нет такого понятия, поэтому Кроншайскому простительно. Но ты-то знаешь, что такое аватара? – Ну… Тогда только с количеством. – Считаешь, существует лимит на воплощения? Боги – личности многогранные. Интересно, как нужно реагировать, когда тебе внезапно открывается одна из тайн мироздания? Потому что я определенно отреагировала неправильно. – Семь ипостасей, значит? – спросила, прокрутив в голове божественные откровения. – Больше, – улыбнулось божество. – В нашем случае это тоже не лимитируется. Просто семь – хорошее число. Особенно когда речь идет о количестве участников некого любопытного ритуала. – Вот только обвинять не надо! – приказал Мэйтин, погасив улыбку. – Ты не знаешь всего.