Только после этого до меня дошло, что все сказанное ранее было произнесено громко и четко прямо у приоткрытой двери в палату, и милорд Райхон не имел ни единого шанса не услышать. Раз. Два… На «три» дверь распахнулась, с силой ударившись о стену. Оливер, бледный, осунувшийся за ночь, мазнул по мне мутным взглядом и вперился в Грина. – Вы действительно думаете… – Нет, – не дал ему закончить целитель. – Но начну, если не докажете обратное. – Докажу, – выдавил сквозь зубы ректор. – Сначала идите домой. Поешьте и отдохните. Сейчас от вас толку мало. – Я в полном порядке. – Вы не в порядке, – отчеканил Грин. – И, начиная спорить, только подтверждаете это. Осмысление услышанного далось Оливеру не без труда. – Вы правы, – нехотя согласился он. – Пойду к себе. Сообщите немедленно, если Джерри очнется или появятся другие новости. – Обязательно, – пообещал Грин. Проводил ректора взглядом, а когда тот скрылся из виду, обернулся ко мне. – Проблема решена, можно вернуться к моему предложению. – Вы… – у меня снова не было слов. – Я? – с любопытством приподнял бровь доктор. – Вы невозможны! – выпалила я, потому что в этот момент Грин вызывал у меня массу самых разных эмоций, от злости до восхищения, и определиться, какое чувство сильнее, в самом деле было невозможно. – Не пойду я с вами никуда! – Подумала и уточнила: – Сегодня. – Замечательно, – неожиданно довольно отозвался он. – Значит, я тоже отправлюсь домой и наконец-то высплюсь. Ведите себя хорошо, Бет, и постарайтесь, чтобы из-за вас или кого-то из ваших знакомых меня опять не лишили отдыха. – Постараюсь, – буркнула я. – Кошку покормить не забудьте. Сама я отдыхать не планировала. После обеда забежала в общежитие, переоделась и пошла к Саймону. Мы не виделись несколько дней, а случилось за это время достаточно, было о чем поговорить, да и просто размяться не мешало бы. Но не успела я отойти от общежития и на сто шагов, как дорогу мне заступил Рысь. Вышел из боковой аллейки и остановился, глядя на меня, словно ждал, когда я сама брошусь к нему на шею. Долго ждать я не заставила. Бросилась. Ткнулась носом в грудь и стояла так, стояла… – Ты еще под охраной? – шепотом спросил друг. – Угу. – Хорошо, – хмыкнул он. – Значит, где-то поблизости вертятся агенты, которые мне сейчас люто завидуют. Но давай не будем их слишком сильно дразнить. И… спасибо. – За что? – удивилась я. – За тебя. Думал, ты и говорить со мной не захочешь. Испугаешься или… – Дурак ты, Рысь. Правду сказать, я опасалась, что он сам не захочет общаться со мной как с первопричиной всех бед, и обрадовалась, что опасения не оправдались. – Я не могу ничего с тобой обсуждать, – предупредил друг. – Ни того, что было в библиотеке, ни сегодняшний случай. Это временная мера, неприятная, но необходимая, поверь. Меня вообще должны были отстранить, а инспектор, наоборот… Он мне место предложил, представляешь? Не просто стажировку, а работу. Учиться продолжу по направлению от полиции. Не нужно из-за стипендии переживать, и жалование, небольшое, но будет. Учеба по свободному графику, а практика – по месту службы… Была ли удача Норвуда следствием прозорливости инспектора, разглядевшего в парне перспективного сотрудника, или божьим промыслом, но друг казался счастливым, и я радовалась вместе с ним. Еще одна радость поджидала меня в корпусе боевиков, по которому мне пришлось побродить, разыскивая Саймона. Нашелся он не в тренировочном зале и не в пустой аудитории, где имел привычку засиживаться, проверяя контрольные, а в самом неожиданном для себя месте – на кафедре. За столом. Стол, как выяснилось позже, ему только утром выделили, чем официально признали за вчерашним аспирантом и позавчерашним студентом гордое звание преподавателя. Правда, со «вчера» прошло уже пять лет, не говоря уж о «позавчера», но у аксакалов магических наук память хорошая, и Саймон мог еще пару десятилетий числиться у них желторотиком, посему столу, к слову, маленькому, поцарапанному и засунутому в дальний угол общей преподавательской комнаты, он несказанно обрадовался, с момента окончания занятий сидел тут и с ним, со столом, за это время успел сродниться настолько, что я всерьез заподозрила, что тренировки у нас сегодня не получится. Впрочем, о столе я узнала не сразу. Начал Саймон со ставшей уже ритуальной фразы «Я помню». Потом спросил, как дела, и я коротко рассказала ему последние новости, начиная с пожара в библиотеке и заканчивая происшествием в ректорской приемной. Официальные версии событий боевик уже слышал; узнав неофициальные, нахмурился. Что-то подобное он, по его словам, подозревал, но надеялся, что подозрения не подтвердятся. Саймон предложил открыться ректору и Крейгу, рассказать об именах на его груди – возможно, это и другим дало бы способность помнить. Но я эту идею не поддержала. Не было гарантий, что у меня получится еще раз «врезать» в чью-либо память ускользающую реальность. А если получится… Шрамы с тела свести непросто. Как и с души. Что, если не удастся найти библиотекаря и обратить произошедшие перемены? Кому тогда нужны воспоминания о том, чего не вернуть? Саймон, поразмыслив, со мной согласился. А заметив, что я совсем сникла, представил мне Свой Собственный Стол. Нельзя было не отметить наличия у судьбы некого компенсационного механизма. Место в полиции для Норвуда и стол для Саймона смотрелись именно такой компенсацией. А самой мне, чтобы вернуть растраченный за последние дни оптимизм, хватило двухчасовой тренировки и дружеской беседы. Жаль, слов не хватило, чтобы объяснить Саймону, как я нуждаюсь в наших встречах. – Чувствую себя бесполезным, – сказал он, прощаясь. – Даже не знаю, что могу сделать. – Не хотите снова собрать «Огненный Череп»? – предложила я серьезно. Он так же серьезно обещал подумать. Утро. Завтрак. Лечебница. Пустой стул в палате мистера Адамса. Умиротворенное лицо Джереми, теперь казавшееся даже красивым. Леди Пенелопа со своими роженицами. Ее набежавшие невесть откуда студенты, вспомнившие о скорых экзаменах. Из наполнившегося гвалтом кабинета меня спас Грин, вызвав для «особого задания», а шумные студенты, умолкшие при его появлении, наконец-то обратили на меня внимание и успели позавидовать, пока я шла к выходу… – Зачем вам это, доктор? – спросила я, вдоволь наобнимавшись со своим чудом. – Один раз мы взяли образцы, один раз вы их даже использовали. Но в целом – в чем смысл ваших исследований? Я просто не знала, о чем с ним говорить. А то, что он сидит молча на своем ящике и смотрит на меня, начинало… раздражать, наверное… – Цель – изучение влияния эноре кэллапиа на людей на энергетическом уровне, – отчитался целитель. – Я отслеживаю изменения в вашей ауре. – Как? Мне говорили, что из-за блокировки дара мое энергетическое поле аномально спокойно. – Оливер Райхон говорил? – Инспектор Крейг. Судя по тому, как скоро Грин избавился от скептической ухмылки, инспектор в таких вопросах был более чем компетентен. – Это верно лишь в отношении магического поля, – все же не согласился доктор. – Но есть еще аура жизни, ее и оцениваю. И… ваша взяла. Мне нравится приходить сюда. Вы это хотели услышать? Мне нравится, вам нравится. Без меня вы сюда не попадете, а меня без вас единорог дольше пары минут не потерпит. Разговор не клеился, поэтому, когда открылась дверь и в жилище единорога вошел эльф, я сначала обрадовалась ему и только потом задумалась, что этот эльф тут забыл. – Здравствуй, Илси, – легким поклоном приветствовал меня он. Вежливо улыбнулся соскочившему с ящика целителю: – Доктор Грин? Леди Каролайн много о вас рассказывала. Доктор поклонился. Я насторожилась. Матримониальные планы Грайнвилля плохо сочетались со знаками внимания, которые означенная леди оказывала Грину, и, будь это действительно дамский роман, поводов хватило бы на эпическую битву. Единорог, подсмотрев мои мысли, фыркнул, подошел к эльфу и ткнулся тому в плечо мордой, будто собирался поделиться подсмотренным. Но Грайнвиль сплетничать не пожелал, а чтобы на него не обижались за невнимание, ласково почесал ябеду в основании витого рога. Грин издал удивленный возглас, а до меня наконец дошло, что во всем этом не так: за юную девственницу Грайнвилля даже со спины не примешь. – Значит, это правда, – проговорил, справившись с изумлением, целитель. – Правда, – ответил эльф. – Вы не оставите меня с моим другом, доктор? – Конечно, – согласился Грин. – Пойдемте, Бет. – Вы не поняли, – Грайнвилль покачал головой. – Друг, с которым я хочу пообщаться, – Элизабет. Целитель перевел на меня вопросительный взгляд, и я кивнула: да, это мой друг. Пусть до сего дня я неоднократно сомневалась в этом, но у меня больше нет причин не доверять тому, кому эноре кэллапиа разрешает чесать ему лоб. Но каким образом он, будучи мужчиной, «колючим», может так тесно общаться с единорогом? Как я знала, для эльфов дивные создания в этом вопросе исключений не делали. – Таких, как я, называют говорящими с миром, – сказал Грайнвиль, когда за Грином закрылась дверь – Эноре кэллапиа не видят в нас ни женщин, ни мужчин, ни целомудрия, ни разврата… – Пф-ф-ф! – не согласился единорог. – Видят, но не придают этому значения, – исправился эльф. – Мы одинаково чувствуем мир – это главное. – Ясно, – усмехнулась я, прикидывая, сам ли он догадался, о чем я думаю, или меня единорог сдал. – Я никогда не слышала о говорящих с миром. – Это тоже не тайна, – сказал эльф, словно продолжал наш предыдущий разговор. – Люди изучают нас, наш язык и культуру, но многое проходит мимо них. Говорящие не несут вашему народу ни угрозы, ни выгоды, поэтому неинтересны. Упоминания о таких, как я, можно найти в ваших учебниках, но чаще они встречаются в сказках и легендах. И, судя по всему, Грин эти сказки читал. Нужно и мне заняться изучением мифологии. Кажется, там можно найти больше ответов, чем в научных трудах. – Что еще умеют говорящие? – спросила я эльфа. – Мы чувствуем мир, – пожал он плечами. – Но не можем влиять на происходящее в нем. Мы лишь созерцатели. Бесполезный дар с вашей точки зрения. – А с вашей? – Это приятно, – сказал Грайнвилль, подумав. – И помогает в общении. Похоже на эмпатию, но иной принцип формирования ощущений. Я не улавливаю эмоций отдельного существа, но чувствую, как реагирует на него мир. Он умолк и долго смотрел на меня, прежде чем сказать то, из-за чего просил Грина нас оставить: – Ты заставляешь мир волноваться, Илси. Он даже из-за изменяющейся реальности так не волнуется. А еще я помню твои слова. Ты сказала, что должна его спасти. И я думаю, он этого ждет.