– Попозже продолжим, мисс, – сказал инспектор. – Схожу посмотрю, как там… – Хорошо. Хорошо, продолжим. И «там» тоже все хорошо. Я положила в кофе сахар и поставила чашку на стол. Сходила в кабинет леди Пенелопы. Она куда-то отлучилась, но в шкафу обнаружились кусочек бисквита и плитка горького шоколада. Подумав, что наставница не будет возражать, взяла то и другое, отнесла к Грину и оставила рядом с кофе. Самого доктора я увидела, когда выходила из кабинета. Вернее, сначала почувствовала. А он, заметив меня, остановился в конце коридора. Далеко, но я видела, как он бледен, темная щетина лежит пыльным налетом на щеках, глаза блестят от усталых слез, и еще сильнее обозначилась горбинка на тонком, хищно изогнутом носу… Шагнула навстречу, но вовремя одумалась. «Ваш кофе готов», – сказала мысленно, кивнув на дверь кабинета. «Все-таки вы идиотка», – наверное, подумал он. К прерванному разговору, как и обещал инспектор, мы вернулись. Но сначала пришла от своих рожениц леди Пенелопа, заварила мне большую чашку чая на травах и поставила на стол не найденное мною, а потому не доставшееся Грину печенье. Потом достала салфетку и пузырек с маслянистой жидкостью и в прямом смысле стерла с моего лица и шеи саднящие полоски порезов. Никаких вздохов и ненужных причитаний, и даже жалость во взгляде, которую я отмечала в последнее время, ей удалось спрятать. Когда подошел Крейг, наставница сварила ему и себе кофе. Себе налила со сливками, инспектору щедро плеснула в чашку бренди. Так, под видом дружеского чаепития, мы и обсуждали сегодняшнее происшествие и дела давно минувших дней. Вернее, одно давнее дело. Вирджиния Райхон, сестра Оливера, никак не проявила себя во время учебы, и сейчас о ней никто в академии не помнил бы, если бы не брат и не трагическая история ее смерти, которой предшествовала, в общем-то, банальная история жизни. Джинни была на одиннадцать лет старше брата, но, несмотря на разницу в возрасте, по словам Крейга, они были очень близки. Их мать умерла вскоре после рождения Оливера, а отец занимал ответственный пост в министерстве и не мог уделять достаточного внимания сыну, оставив это нянькам и не по годам умной и серьезной дочери. Даже учась в академии, она срывалась домой при каждой возможности, чтобы повидаться с братом. В последний год учебы умненькая Джинни, от которой никто не ожидал подобного, влюбилась в сокурсника и скоропалительно вышла за него замуж. Отца она поставила в известность постфактум, понимая, что согласия на брак с выходцем из низов, не лучшим образом зарекомендовавшим себя в академии, родитель не дал бы. По воспоминаниям инспектора, который, казалось, знал и помнил каждого учившегося или работавшего в академии на его веку, Лесли Адамс отнюдь не был воплощением людских пороков и коварным соблазнителем. Он был рвачом. Слабенький маг-теоретик, с горем пополам набиравший необходимый для получения стипендии балл, не мог рассчитывать на сколь-нибудь удачную карьеру, а потому, когда судьба в лице Джинни Райхон улыбнулась ему, он ухватился за шанс на безбедное будущее обеими руками. Отец новоиспеченной миссис Адамс не лишил дочь приданого и от дома не отказывал, лишь предупредил, что всегда рад ей, но не ее супругу. Вирджиния отреагировала предсказуемо: разругалась с родителем и уехала с мужем в его родную глухомань. Несколько лет они, как говорят, даже были счастливы: денег хватало, родился сын. А после начались проблемы. Какие – никто тогда не знал. Вирджиния не жаловалась даже Оливеру, с которым поддерживала теплые отношения и активную переписку, и приезжала неоднократно в академию, чтобы, по словам Крейга, вправить братцу мозги. Прошел не один год, прежде чем Джинни решилась обратиться к отцу. Попросила его принять их с сыном на время. Объяснила это тем, что у Джереми обнаружился дар, а в провинции нелегко найти учителей. Лорд Райхон, уставший от затянувшейся размолвки, с радостью согласился. Джереми отправили к нему тут же, а Вирджиния хотела сначала встретиться с братом, тоже якобы по вопросам обучения начинающего мага. Якобы… Лесли Адамс ввязался в какую-то сомнительную аферу и мало того, что задолжал большую сумму серьезным людям, так еще решил их обмануть. Кинуть, как говорят в моем мире. А методы у серьезных людей во всех мирах одинаковы. Дело было уже не в возвращении долга, а в том, чтобы показательно наказать обманщика и его близких, дабы другим неповадно было. Лесли повесили на крыльце его дома. Вирджинию нагнали уже в Ньюсби, городке в десяти милях от академии. Оливер не успел на встречу с сестрой всего на час. – Тех, кто это сделал, нашли? – спросила я, когда инспектор закончил короткий и сухой, как полицейский рапорт, рассказ. – Официально – нет, – ответил он, посмотрев на меня обоими глазами. Затянувшуюся паузу нельзя было назвать ни неловкой, ни напряженной: просто молчание, когда все уже сказано и нет нужды что-либо добавлять. – Ну что вы такое говорите, мистер Крейг, – всплеснула руками леди Пенелопа. – Элизабет еще невесть что подумает. Оливер тогда сразу же уехал в столицу, к отцу. Взял бессрочный отпуск. Нужно было организовать похороны, позаботиться о племяннике. Мальчик остался один в неполные тринадцать – опасный возраст, переломный период в формировании личности и дара. И старый лорд Райхон слег после смерти дочери. Оливер пригласил лучших целителей, но увы… А то, что писали в газетах о тех жутких случаях, о каких-то смертях, вроде как не совсем естественных, – передел власти, обычный в бандитских кругах. Такие люди ничем не гнушаются, хоть бомбами, хоть запрещенными артефактами. Верно, инспектор? – Верно-верно, – показалось, Крейг усмехнулся. – Только мисс Аштон – девушка умная и без тебя, Пенни, все поняла. Так ведь? Так. Многое объяснилось. Не только подробности родственных связей Оливера, но и его непробиваемость, сдержанность любою ценой. А еще я подумала о мистере Адамсе. Джереми. О том, каким противным он казался, как раздражали его неприязненные взгляды. А на деле, может, и не было никакой неприязни – просто темный дар рвался себя проявить, а молодой малефик еще не достиг того уровня контроля, что его дядя. Для этого нужна практика. Нужно понять, на что ты способен, и четко оценивать последствия. Нужно сорваться однажды, чтобы обещать себе, что никогда больше этого не допустишь. – Инспектор, скажите, – начала я осторожно, – если тогда убийц не нашли, можно так же не найти библиотекаря? Леди Райс, извинившись, вышла из кабинета. Крейг посмотрел на закрывшуюся за ней дверь и покачал головой. – Найти можно, если по вещи какой, по волосу. По ножу, который убийца в руках держал, по чужой крови, которую пролил. Но… – Полицейский бессильно развел руками: – Не наш случай. Не наш. Нож держал Джереми Адамс. И кровь пролил он. Свою. – А поводок? По нему не отследить? – Не поводок это был. Если милорду нашему верить, посложнее плетение. Только кровь, как и огонь, такие чары рушит. – Значит, опять ничего? К чему тогда этот разговор? Только чтобы я записала, что случилось? – Записать – это конечно, – согласился инспектор. – А еще чтобы уразумели, с какой гадиной мы столкнулись. – С какой, с какой… С умной и расчетливой, – пробормотала я себе под нос. – Осведомленной. Одаренной. Какая нужна специализация, чтобы сплести то, что подчинило Норвуда и мистера Адамса? – Разная, – почесал макушку Крейг. – Некромантия, основы ментального воздействия… А там – кто знает, на что еще этот гад горазд? Я выругалась. Неизвестно где и от кого услышанные слова сами сорвались с языка и смысл некоторых я представляла смутно, однако, судя по тому, как инспектор сфокусировал на мне оба глаза, на Трайсе подобные выражения тоже использовали. Но не юные дочери аристократических семейств. – Отдохнуть вам надо, мисс, – сказал старик сочувственно. – Или развеяться, с подружками погулять. Я уж прослежу, чтобы ничего… – Проследите? – переспросила я, представив себе, как Мэг набрасывает мне на шею удавку, а малышка Сибил вытаскивает из рукава стилет. – Считайте, уже проследил. Мы-то, когда еще с мистером Эрролом приключилось, проверять начали. Только на Джерри не думали, ваш ближний круг шерстили. Чары подчинения на человеке разглядеть нелегко, особенно когда они на ожидание настроены, но если знать, что искать… А можно еще общую очистку провести. Сказали, пакостного духа ловим, которого первогодки вызвали и не удержали. Знаете, сколько от таких сущностей хлопот? Вот и зачистили под это дело все общежития и столовую заодно. – Представляю, сколько энергии это сжирает, – вздохнула я. – Поймаем библиотекаря и за это с него тоже спросим. – Заставите возместить в тройном размере? – усмехнулась невесело. – А и заставим, – поддержал Крейг. – До смерти отрабатывать будет. И после еще, некроманты у нас свое дело знают. А вы не берите дурного в голову, мисс. Вряд ли гад этот решится еще кого на вас натравить. Понимает же, что мы теперь знаем. – Наверняка понимает, – вздохнула я. – И придумает что-нибудь еще. Кстати, что мешает ему приложить меня смертельным заклинанием с расстояния? Или безо всякой магии выстрелить в голову? – Что-то мешает, – улыбнулся полицейский. – Крепко мешает, вы уж не сомневайтесь. – Издали навредить он мне не сможет, подослать кого-нибудь теперь тоже, – рассуждала я вслух. – Придется самому идти на контакт. На это рассчитываете? – Вроде того, – смутился от моей откровенности инспектор. – Хорошо. Не скажу, что меня распирали решимость и жажда действий, но раскисать нельзя. Я себя знаю: не встряхнусь вовремя – завязну так, что ни лекарства, ни даже единорог уже не спасут. – Вы уж про Джереми никому, – предупредил меня Крейг, доставив к общежитию. – По официальной версии ему подбросили заговоренный на кровь нож. Читали про такое, наверное. А вы… – Я была в кабинете ректора и выскочила вместе с милордом Райхоном на шум. – Именно так, – одобрительно кивнул инспектор. Попрощался и побрел обратно к порталу. До подруг еще не добрались слухи о сегодняшнем происшествии в главном корпусе, и о случившемся Мэг и Сибил узнали от меня. Официальную версию, естественно, и долго ее не обсуждали. У Сибил намечалось свидание с некромантом Яном, а Мэг нужно было готовиться к контрольной. Жизнь продолжалась. Глава 38 Ночь и первую половину следующего дня Оливер провел в лечебнице. Сидел на стуле у постели племянника. Вокруг Джереми сновали доктора и сестры, но заговаривать с его дядей не решались. Меня самой хватило лишь на то, чтобы дойти до палаты, открыть дверь и смотреть на неестественно прямую спину ректора. Войти и взглянуть ему в лицо я не отважилась. Даже Крейг его не беспокоил. Сказал, пока говорить не о чем. Грин, с утра ведший прием, разобравшись с пациентами, поднялся на третий этаж и, остановившись рядом со мной, заглянул в палату, неодобрительно покачал головой, но вместо того чтобы попытаться вразумить Оливера, выдал флегматично: – Свалится – устрою в соседней палате. – А если не свалится? – спросила я. – На стуле поспит. Подсказать вам, где можно раздобыть еще парочку на всякий случай? Кровь прилила к лицу и тут же отхлынула. – Сама найду, если понадобится. У меня есть опыт. Грин усмехнулся. – Хотите прогуляться? – предложил без вступлений. – К единорогу? – Сейчас? – опешила я. – Когда тут такое? – А что тут? – фальшиво удивился он. – Милорд ректор страдает у постели родственника, состояние которого, как я еще вчера сказал, стабильно. Операция прошла успешно, но, чтобы увидеть результаты, нужно время. Однако, если кто-то решил уморить себя бессонницей и голодом на пустом месте, не вижу причин ему мешать. Я тоже прикинулся бы страдальцем, чтобы не искать виновника. Это ведь может быть опасно, куда опаснее, чем недосып и истощение. Хотелось ответить ему на обвинения в адрес Оливера, высказанные с такой издевкой, но от возмущения я не могла подобрать слов. – Считайте до трех, – шепнул мне доктор.