Глава 34 Инспектор продолжал помешивать кофе. Звякнула о край чашки ложечка, а мне почудилось, будто это взгляды Оливера и Грина скрестились со звоном дуэльных клинков. – О чем вы? – осведомился ректор холодно. – Обо всем. – Боюсь, «всё» не в вашей компетенции, доктор. Это внутренние дела академии. – При всем уважении, милорд, – процедил целитель, – когда эти дела оказываются в моей лечебнице, они перестают быть вашими внутренними, а становятся нашими общими, вам так не кажется? – Нет. Не знаю, как долго они еще препирались бы, если бы не Крейг. Он негромко откашлялся, а когда буравящие друг друга взглядами маги никак на это не отреагировали, стукнул кулаком по столу. – Простите, мисс, – извинился тут же, – стар я уже для расшаркиваний. А вы уймитесь оба, – тон его стал резким, один глаз уставился на Оливера, второй – на Грина, и мне пришло в голову, что никакое это не косоглазие, а редкая способность смотреть на все и сразу. – Ты, – морщинистый палец указал на ректора, – помолчи пока. А ты, – палец сменил направление, чуть ли не коснувшись лба доктора, – рассказывай, что знаешь и откуда. – Мистер Крейг, – с укором выговорил Оливер, поглядев на полицейского, на меня и снова на полицейского. – Ну простите, – хмыкнул инспектор. – Говорю же, стар уже, забываюсь. Никакого почтения ни к милорду ректору, ни к господину главному целителю. Только ить не вижу тут ни одного, ни второго. То ли петухи бойцовские – не знаешь, на которого ставить, – то ли детишки, игрушку не поделившие. Верно я говорю, мисс? Мисс хватило благоразумия промолчать. – Давай, рассказывай…те, – потребовал Крейг, и оба его глаза сошлись на Грине. – А вы, милорд, кофейку нам еще сварите, замечательный он у вас выходит. И по шкафам посмотрите: не может быть, чтобы леди Райс съестного не припасла. Доктору нашему не помешает. – Полицейский потянулся рукой к Грину и ощупал воздух вокруг его головы: – Мальчишку починил? Силы вбухал немерено, вижу. Парня хоть сейчас выписывай, да? А остаточный след от поводка не убрал, небось? – Не умею, – заявил доктор, откинувшись на спинку стула. – Не страшно, – растянул инспектор. – Само к утру развеется. Но если бы знающий человек подцепил… – Случайно, – вставил Грин. – Конечно случайно, – мрачно согласился Оливер. – Никто не подозревает вас в злонамеренных действиях. – Мои действия исключительно добронамеренны. Едва начавшийся второй раунд прервал гонг: инспектор снова стукнул кулаком по столу. Несильно в этот раз, но развести бойцов по углам хватило, и дальше разговор продолжился уже спокойно. На эльфийском. Когда Грин без предупреждения перешел на язык длинноухих, я решила, что доктор хочет защитить мои нежные ушки от грубой брани, но, когда Оливер ответил, поняла, что меня оградили даже от пассивного участия в беседе, поскольку говорили маги не на новейшем эльфийском, который я худо-бедно знала, а на том малоизвестном диалекте, на котором Грин объяснялся с эльфами во время памятной операции. Инспектор прислушивался, смотрел на обоих с отеческой гордостью. «Могут же, если хотят, оболтусы», – читалось в расфокусированном взгляде. «Могут», – соглашалась я. До белого каления меня довести они могут. Чем дольше они общались, тем ровнее становился тон разговора. Доктор избавился от желчной ухмылки, речь его стала менее эмоциональной, зато в голосе и лице ректора эмоций прибавилось, а это уже говорило о некотором расположении к Грину – милорд Райхон не со всяким позволял себе выйти из образа. Договорятся. Но о чем? И когда уже? Эльфийский язык, конечно, красивый, певучий. Даже обычно царапающая слух хрипотца Грина окрашивается мягкими нотками, когда он произносит незнакомые длинные слова, а баритон Оливера как никогда глубок и чувственен, и хочется слушать его, закрыв глаза, откинувшись при этом на мягкую кровать или утонув в душистом стогу, и чтобы милорд ректор говорил чуть тише, а мои руки обвивали его шею… Но нельзя же вот так! Или подайте мне сюда стог, или будьте людьми – говорите по-человечески! Мои мысленные воззвания остались без внимания. Не скажу, что маги на меня не смотрели – наоборот, смотрели всё чаще. То один, то другой. С сомнением, с тревогой. Похоже, дошли до уготованной мне роли живца. Решать без меня мою же участь было уже наглостью, поэтому я улучила момент и обратилась к инспектору: – Знаете, что я подумала, мистер Крейг? Библиотекарю наверняка уже известно обо мне. О том, что я все помню и мои записи не меняются. Думаю, он захочет меня устранить. Да? Ректор и доктор враз прервали практические занятия по эльфийскому разговорному. – Мисс Аштон, я вам обещаю… – начал Оливер, но смолк, перехватив мой сердитый взгляд: раньше надо было говорить. И на понятном языке. – Библиотекарь попытается меня убить, а вы его поймаете, – закончила я оптимистично. Мне казалось, когда я избавила их от необходимости лгать мне в глаза, ректор должен был вздохнуть с облегчением, инспектор – обрадоваться, что приманка сама вызвалась, а Грин… ну не знаю… рукой махнуть… Но вместо всеобщего воодушевления в кабинете воцарилась напряженная тишина. Первым отмер Оливер: – Элизабет, я разделяю ваше беспокойство… – При чем тут беспокойство? Вы не поняли, что я сказала? – А вы сами поняли? – вступил Грин. И продолжил, обращаясь к другим участникам сцены: – Мисс Аштон не в себе после недавних потрясений, не стоит принимать ее слова всерьез. – Это экспертное мнение, доктор? – поинтересовалась я зло. – Вы-то сами как, в себе? После недавних потрясений? Добавила бы, что резкий переход от любовных томлений к исполнению прямых обязанностей мог плохо сказаться на общем психическом состоянии, но сдержалась. – Я в полном порядке, мисс Аштон, – не слишком достоверно копируя холодную невозмутимость ректора, проговорил Грин. – А вот вам… Как вы себя чувствуете? Последний вопрос он задал уже с другими интонациями и посмотрел при этом странно. – Я прекрасно себя чувствую, – ответила я. – Почему, собственно, должно быть иначе? Спросила и сама поняла: потому что он рядом. Совсем близко. И пришел сюда сразу после того, как применял магию. Дыхание перехватило, внутри заворочалась тошнота. Почувствовав, что меня сейчас вывернет, я вскочила из-за стола и кинулась в соседнюю комнатку. Согнулась в углу, но смогла сдержать рвотные позывы. И в серые пески, к счастью, не провалилась. Кое-как дошла до кушетки. Легла. Свернулась трясущимся комком. – Элизабет, – Оливер вошел и присел рядом. Провел рукой по моему плечу, унимая дрожь. – Очень плохо? – Не понимаю, – простонала я. – Не было ничего, а потом… – С этим мы тоже разберемся, – пообещал ректор. – Да не с чем тут разбираться, – сказал от двери Грин. – И так ясно. Проблемы у вас не с магией. Проблемы у вас, мышка моя, с головой. – Объяснитесь, доктор, – сурово потребовал Оливер. – Объяснюсь. Но не с вами, милорд. Понятие врачебной тайны вам, думаю, известно. Состояние мисс Аштон я буду обсуждать только с мисс Аштон. Если она выразит такое желание. Я не привык навязывать свои услуги. Я хотела подняться, но Оливер удержал: – Еще будет время. А сейчас… – Есть дела важнее, не так ли? – желчно предположил доктор. – Не так, – зло бросил ректор. Хладнокровие изменило ему, но это и не диво: Грин кого угодно доведет. – Я хотел сказать, что сейчас Элизабет нужен отдых. Но я не целитель, и, если считаете, что вопрос не терпит отлагательств, спорить не буду. – Он встал и направился к двери. – Мы с инспектором подождем в коридоре. Они с Крейгом вышли. Мы с Грином остались. Я сидела на кушетке в комнате для отдыха, а доктор стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Долго глядел в сторону, словно специально, чтобы я могла оценить, что в профиль он куда интереснее, чем анфас. – О чем задумались? – спросил, продолжая разглядывать что-то, несомненно, стократ интереснее полудохлой девицы. – О том, что у его величества низкий лоб и нос картошкой, – ответила я честно. – Ваш клюв на монетах смотрелся бы лучше. – Клюв? – наконец-то меня удостоили взгляда. Да какого! – На монетах? – Ваш выразительный профиль, – исправилась я. – И не обязательно на монетах. Возможно, когда-нибудь учредят медицинскую премию и наградной знак имени вас, такой себе «Грин в петлице». Или медаль. На худой конец барельеф на стене лечебницы лет через… много… Почему бы и нет? – Действительно, – хмыкнул доктор. – Не пропадать же такому выразительному клюву? – Простите, я несу чушь, – пробормотала я виновато. – Так боитесь услышать мой диагноз? – Ваш – нет. Даже любопытно было бы. Но вы ведь собираетесь озвучить мой. – Если у вас не осталось идей, к чему еще приспособить мой клюв. – Вы теперь не скоро забудете, да? – У меня отличная память, Бет. Но вернемся к вам. Почему вы интересовались тиморисами? Думали, не подселился ли к вам этот паразит? – Не думала, – я покачала головой. Подселенец в этом теле – отнюдь не вызывающая навязчивые страхи эфирная сущность. – Это не связано…