На утомленного Грин не походил. Но и на встретившего меня в лечебнице джентльмена тоже. Сюртук он снял. Галстук развязал, и тот болтался на шее мятым лоскутом. Волосы разлохматились – видать, не раз доктор в задумчивости запускал в них пальцы. – Вы без нас не скучали? – спросила леди Каролайн. С учетом того, что он не замечал нашего возвращения до тех пор, пока она не подала голос, вопрос можно было счесть насмешкой. – О, я… – Грин вскочил из-за стола и принялся спешно приводить в порядок костюм. – Простите, увлекся… – Читаете на старом эленари? – восхитилась полуэльфийка, обратив внимание на открытый перед ним фолиант. – И на альсе? – Немного. – Позвольте, я помогу, – она указала на галстук, из которого Грин пытался свить себе петлю. Широкая шелковая лента разгладилась под ее взглядом и сама собой завязалась на аккуратный узел. Жаль, я не владела телекинезом. Какой, оказывается, замечательный способ ненавязчивого флирта. – Как вам понравилась оранжерея, Элизабет? – вспомнил обо мне Грин. – Смотрю, вы… просто цветете… – Это весна, – улыбнулась полуэльфийка. Угу, по весне я всегда покрываюсь цветочками. К лету ждите ягодок. – Простите, леди Каролайн, – извинился за мою недовольную физиономию доктор. – Вы же понимаете, что Бет приходит сюда не ради цветов. А я засел в библиотеке, вместо того чтобы отвести ее к единорогу. Вот она и дуется. Замечательно устроился! Сначала я хотела в оранжерею. Теперь захотела к единорогу. Что еще он попросит «для Бет»? Но к единорогу я и правда хотела. Когда мы миновали угрюмый холл и вышли из особняка, наконец-то вздохнула с облегчением. В домике единорога стало совсем хорошо. Грин устроился на ящике с зерном, а я вышла вперед и зажмурилась в предвкушении момента, когда мое чудо приблизится и склонит голову, позволяя себя обнять. – Что вас расстроило, Бет? – спросил целитель. – Только не обманывайте, вы явно не в настроении. – Не знаю. Посольство. Странное место. И леди Каролайн – не пойму, как себя с нею вести. Иногда она очень мила, а иногда настоящая эльфийка. – Вас еще ждет обед с ее отцом. Прозвучало угрожающе, так что единорог подошел вовремя. Но не ткнулся привычно мордой мне в лоб, а потянулся губами к моей груди. – Эй, ты что творишь?! – Его заинтересовали цветы, – сказал со своего места Грин. – Не мешайте, пусть поню… а, ладно, пусть ест! Собрав цветочки с платья, единорог обнаружил, что продолжение банкета прячется у меня в волосах, но, когда я хотела вытащить цветы, чтобы бросить ему и избавиться от посягательств на прическу, фыркнул мне в лицо. – Не шевелитесь, – велел доктор. – А то он решит, что вы жадничаете. Позвольте ему самому… Ваши отношения перешли на новый уровень. Стали ближе, замечаете? Как не заметить, когда тебе жуют волосы?! – Вы ему нравитесь! – радостно прокомментировал Грин следующую выходку единорога, а именно то, что магическое создание в благодарность за дополнение к ежедневному рациону облизало мне лицо. Кошмар. – Идите сюда, – негромко позвал доктор, когда единорог, не наевшийся цветочками, отошел, чтобы продолжить трапезу сеном. – Только попробуйте засмеяться! – прошипела я сердито. – И не думал. Не дергайтесь, а то ваш друг решит, что я хочу причинить вам вред. А я хочу лишь… – он вынул из кармана платок и, пока я неподвижно стояла перед ним, сбитая с толку внезапным проявлением заботы, отер мне лицо. – Вот так, – сложил платок и аккуратно убрал в карман. – У нас есть первый образец. – Вы… – Изучаю эноре кэллапиа. Мы ведь за этим… О! Не шевелитесь! – Что там? – испугалась я, когда он потянулся к моим волосам. – Лепесточек! – Грин показал выловленный из испорченной прически голубой лепесток. – Вкусный-вкусный лепесточек. Единорог заинтересованно обернулся. – Хочешь? – спросил его доктор. Он протянул руку, и на миг показалось, что диво дивное, круша стереотипы, ринется за вожделенным лакомством, – таким заинтересованным стал его взгляд. Но чуда не произошло. – Не хочешь – как хочешь, – доктор сунул лепесток в рот и, чавкая от притворного удовольствия, сжевал. – Развлекаетесь? – спросила я угрюмо. – Работаю. И не нойте – радуйтесь. Слюна единорога – не кровь, но тоже целебная субстанция. Избавляет от прыщей и морщин. – У меня и до этого прыщей не было! – А морщины уже появляются, – заметил с ехидцей Грин. – Оттого что постоянно хмуритесь. Вот, возьмите, – он вынул из другого кармана чистый платок и расческу и протянул мне. – Зеркала нет, извините. – У меня есть, – буркнула я. Достала маленькое зеркальце и с опаской взглянула на свое отражение. Оказалось, все не так страшно: нужно только поправить прическу. – Давайте помогу, – доктор вызвался подержать зеркало. – И не смотрите с такой злостью, будто это я вас облизал. Мы работаем с уникальным разумным существом, но разум у него нечеловеческий, надо быть ко всему готовыми. А о слюне я сказал правду – Угу. Уже чувствую, как хорошею. – Зря не верите, – Грин пожал плечами, и зеркальце сдвинулось. Пришлось дернуть доктора за рукав, чтобы настроить нормальный обзор. – Я выбрал из книг несколько рецептов. Можно попробовать изготовить какой-нибудь омолаживающий крем. Для настоящего лекарства все равно нужна кровь или рог. Он с сожалением вздохнул, и мне стало стыдно. Подумаешь, облизал волшебный конь. Тут человек лекарство от всех болезней хочет получить, а может – только крем от морщин. Вот что обидно. – Кроме рецептов ничего не нашли? – поинтересовалась я. – История, мифы. Думаю, лорд Эрентвилль позволит мне продолжить чтение. Возможно, что-нибудь еще отыщется. – А зачем вы выставили из библиотеки леди Каролайн? – Я ее не выставлял, – он снова передернул плечами, но я уже подколола волосы, и зеркало можно было убрать. – Я отправил погулять вас, Бет. Вы не высидели бы рядом со мной и получаса… О! Обратите внимание, как ваш друг на нас смотрит, – Грин сменил тему, одновременно понизив голос. – Он сердится. Вы ведь пришли к нему, а говорите со мной – с человеком, отобравшим у него последний лепесток. Не будем его злить. Идите. Пожалейте его и пообещайте принести много вкусных цветов. Просить себя я не заставила. Когда я подошла, единорог развернулся и стал так, чтобы закрыть меня от Грина. – Ревнивец какой, – укорила я его, запуская пальцы в шелковистую гриву. – Значит, я правда нравлюсь тебе? Только не облизывай меня больше… Нравлюсь? Говорят, единороги дружат только с хорошими людьми… Хотелось верить, что я, несмотря на все совершенные и в старой, и в новой жизни ошибки, – все-таки хороший человек. И, слыша над ухом ласковое сопение, я в это верила. Ради этого и стремилась сюда. Ради воспоминаний без боли, радости без причин и ничем не подкрепленной, но непоколебимой уверенности, что все будет хорошо, можно было часами обнимать гибкую шею, тереться носом о гладкую шерсть в том месте, где пульсировала под кожей жилка, гладить гриву, плести и тут же распускать косички… А какой смысл Грину наблюдать за всем этим? Единорог недовольно тряхнул головой и укоризненно заржал: видно, еще сердился на доктора и возмутился, что тот появился в моих мыслях. «Не обижайся, – я почесала дивное создание за ухом. – Ты все равно нравишься мне больше. Но доктор тоже хороший. И обычно не ест цветочки. А то, что я с ним говорила… Мы только у тебя и можем поговорить. У меня неприятие целительской магии, а он всегда… Из-за миссис Кингслей. Ты же знаешь миссис Кингслей? Можешь ей помочь?» Он тряхнул головой. Нет. – О чем вы говорите? – спросил Грин. – Вы ведь говорите с ним? – Да. Так… о своем, о девичьем, – соврала я, не решаясь признаться доктору, что даже волшебный эноре кэллапиа не сумеет вернуть потерявшуюся на переломе реальностей душу его пациентки. – О девичьем? Он же самец. – Зато я девушка. Единорог фыркнул, но согласился, что не стоит лишать человека надежды. Позволил обнять себя и умиротворяюще задышал мне в затылок. – Вы и правда ему нравитесь, – сказал Грин. – Я не ем его лепесточки. – Это был не его лепесточек. Скорее, ваш. К слову, довольно приятный на вкус… Можно вопрос? Не о единороге? – Спрашивайте. – Наше с вами знакомство началось неудачно. Хочу понять, что вынудило вас тогда пойти на обман. Сейчас вы не производите впечатления заядлой мошенницы.