– К какому? – переспросил он. А в следующую секунду резко покраснел, но не от стыда, а, судя по заходившим на скулах желвакам, от гнева праведного. – К дружбе преподавателей со студентами, – выпалила я, пока этот гнев не обрушился на мою голову. Надо же было такое подумать! – Знаете что, мисс Аштон? – сердито выговорил Вульф, дав понять, что с оправданиями я опоздала. – Я… Я пойду завтра к милорду Райхону и все ему объясню. – Не надо, – попросила я. – Если вы признаетесь, ректор поймет, что я его обманывала. Он не поверит, будто я не знала, что вы Стальной Волк. Мы как раз сегодня говорили о доверии; боюсь, после вашего признания он перестанет мне доверять окончательно. А если перестанет… Если он не будет рассказывать мне о расследовании, мне, единственной, кто помнит… Я должна быть в курсе всего, что происходит. – Должны, – согласился боевик. – Милорд Райхон это понимает. И на должности ксерокса меня оставит, да. Но об остальном можно и не мечтать. – Не ходите, пожалуйста, – взмолилась я. – Стальной Волк – ложный след. Не будет ничего плохого, если его не найдут. А я не могу рисковать добрым расположением ректора. Он обещал помочь мне восстановить способности! Я помнила, как пришла к Оливеру каяться в том, что подбросила на крыльцо Камиллы ту записку. Второй раз я подобного позора не переживу. А он не простит больше. – Хорошо, – согласился боевик без энтузиазма. – Стальной Волк просто исчезнет. Ваш приятель-оборотень умеет хранить тайны? Тогда – исчезнет. Но я попрошу вас об ответной услуге. Он сбросил на пол плед, прошел к стоявшему у окна столу и выдвинул один из ящичков. Нашел там что-то и, вернувшись ко мне, принялся расстегивать рубашку. – Все, что вы пишете, остается неизменным в новой реальности, так? – спросил, оставшись в одних кальсонах. – Тогда пишите. Здесь, – он указал себе на грудь. – Вот этим. Пламя свечей отразилось на узком клинке, и я испуганно отшатнулась. – Пишите. Герман, Виктор, Мартин, Камилла. Я никого больше не хочу забывать. – М-м… мистер Вульф… – в горле запершило, и я негромко откашлялась. – Вам не кажется, что это слишком? Давайте я запишу имена на бумаге? Имена и все остальное? – И что мне делать с этими записями, когда реальность изменится? Какая-то бумага, исписанная чужим почерком, – полагаете, я поверю ей? – Но ректор… и инспектор Крейг… – Возможно, у них есть свои способы сохранить информацию и доверие к ней. У меня – свои. Пишите, Элизабет. Ненормальный! Нужно быть совершенно чокнутым, чтобы такое требовать! Но, если подумать, идея не лишена смысла. – Хорошо, – я взяла у него нож. Расхожее выражение «врезаться в память» обрастало новым смыслом. – У вас есть бинты и что-нибудь для дезинфекции? – Найду. Он вышел из комнаты и через две минуты, которых мне, наверное, хватило бы, чтобы вылезти в окно и бежать отсюда подальше, вернулся со стопкой салфеток и бутылкой анисовой водки. – Подойдет? Я открыла бутылку и принюхалась. – Подойдет. Сделала глоток прямо из горлышка. – Элизабет! – Мне нужно настроиться, – я сморгнула выступившие слезы. – Не каждый день такой живописью занимаюсь. – Отдайте, – Вульф отобрал у меня бутылку и сам отхлебнул немного. Достал из-под стола сумку, с которой ходил на занятия, и вынул из нее пузатую баночку. – Кровоостанавливающий бальзам, ношу с собой на практику. – Нужен другой свет, ярче. И вам придется сесть… нет, лечь. Лучше на пол, чтобы не испачкать кровать. Я надеялась, что крови будет не слишком много. Вспоминала расположение крупных сосудов, чтобы не повредить ненароком… Экзамен по анатомии, блин! Саймон зажег газовые рожки и растянулся на полу. Я села рядом, подогнув под себя ноги. Смочила салфетку водкой и протерла нож, затем – грудь боевика. – Щекотно, – улыбнулся он. – Это ненадолго, – утешила я угрюмо. Поглядев на бутылку и усилием воли отказавшись от мысли выпить еще чуть-чуть, сжала нож, ухватившись за клинок почти у самого острия, как держат карандаш, и провела на коже бывшего куратора короткую линию. Посмотрела на появившиеся капельки крови и все-таки глотнула еще водки. – Вы меня царапаете, – укоризненно выговорил Саймон. – А нужно резать. Достаточно глубоко, чтобы остались шрамы, но не настолько, чтобы пришлось накладывать швы. – Как это? – Вы у нас целительница, вам лучше знать. И отставьте бутылку. А то я потом не разберу ваши письмена. – Ладно… – я облизала пересохшие губы и провела новую черточку, глубже и длиннее. Крови тоже выступило больше. Я стерла ее пропитанной бальзамом салфеткой. Вырезав таким образом три буквы первого имени, я столкнулась с новыми сложностями. – Неудобно. Надо с другой стороны. Или… Это будет не совсем прилично… – Полагаете, еще не поздно беспокоиться о приличиях? – кривясь от боли, спросил боевик. Я сочла это разрешением, подобрала юбки и уселась ему на живот. Дело пошло быстрее. Но видел бы это кто-нибудь со стороны! – Мистер Вульф, вопрос несколько запоздал… – С-саймон, – выдохнул он с присвистом. – Что? – Вы сидите на мне с ножом в руке. Думаю, этого достаточно, чтобы обращаться ко мне по имени. – Саймон, – мне самой так нравилось больше, – а ваша мать… – Не войдет сейчас? – понял он. – Нет. Во-первых, я закрыл дверь на ключ. Во-вторых, у мамы проблемы со сном, и доктор Грин прописал ей снотворные капли. До утра ее и канонада не разбудит. – Грин? Он ее доктор? – Да. А что? – Да так, – я пожала плечами. – Знаю его немного. Неприятный человек. – Доктор? – не поверил Саймон. – По-моему, он интересный. Умный, начитанный. Знает много занимательных вещей. Угу. В частности, о драконах. И водит дружбу со специалистом по мистическим существам. – Вам не кажется, что он странный? – спросила я боевика. – Нет. А вот вы странная… в хорошем смысле. Не обидитесь, если я скажу? – Не знаю. Но у меня нож. – Вы не очень мне нравились, когда были моей студенткой. Возможно, потому что я не знал вас как сейчас. – Возможно, – согласилась я, приготовившись вырезать очередную букву. – Подобные занятия сближают, да? Дальше общаться уже не получалось. Обменивались короткими фразами время от времени, чтобы разрядить напряженную тишину, но Саймону все же было больно, а мне – страшно и тревожно. Наконец все четыре имени были вырезаны на груди боевика. Я стерла кровь, смазала порезы бальзамом и накрыла салфеткой. Поднялась на ноги, успевшие затечь за время сидения, и тут же рухнула на стул. Руки только теперь, когда все закончилось, мелко задрожали. Саймон встал с пола вслед за мной. Выглядел он после «росписи» неважно: в лице ни кровинки, волосы надо лбом взмокли, – но держался бодро. Во всяком случае, на стул он не упал, а аккуратно опустился, придерживая салфетку, уже напитавшуюся кровью. – Я могу спать в кресле, – заявил без предисловий. – Вы ляжете на кровати. – Но… – Одну я вас не отпущу. Проводить сейчас не смогу. Поэтому вы остаетесь. Утром активируют портальную сеть, и я выведу вас, куда скажете. – А… – Мать уходит рано, мы не столкнемся, не волнуйтесь. На самом деле я не думала о мисс Милс. Хотела сказать, что должна вернуться в общежитие тем же путем, что и вышла, чтобы моя охрана могла поутру встретить меня у крыльца. Но, подумав, махнула рукой. – Утром – в лечебницу, – согласилась на предложение Саймона. – Но на кровати ляжете вы. В кресле вам будет неудобно. А я… Посмотрела на кровать. Места на ней хватило бы для двоих. Но не в мире, полном условностей… которые мы сегодня то и дело нарушаем… Саймон проследил за моим взглядом и кивнул: