– Ну что вы, – с царственной непринужденностью отмахнулась она. – Это меньшее, что отец может сделать для вас. Отец. Я механически складировала новую информацию. У лорда Эрентвилля, посла и, если не ошибаюсь, дальнего родственника эльфийского владыки, дочь-полукровка. Бесполезный факт. Но интересный. – Вы с мисс Аштон, верно, хотите побыть наедине с эноре кэллапиа? – спросила она, остановившись у входа в жилище единорога. – Если это возможно. – Возможно. Полагаю, вы, будучи целителем, как никто осознаете ценность жизни. И я без опаски могу вверить вам свою. Прошу вас, – она распахнула перед нами двери. – Я погуляю в саду на случай, если понадоблюсь. – При чем тут ее жизнь? – спросила я доктора, оказавшись с ним в первом, проходном помещении. – Леди дала понять, что мы тут под ее ответственностью. Если по нашей вине пострадает единорог, ее накажут. Может быть, казнят. – Она же дочь посла! – Да хоть сын владыки, – передернул плечами доктор. – Эльфийские законы едины для всех: эноре кэллапиа неприкосновенны. – Значит, – я тяжело сглотнула, – нас тоже, если что?.. – Не нас, а вас, – осклабился Грин. – Вы же помните, я к единорогу подойти не смогу. – И не дав мне опомниться, поинтересовался вкрадчиво: – А что вы собрались делать с бедной лошадкой? – Ничего, – буркнула я. – Сейчас вообще уйду. – Идите, – не возражал он. – Я вам даже дверь открою. И открыл. Но не ту, что вела наружу, а другую, за которой мелькнула белоснежная грива. Змей-искуситель, блин! Забыв скорчить недовольную физиономию, я рванула вперед и, как и в первый раз, застыла на пороге, завороженная красотой диковинного существа. – Этот мир не так уж плох, если в нем еще живут подобные ему, – сказал за моей спиной Грин. Что-то в его голосе заставило меня обернуться, но чудеса тут ограничивались одним отдельно взятым единорогом, а доктор оставался все тем же доктором: прищурился насмешливо, перехватив мой взгляд, и достал из внутреннего кармана пальто блокнот: – Ну что, мышка моя, готовы отработать свой кусочек сыра? – Обязательно называть меня так? – поморщилась я. – А как? – удивился он. – Я по-прежнему мисс Аштон. – Шутите? Я не могу обращаться к мыши «мисс». – Тогда Элизабет, – предложила я; близость единорога не располагала к пререканиям. – Длинно, – не согласился Грин. – Как вас зовут друзья? – Элси. – Элси. Мне нравится. Если решу завести золотую рыбку, назову ее Элси. Но для мыши это имя не подходит. – Вы невыносимы. – Спасибо, – Грин принял мои слова как комплимент. – А вы… Бет. Коротко и очень по-мышиному. Спорить с ним желания не было. А вот забыть о его существовании и остаться наедине с дивным созданием… Но доктор забываться не желал. – Скажите, Бет, что вы чувствуете ко мне? – Я? К вам?! С чего вы взяли? Если из-за того букета, то это недоразумение, я… – Бет! – Грин щелкнул пальцами у моего лица. – Что за глупости у вас в голове? Я имел в виду эмоции, которые вы испытываете в моем присутствии. Все без изменений? – А, вы об этом. Конечно… – я умолкла на секунду и протянула удивленно: – Не-ет. В лечебнице я ощущала страх и подспудную неприязнь к доктору. А уже в «прихожей» единорожьего домика почти не реагировала на его подначки. Это было так… обычно. Обычный человек стоял рядом, и мне не хотелось отступить от него подальше или, как бывало, убежать и спрятаться. – Не так уж я страшен, как выяснилось? – усмехнулся Грин. – Не так уж. Признаюсь, раньше вы мне больше нравились, – я не удержалась, чтобы не отомстить ему за все пущенные в меня шпильки: – Была в вас некая демоническая харизма. А сейчас вы такой заурядный. – Переживу, – равнодушно бросил он, записывая что-то в блокнот. – Вы потому и позвали именно меня? – Отчасти, – кивнул доктор. – Было предположение, что присутствие эноре кэллапиа нейтрализует негатив. Оно подтвердилось. Можем приступать к следующему опыту. – К какому? – Мы это обговаривали. Установите контакт. Дотроньтесь до него, погладьте, – он захлопнул блокнот и посмотрел на меня. – Ну? Будто мне самой не хотелось. Только вот единорогу было куда интереснее наблюдать за нами со стороны. Когда я шагнула навстречу, он недоверчиво фыркнул: «Ты это серьезно?» Сделала еще шаг: серьезно. Да, я не та, за кого себя выдаю. Но в прошлый раз нам это не помешало. Он кивнул. Опустив голову, заглянул в лицо. Стало видно, что глаза у него не черные, а так же, как у моего знакомого бога, меняют цвет. Оставаясь темными, отливают то зеленью глубоководья, то лиловыми сполохами грозового неба. А если всматриваться в них долго-долго, можно увидеть ночное небо и звезды… моего мира… Орион и Большую Медведицу… «Правда?» – потянулся ко мне снежной мордой единорог. «Правда», – я коснулась его лба в основании длинного рога. Мысли улетучились. Страхи и сомнения, тревоги последних недель – ничего не осталось. Только мягкая шерсть под рукой. Грива, молочными струями просачивающаяся между пальцев. Теплое дыхание. Запах прогретого солнцем луга, трав и влажной земли… хрустящего хлеба… моря… осеннего леса, прелых листьев, хвои и грибов… свежей наволочки под щекой… – И как?.. – Грин откашлялся и попросил деловито: – Опишите свои ощущения. – Приятно. – И только? – Нет. Слов не хватило бы, чтобы рассказать о далеких звездах в темных глазах, о тысяче запахов, сплетшихся между собой, но не смешавшихся, и разливающейся по телу неге… Доктор это понял. – Попробуйте подобрать ассоциации, – сказал он. – Первое, что приходит на ум. – Первое? – в голове смешалось столько образов, что сложно было выбрать один. – Наверное, солнце. Солнце в лужах… Или дождь. Капли текут по стеклу, ветер гудит… а ты дома, в тепле, в руках чашка с горячим чаем, кот на коленях… – Продолжайте. – Смех. Без причины, когда тебе просто хорошо и радуешься всему… Музыка во сне. Полет… Мамина улыбка. Качели на яблоне… И печаль. Тихая, спокойная печаль, когда отпускаешь боль, понимаешь, что ничего не изменить, никого не вернуть и надо жить дальше. За миг до того, как снова защемит сердце и слезы польются из глаз. Но этот миг, целый миг, ты счастлив… – Тепло, – продолжила для Грина. – Приятное… мурашечное такое тепло. – Мурашечное тепло, – растянул он, записывая под собственную диктовку. – Пожалуй, на сегодня хватит. Единорог, потершись напоследок о мою ладонь, послушно отбрел в сторону. А как же грандиозные научные эксперименты? – Пойдемте, Бет, – поторопил доктор, заметив мою растерянность. – Мне нужно возвращаться в лечебницу, вам тоже, а леди Каролайн мерзнет в саду. – Да, леди, – вспомнила я. – Зачем она вообще? Чем мы можем навредить единорогу? – Мы целители. Я, по крайней мере. А это существо, капли крови которого хватит, чтобы вылечить всех наших сегодняшних пациентов. Вы же слышали о свойствах его крови? Лекарство от всех болезней, бальзам для любых ран и абсолютное противоядие. Заманчиво, согласитесь. – Вы же не собираетесь… – Нет, конечно! – с негодованием посмотрел на меня доктор. – Если бы мне позволили, аккуратно, шприцем… Ан нет, это еще хуже, чем оперировать эльфов! Там только рук обагрять нельзя, а тут запрет на любое кровопускание! Единорог тихонько заржал: я тут ни при чем, таковы законы. – Идемте, – смягчившись, повторил Грин. – Продолжим в другой раз.