– Попросила мужа забрать меня домой. А через три недели попала в то же отделение. В этот раз – через операционную. Нужно было сразу пролечиться, но… Не до того было. Не до чего… Врач все допытывался потом, не мог понять, как я раньше не почувствовала, болеть же должно было. Может, и болело… Но не все так плохо. Пятьдесят процентов женщины во мне еще осталось. При желании и при должном контроле можно попробовать… Найти бы, с кем пробовать, – и можно… – А ваш муж? – впервые с начала моего рассказа подал голос Грин. – Мы развелись. – Он… – Бросил меня? Нет. Я его отпустила. Когда мужчина приходит домой, он хочет видеть свою женщину, а не молчаливое, едва ползающее по квартире существо, забывшее о существовании душа и расчески. Он старался, честно, но… Сказал, что не готов еще умирать, даже вместе со мной. Я думала, что это оттого, что он никогда не любил меня на самом деле. А потом поняла, что, наверное, и я его не любила. Потому что, когда любишь человека, ради него будешь готов не только умереть, но и жить… Так ведь? Да я и сама не умерла. Выкарабкалась как-то, сделала модную стрижку, навела порядок в квартире… И начала писать эту дурацкую книжку. – Чем же она дурацкая? Разве здесь так ужасно? Такого вопроса я не ждала. – Вы серьезно? – уточнила растерянно. – Серьезно спрашиваете? – Да. – Вы мне верите? – Я думал, вы это поняли, раз уж рассказали все. С минуту мы смотрели друг на друга, и я первой отвела глаза. Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. – И что теперь? – спросила я, устав считать каждый «тик» и «так». – Могу предложить вам еще чая, если хотите. – Вы такой странный. Как будто ничего не произошло. – Ничего не произошло, – кивнул он. – Мой мир не рухнул, если вы об этом. И не рухнет, даже если он действительно возник из ваших фантазий. Но вы сами в этом сомневаетесь, а мир в любом случае неплох. И мое место в нем меня вполне устраивает. Если я получил его вашей волей, могу лишь поблагодарить. – Нет, о вас я не писала. Только имя пару раз. – Тогда спасибо за имя, – легкомысленно отозвался целитель. – Им я тоже доволен. Хотя, признаться, «только имя» – не то, на что я рассчитывал. Эпизодический герой, тогда как я уже мнил себя заглавным персонажем, – обидно, право слово. – Смеетесь? – голос дрогнул, в глазах защипало. – Даже не улыбаюсь. Но был бы рад, если бы улыбнулись вы. – А если заплачу? – Значит, сейчас вам это нужнее. Я не заплакала. Согласилась на еще одну чашку чая и, пока целитель выходил, чтобы его заварить, протянула руки к очагу и наслаждалась ласково гладящим ладони теплом. А Грин все-таки невозможный. И хорошо, что он не заглавный герой и не обязан мне ни судьбой, ни характером, ни внешностью, но, даже будь это так, вряд ли господин доктор согласился бы признать себя плодом моего воображения. С последовательностью звеньев в цепочке причинно-следственных связей он, похоже, определился сразу. Что с того, что даже бог сомневается в том, как все есть на самом деле? Грин-то не бог, ему сомневаться незачем и некогда: у него работы полно, то калечится кто-то, то рожает, даже на гуся с яблоками времени нет, где уж тут на вопросы мироустройства отвлекаться. – Чай, – сообщил доктор, вернувшийся в комнату с подносом. – И еще кое-что, что нашлось на кухне. Маленький столик, до этого мирно стоявший в углу, подпрыгнул резвым пони, подлетел к моему креслу и замер, позволяя сгрузить себе на спину чашки, пузатый фарфоровый чайник и блюдо с бутербродами. – Расскажите и вы что-нибудь, – попросила я Грина. – О себе. Он удивленно приподнял брови. – Тайны на обмен, – объяснила я, пытаясь улыбнуться. – У меня есть друг, эльф, вы его знаете, он однажды назвал это так: тайны на обмен. Своеобразный акт взаимного доверия. Чтобы я не чувствовала себя… не чувствовала себя еще глупее… – Боюсь, у меня нет тайн для равноценного обмена, – виновато развел руками доктор. – Боюсь, их у меня вообще нет. – Неправда, – возразила я. – Я наводила справки: никто ничего не знает о вашей личной жизни. – Наверное, это оттого, что ее у меня тоже нет. Ответил он спокойно, словно озвучивал давно установленный диагноз, но от осознания в очередной раз собственной дурости меня это не избавило. – Я о жизни… жизни вообще. Вас не было несколько лет в академии, и никому неизвестно, как и где вы провели эти годы… – Наводили справки, – повторил он мою предыдущую фразу. – Можно спросить зачем? – Вы были моим первым подозреваемым, – призналась я, подумав, что это уж точно его не расстроит. – Когда я только оказалась здесь, не сразу поверила в реальность этого мира и долго воспринимала его как книгу. А те эмоции, которые вы у меня вызывали, ощущала как тревожное предчувствие. В романе вы обязательно оказались бы злодеем: харизматичный гений, будящий в героине подсознательный страх, – подходящий образ для антагониста, согласитесь. – Харизматичный гений, – протянул Грин. – Умеете вы делать комплименты. Даже стыдно, что я вас разочаровал. Но кто вам сказал, будто неизвестно, где я был и чем занимался? – Леди Пенелопа. – Так я и думал, – усмехнулся целитель. – Защищает мое доброе имя, как ей кажется, а на деле поддерживает репутацию таинственного злодея. Жаль, нельзя объяснить ей это на вашем примере. – Он отпил немного чая, откусил кусок хлеба с сыром, прожевал задумчиво и так же задумчиво посмотрел на меня. – Я был на каторге, Бет. И вашей наставнице об этом известно. Находился я там не по приговору суда, а по контракту с управлением тюрем. Они за минимальную оплату получили квалифицированного врача, а я – обширную практику и добровольцев для испытания новых лекарств. – Мыши, – пробормотала я. – Люди. И я лечил этих людей, хоть многие из них и заслуживали смерти. От обычных пациентов их отличало лишь отсутствие у них претензий к моим методам и въедливых адвокатов, бегущих с этими претензиями в суд. А за участие в тестировании лекарств я им даже приплачивал. Не из того скудного жалованья, что мне там положили, конечно. У меня есть деньги, если вас и это интересует. Один из первых пациентов упомянул меня в завещании. Сумма была невелика, но мне удалось выгодно ее вложить. Крайне подозрительный факт в моей биографии, если не знать, что умер тот человек не от моего лечения – утонул во время морского круиза. А что до должности в здешней лечебнице, доставшейся мне, как вы, верно, слышали, незаслуженно и в обход более достойных кандидатов и делающей меня еще подозрительнее в глазах романистки, так я ее не хотел. Но и отказаться не мог. Эта больница, такая, как она есть сейчас, – детище моего учителя. Он не желал оставлять ее человеку со стороны и попросил меня приехать, когда я почти уже нашел практику в столице. И ходатайство о назначении успел написать перед смертью. А леди Райс поддержала. Об этом она не говорила? Впрочем, это же не делает меня злодеем. А о том, что с лечебницей я унаследовал и состояние Грэма Ричардса – столько, что могу себе позволить бросить работу и до конца дней нежиться на южном побережье? Я ошиблась: мои подозрения его задели, напомнили о тех обвинениях и непонимании, с которыми он сталкивался и продолжает сталкиваться. – Не представляю, чтобы вы бросили работу, – сказала я, зная, что снова не сумею извиниться. – А на южном берегу не так хорошо, как рассказывают. Слишком сухой воздух, и солнце палит нещадно. – Бывали там? – В год поступления в академию ездила с родителями… Я осеклась и уставилась на доктора с мольбой. Но что он мог сделать, если я сама не властна над собственной памятью? И собственной ли? – Вы удивительная, – вдруг улыбнулся он. – Я поражался, как вы живете между двумя реальностями, а теперь пытаюсь представить, как вы балансируете между двумя мирами и двумя совершенно разными жизнями. – С ума схожу? – ответила я, как и в прошлый раз. – Или уже сошла. Придумала для себя фантастический мир и поселилась в нем. – А я, стало быть, ваша галлюцинация? Нет, Бет, вы не сумасшедшая. Просто запутались. И вопрос, кто вы такая, все еще актуален. Я хотела спросить, что он имеет в виду, но не успела. – Тайны на обмен, говорите? – уточнил сосредоточенно доктор. – Хорошо, я открою вам свою самую большую тайну. Но поклянитесь, что никому ее не выдадите, потому что об этом никто в академии не знает. – Клянусь! – торжественно произнесла я, а сердце взволнованно забилось: от Грина всего можно ожидать. – Пойдемте, – он подал мне руку. – Это нужно увидеть. У последней в длинном коридоре двери он велел подождать. Вошел в комнату, зажег там свет и вышел. – Мое увлечение драконами в свете происходящего тоже казалось вам подозрительным? – сказал скорее утвердительно, чем вопросительно. – Но мой интерес несколько иного толка. Вот. – Он распахнул дверь. – Не знаю, как это назвать, но, может быть, вам понравится. Я переступила порог и застыла. Сначала от удивления, а после боялась пошевелиться, чтобы не сломать, что-нибудь. А я ведь сломала бы! Кинулась бы к огромному макету города, начала бы ощупывать зубцы крепостных стен, тыкать пальцами в бойницы или снимать с башен солдат-арбалетчиков. И подвешенных на тонких ниточках драконов раскачивала бы, а тех, что стояли на возвышающейся над городом горе, ждала ужасная участь: разве я прошла бы мимо, не проверив, открываются ли у них пасти и расправляются ли крылья, как у тех, что летают под потолком? А в лесу это кто? Эльфы? Такие маленькие, но с ушками. Как можно сделать такие ушки?! – Это… – Папье-маше преимущественно, – пожал плечами Грин, словно речь шла о корявой поделке. – Еще картон, дерево, глина местами. – Колодец из спичек, – прошептала я с придыханием, вспоминая, как сама пыталась склеить такой, увидев в гостях у одноклассницы спичечный терем, собранный ее мамой. – Угу, – кивнул доктор. – Из спичек. – А озеро из стекла? – Угу, из стекла. – А крылья у драконов? – Угу, у дра… Ткань, натянутая на проволочный каркас. Вам правда это… – Нравится? Конечно! – Это Ангеамарр. Та книга, «Город Драконов», которую вы не могли найти, как раз об этом городе. Но я и раньше читал о нем. План нашел, когда еще учился, его восстановили по фундаментам, обнаруженным при раскопках. Надземную часть построек моделировал по уцелевшим образцам архитектуры того периода и гравюрам, так что не факт, что Ангеамарр выглядел именно так. Драконы тоже с иллюстраций. Они сжигали своих умерших, поэтому нет останков, по которым можно было бы воссоздать их реальный облик. – Они прекрасны! И все это… Когда вы успеваете? – Ну… это сделано не за один день…